Расцветающая роза

Гардероб легко растворился, и взору предстали туалеты, восхитившие бы сердце любой женщины. Пока Бьянка небрежно их перебирала, у Кэтлин перехватило дыхание. Интересно, подумалось ей, сколько же она должна тратить на одежду и может ли когда-нибудь выглядеть небрежно либо плохо одетой?

— Выбирайте, — пригласила итальянка, явно удовлетворенная восхищением, читавшимся в глазах гостьи, — у меня столько платьев, что мне их никогда не сносить, мода меняется постоянно, поэтому выбирайте что хотите. Только послушайтесь меня и берите что-нибудь белое — вы в нем восхитительны, и Паоло такого же мнения!

Словно это решало дело и вкус Паоло не подлежал критике ни при каких обстоятельствах, она извлекла вешалку с тонким одеянием; оно было не вполне белым, присутствовал легкий розоватый оттенок наряду с жемчугом и золотой нитью — род туники, наподобие ее собственного белого шелкового платья, только гораздо более изысканное, высшего класса. Оно должно было стоить по меньшей мере раз в шесть больше того, чем позволила себе Кэтлин, потратив в известном лондонском универмаге неправдоподобную для себя сумму в пятнадцать гиней. И еще ее постоянно преследовал разносившийся вокруг аромат розовых лепестков, смешанный с чем-то пряным, вроде мускуса.

Бьянка совершенно беззаботно, но не грубо и без тени снисхождения, набросила его на плечи англичанке. А затем сняла второе серебристое вечернее платье сходного фасона и тоже вручила ей.

— Возьмите и примерьте у себя, — посоветовала она, — я вам предлагаю подержать их оба пока у себя, но если остановитесь на белом, то у меня еще есть ожерелье из чудесных мелких рубинов, оно превосходно сюда подойдет, ну и конечно туфли и прочие мелочи.

— Спасибо, обуви у меня хватает, — торопливо поблагодарила ее Кэтлин, стремясь поскорее ускользнуть от сверхвеликодушной хозяйки, но Бьянка стала еще что-то искать в своих ящичках.

— Вот, — воскликнула она, — я заметила, вы не пользуетесь тушью для ресниц, а она хорошо подчеркнет вашу англосаксонскую красоту. И вот эти тени для век вам подойдут больше. — Она улыбнулась, смягчая свою критику. — Не подумайте, милочка, что я ищу в вас недостатки, просто женщина постарше всегда разбирается в подобных вещах лучше, я старше вас на несколько лет! — Она вытащила из стенного сейфа кожаный ларец. — Вот здесь те рубины, они очень ценные, так что будьте с ними поаккуратнее, а перед сном вернете мне.

— Разумеется, — едва выдохнула Кэтлин, увидев тысячи рассыпающихся искр на белоснежном бархате. — Ой, лучше бы мне их не надевать! — добавила она с тревогой.

Бьянка погладила ее плечико и легонько подтолкнула к двери.

— Не глупите, детка. Пора привыкать носить хорошие камни, а теперь отправляйтесь и примеряйте, если вам что-нибудь еще потребуется, моя горничная Франческа все предоставит. И еще будет неплохо, — не удержалась она, — если она сделает вам прическу — у вас чудные волосы, а Франческа большой мастер, на нее просто нужно Богу молиться.

— Я… спасибо, — вновь заторопилась Кэтлин, не имея желания пользоваться парикмахерскими услугами горничной Франчески, — однако ей не терпелось примерить наряды. И одновременно, из какого-то чувства протеста, ей не хотелось, чтобы их ей предлагали.

— Иди, дитя, — на прощанье помахала рукой Бьянка и улыбнулась. — Вечером мы с Паоло будем свидетелями превращения.

Позже Бьянка посетила Кэтлин в ее комнате перед выходом к гостям. Сама итальянка была в парче и драгоценностях и смотрелась по-королевски. Вошла она несколько нахмурясь, но это выражение тут же исчезло.

— Превосходно! Даже лучше, чем я ожидала. Однако надо позволить Франческе убрать вашу голову.

Она внимательно осмотрела Кэтлин, отметив про себя, как мало было наложено косметики, разве что тушь выгодно подчеркнула золотистость ее ресниц. Потом подняла глаза и нахмурилась, не видя рубинов.

— Где они? Вы должны их надеть.

— Ожерелье? — переспросила Кэтлин в надежде все же избежать этого.

— Ну разумеется! Где оно? Я требую, чтобы вы его надели, по крайней мере сегодня!

Она стала рыться и искать ожерелье и, найдя, надела девушке на шею своими белыми ручками, заметив, что замок очень прочный — специальный двойной и за сохранность рубинов можно не опасаться.

Пока они спускались по мраморной лестнице на первый этаж, она разъяснила распорядок сегодняшнего приема, названного ею «последней оказией». Гости прибудут между одиннадцатью часами и полночью, до этого они уютно поужинают втроем с братом. Граф Паоло ожидал их в салоне — Кэтлин редко доводилось видеть этого аристократа столь надменно-прекрасным в кипенно-белом смокинге, который он явно предпочитал, хотя изредка появлялся и в других, например в бархатном. Что бы он ни носил, была в его облике некая изнеженность, и когда он бывал доволен, в глазах мерцали кошачьи огоньки удовлетворения. И сегодня они замерцали вновь при виде Кэтлин, робко следовавшей за его сестрой. При свете хрустальных канделябров она выглядела юной, прекрасной и ранимой.

— А! — воскликнул он, двинувшись им навстречу и целуя ручки вначале сестре, потом Кэтлин. Ей были почти ненавистны прикосновения его чувственных губ к ее прохладной коже; она не сдержала дрожи и почти вырвала свою руку из опасения, что он задержит ее в своей. Но сегодня он лишь улыбался, потом достал что-то из кармана — это оказалась маленькая шкатулочка, а в ней рубиновый браслет. — Это вам, моя красавица, — объявил он, — именно то, что надо! — И он потянулся за ее рукой, но она отдернула ее и спрятала за спину.

— Нет, нет, — запротестовала она, — я не могу принять этого!

Брат с сестрой переглянулись и засмеялись. Потом Бьянка одобрительно воскликнула:

— Да она просто прелесть! Красивая молодая женщина, которую не увлекают драгоценности. Но послушайте, мой брат вполне искренен, говоря, что этот браслет предназначен вам. Вы должны принять его в собственность, и пусть вас не угнетает мысль о том, что он некогда принадлежал нашей родственнице — фрейлине при дворе русской императрицы Екатерины Великой. То была наша прапрапрабабка, первая графиня ди Рини. Ну а теперь вы наденете его?

Но Кэтлин никак не соглашалась и все настаивала, что никак не может надеть такую редкостную фамильную ценность; мысли ее витали вокруг своего пресловутого наследства и того, как они обманывались на этот счет. Бьянка стала проявлять нетерпение и в конце концов скомандовала:

— Ну, детка, вы ведь уже надели мои рубины, так наденьте и это. Ожерелье дополняет браслет, и наоборот. Паоло, ну-ка, помоги ей, этой стыдливице. И не опасайтесь его потерять, у него тоже двойной запор.

Невзирая на ее сопротивление, графу удалось ухватить Кэтлин за руку и надежно застегнуть браслет. Зардевшись, она смотрела, как сверкают рубины, и испытывала в то же время неловкость оттого, что с ее желаниями не посчитались. Бьянка, ласково потрепав гостью по щеке, повела их в столовую, где поначалу разговор не клеился. Паоло с восхищением взирал на англичанку, блиставшую нарядом и драгоценностями его сестры, но то ли он слишком проголодался, то ли покуда не находил нужным осыпать ее комплиментами, но он не произнес ни слова, пока не принесли второе блюдо, но и тогда позволил себе лишь прокомментировать превосходную еду. А этого, как всегда, было много, и для них троих стол был сервирован множеством серебряной посуды, цветами и фруктами. Кэтлин вспоминала свои домашние походы в лавку к зеленщику за фруктами и думала, не мерещится ли ей это все и наяву ли она пользуется таким гостеприимством в итальянском палаццо. И всякий раз, ощущая на запястье тяжесть браслета, ей думалось, избавится ли она от тягостного чувства и сможет ли найти силу воли не позволить Паоло завладеть ею.

Отужинав, они вернулись в салон, где Бьянка приготовила кофе в старинном изысканном кофейнике. Паоло вышел на балкон, Кэтлин неловко присела на гобеленовый стульчик, графиня же принялась наигрывать на большом рояле Шопена в ожидании гостей. Кэтлин не хотелось выходить на балкон к Паоло, хотя ночь была восхитительной, звезды сияли в лиловых небесах, бросая отблески на темные воды каналов, мерцали окна соседних палаццо. Это чувство возникло потому, что граф странным взглядом собственника смотрел на нее за ужином; ей было тягостно, что рано или поздно придется обнародовать правду. А притом, если они искренне ею увлечены, это привело бы к некоему замешательству, которое наверняка усугубилось бы тем, что ее наследство значило намного больше ее самой.