Ночь поющих птиц

По его молчанию по дороге домой — совсем не такому, как на пути в ресторан, — Анжела догадывалась, что все мысли Фелипе сейчас крутятся вокруг миссис Раддок и он строит планы, как лучше развлечь ее в «Каза Мартинес».

И еще ей было интересно, одобрит ли ее бабушка приглашения, которые он раздавал сегодня вечером.

У входа в дом Дон Фелипе вежливо пожелал ей спокойной ночи и приятных снов, почти рассеянно поцеловал ей руку, и, только когда Анжела почти отдернула ее, он внимательно посмотрел на девушку.

Ее освещал мягкий свет старинного светильника. В своем белом платье она казалась очень бледной от негодования. Глядя в сторону, Анжела с подчеркнутой вежливостью поблагодарила его:

— Было очень великодушно с вашей стороны уделить мне сегодня так много времени, сеньор. Это был в высшей степени занимательный вечер!

Она собиралась развернуться и уйти в дом, где в холле для нее оставили приглушенно горящий свет, но дон Фелипе удержал ее за руку.

— Быть может, ты пытаешься сообщить мне, что проведенный вечер тебе не понравился? — с удивлением спросил он.

Анжела подняла на него глаза, сверкающие холодом, как звезды в морозную ночь.

— А как вы думаете, сеньор? — мрачно ответила она. — С моей точки зрения, разве было что-нибудь, кроме самого ужина, про что я могу сказать, что мне это понравилось?

Он был потрясен:

— Но… но я думал…

— Вы думали, сеньор? Как часто вы думаете всерьез, когда дело касается меня? Я — полезное приложение к дому, раз уж вы решили отвести мне место в своем домашнем хозяйстве? Угощать меня можно мороженым, а в присутствии друзей можно обращаться ко мне косвенно, будто меня здесь и нет, и ни в коем случае не вмешивать в разговор. Я могу соглашаться или не соглашаться — если посмею, конечно! Но никаких своих мыслей у меня быть не должно, потому что даже в роли доньи Анжелы Мартинес пределы моего своеволия строго ограничены. Как вы думаете, сеньор, согласилась бы миссис Раддок играть такую роль в вашей жизни?

На минуту воцарилась полная тишина. Потом дон Фелипе запрокинул голову и громко расхохотался. Не было никаких сомнений в том, что он от души забавляется.

— Честное слово, малышка, ты можешь быть настоящей злючкой, если захочешь, а? — сказал он наконец и отпустил ее пальцы. Дон Фелипе протянул руку к ее подбородку и приподнял его, с высоты своего немалого роста он с интересом вгляделся в яростные глаза Анжелы. — У тебя есть характер, и это говорит о том, что твоя английская кровь не полностью подавила испанскую. К тому же у тебя есть определенное мнение о себе, несомненно развившееся в этой твоей швейцарской школе. Я постараюсь не забывать, что ты совсем не такая, какой кажешься на первый взгляд.

Анжела отдернула подбородок и сжала зубы. Дону Фелипе могло показаться, что она укусила бы его, если бы ей хватило смелости.

— К моей школе это не имеет никакого отношения, сеньор, — процедила девушка. — Думаю, просто от отца мне досталась семейная гордость!

— Ого! — воскликнул он, еще больше развеселившись. — Так это отцовский род виноват в протесте, да? А семья матери — семья доньи Миранды? Разве ими ты не гордишься?

— Горжусь, конечно, но это совсем другое!

— То есть ты хочешь сказать, что предпочитаешь, чтобы тебя считали англичанкой?

— Да!

Дон Фелипе смотрел на неё почти насмешливо. Пытаясь избежать взгляда его черных глаз, Анжела вдруг почувствовала себя до смешного неловко, словно нарушила все правила хорошего тона и теперь жалела об этом.

— А англичане — люди очень непокорные, не так ли?

— Я… я не особенно разбираюсь в характере английских женщин…

— Но ведь ты одна из них! И тебе нравится считать себя одной из них!

— Не понимаю, почему бы и нет, если это не обижает мою бабушку.

— А! Так, значит, ты все-таки поступаешь так, как велит тебе бабушка, так? — Дон Фелипе задумчиво поглаживал пальцами подбородок. — Ты и сегодня днем бунтовала, не правда ли? — заметил он, вспомнив ее враждебность после примерки свадебного платья. — Так твое отношение никак не связано с миссис Раддок и неожиданным вмешательством ее и ее друзей в наш ужин?

— Разумеется! — Анжела продолжала избегать взгляда Фелипе. — Тем не менее, раз уж вы упомянули ее, я хочу сказать вам, дон Фелипе: я не думаю, что мне стоит присоединяться к вашим гостям. Во-первых, до нашей свадьбы осталось не так много времени, и у меня еще много дел, а во-вторых…

— Да? — спросил он тем бархатным голосом, который так раздражал ее, потому что Анжела была почти уверена: этот тон лишь маскирует его недовольство тем, что ею вот так внезапно стало трудно управлять.

— Думаю, это будет ошибкой. Мы не одного круга.

— Ты хочешь сказать, она не принадлежит к кругу твоей бабушки?

— Не знаю… Нет, нет, дело не в этом! Абсолютно не в этом! Но я не думаю, что моя бабушка полностью одобрит это.

— Ага! Так ты подозреваешь, что между мной и миссис Раддок есть некая связь? Что мы не всегда были просто невинными друзьями?

Анжела резко развернулась, чтобы взглянуть ему в лицо. Во второй раз за вечер ее бесстрастные английские глаза метали яростные испанские искры.

— Вы называете ее Кармелитой! — воскликнула она. — Она абсолютно не похожа на Кармелиту, и все же вы называете ее этим глупым испанским именем! И потом, совершенно ясно по тому, как вы относитесь друг к другу и с какой радостью поздоровались, что ваши отношения не всегда были такими… такими…

— Неблизкими? — подсказал Фелипе.

— Да, неблизкими! — Она вызывающе встретила его взгляд, ее грудь порывисто вздымалась под тонким шелком платья, на шее пульсировала жилка. — Она вдова, вы знали ее мужа, но любой видевший вас сегодня вечером подумал бы, что настоящая привязанность существовала не между вами и ее мужем, а между вами и ею!

— Да, это уже интересно, — произнес он так, словно Анжела дала ему новую пищу для размышлений.

— И я уверена, что моя бабушка подумает про миссис Раддок то же, что… что и я.

— Более чем интересно, — прокомментировал дон Фелипе, сорвав веточку с растущего рядом куста жасмина и крутя в пальцах.

— Так что же? — требовательно произнесла Анжела, словно подчеркивая, что он понимает ее точку зрения, но, на ее взгляд, слишком несерьезно относится к делу. — Вы же прекрасно понимаете, сеньор, почему я…

— Почему же, нет, — ответил он, лениво улыбнувшись, — я не могу сказать, что я «прекрасно» понимаю. Но я понимаю, что ты выражаешь свой протест. Как бы то ни было, я могу заверить тебя, что донья Миранда вряд ли будет возражать, когда я завтра поговорю с ней насчет твоего присутствия вместе с моими друзьями в «Каза Мартинес». Может, она и не изъявит желания лично сопровождать тебя, но в доме найдется кто-нибудь для этого… несмотря на то что у меня будут и другие гости. И разумеется, очень важно, чтобы ты предложила свои варианты смены обстановки. Вполне возможно, что мы проведем там наш медовый месяц или по крайней мере его часть.

— У меня нет никаких вариантов смены обстановки, сеньор, — холодно ответила Анжела.

— Боже мой! — Его темные брови взлетели вверх. — Похоже, ты заранее невзлюбила дом. Кто-то счел бы это плохим предзнаменованием для медового месяца, о котором я только что говорил. Так или иначе, ты еще не видела ни «Каза Мартинес», ни какой-либо другой из моих домов, так что, возможно, тебя ожидает приятный сюрприз и медовый месяц все же удастся.

— Спокойной ночи, сеньор, — сказала Анжела и отвернулась.

— Спокойной ночи, малышка! И мне бы очень хотелось, чтобы ты называла меня Фелипе. Наша совместная жизнь будет довольно необычной, если ты станешь настаивать на этой официальности. Хотя я уже начинаю думать: в любом случае она все равно будет необычной.

Анжела не видела, улыбался ли он, потому что намеренно повернулась к нему спиной, направляясь к двери, и была раздражена, когда дон Фелипе счел необходимым открыть ее перед ней и оглядеть холл, прежде чем впустить спутницу внутрь.