Страница 13 из 14
Малдер, оказывается, слушает. Не сбавляя хода, он интересуется самым невинным тоном:
— А у нее, случайно, не наблюдается уменьшение числа лимфоцитов и выброс гликокортикоидов?
Что за чушь? С чего бы это? И брали ли у нес такие анализы? Где тут они об этом пишут? Вот! Что?!
— И то и другое! А как ты догадался?
— Симптомы долгого пребывания в невесомости… У нилотов «Шаттла» наблюдались те же симптомы.
Такие дела. Ну почему он всегда прав! С какой такой стати? Ведь никем не доказано, что Руби была похищена именно инопланетянами! Что же, он все факты подгоняет под эту свою теорию?! Хотя нет… Надо быть объективной… Это его теория объясняет все, даже самые дикие факты. И нрав он всегда потому, что верная теория дает возможность предсказывать события и их последствия. Да и кто еще должен доказывать истинность его предположений, кроме нас самих? Кстати, вот он только что опять это сделал — предсказав результаты анализов… Хватит, хватит, хватит! Вот дверь в палату. Приоткрыта. Входим.
Руби лежит на кровати в центре большой палаты — лучшей, наверное, в этом госпитале. Не иначе шериф расстарался, принося таким образом своп извинения. Выглядит довольно изможденной, но все же не такой мертвенно-бледной, как вчера ночью. Она явно идет на поправку. Да н показания приборов обнадеживают. Девушка лежит, прикрыв веки. Может быть, дремлет от слабости, по явно не спит.
Со стула у кровати встает Кевин, узнав гостей. Делает шаг навстречу, но молчит.
Подходим к кровати.
— Привет.
Открывает глаза, обведенные синими кругами. Удивленно смотрит на нас.
— Привет, Руби.
— Кто вы? — голос звучит уверенно.
— Мы из ФБР. Я — специальный агент Дэйна Скалли. А это — Фокс Малдер.
— Мама говорила, что вы можете зайти…
Интересно, что успела рассказать ей Дарлен?
Неловкая пауза. Мы не знаем, что сказать. Она не знает, зачем мы пришли.
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо.
Банальный, ни к чему не обязывающий ответ.
Разумеется, Малдер эту банальность долго терпеть не может.
— Где ты была, Руби?
Вот теперь уже пауза осмысленна. Руби явно помнит где. Ей не хочется вспоминать, но она прекрасно помнит. И еще меньше ей хочется об этом рассказывать. Тем более первому встречному. С какой стати? Девушка беспомощно обводит глазами палату, встречается глазами с братом, ища у него поддержки. А тот неожиданно вступается за Малдера.
— Ему можно, Руби. Он все знает. Такая рекомендация значит в глазах Руби очень много. Да и в моих глазах. Неужели правда, о чем они говорили? Сейчас все прояснится. ..
Py6и, тем не менее, все еще сомневается. Но уже не в Малдере. Просто она вообще никому ничего не хочет говорить о своем кошмаре.
— Я не должна рассказывать… Они запретили.
— Кто тебе запретил?
Лишь бы ответила на любой, на какой угодно из вопросов Малдера. А дальше он вытянет, выпытает, уговорит, поможет, узнает своими иезуитскими методами… Только один ответ!
— Кто тебе запретил?
Руби, кажется, решается. Смотрит Малдеру прямо в глаза, набирает побольше воздуха…
Из-за спины резкий голос. Фраза — как удар кнута. Таким ласковым приказом могут быть лишь слова матери.
— Дорогая! Не хочешь — не говори! Оборачиваемся. Дарлен стоит у двери, уперев руки в бока, готовая принять бой против хоть всего Федерального Бюро.
Малдер и тут поступает против ее ожиданий. Не спорит, не возражает. Делает шаг навстречу и мягко соглашается:
— Вы правы. Подождем, пока Руби понравится.
Не исключено, что Малдер говорит и делает это в основном для Кевина и Руби, которые теперь слегка удивленно смотрят cmv в сипну. А он доверительно произносит, проходя мимо Дарлен:
— Можно с вами поговорить?
И выходит в коридор.
Естественно, Дарлен через минуту следует за нами. Все еще в боевой стойке — никак не может понять, что сражаться с ней больше никто не будет. Или я ошибаюсь, и материнские инстинкты ее не обманывают?
— Я полагаю, всем нам стоит забыть о случившемся! Аминь. Руби и так натерпелась…
Малдер предпринимает после/иною отчаянную попытку наладить контакт с этой женщиной:
— Я понимаю, сейчас Руби тяжело говорить. Но, может, через пару дней, через пару недель, месяцев…
— Я не хочу, чтобы она общалась с вами — или с кем-то еще!
— Наоборот, ее надо заставить раскрыться, снять с себя этот груз… Это очень важно, поверьте!
Самое интересное, что на этот раз он прав…
— Важно для кого? — а вот это — не в бровь, а в глаз! — Я обрела блудную дочь — и я ничего больше не хочу. К тому же она ничего не помнит…
Все ясно. Говорить с ней теперь совершенно бесполезно. И для Малдера, если он хочет хоть что-то еще узнать от Руби и Кевина, существует отныне только одна возможность: уйти тихо, красиво, не хлопнув дверью, оставив теоретическую возможность вернуться. Не вечно же Дарлен будет безраздельно управлять детьми…
— Но ведь она вспомнит… Когда-нибудь, рано или поздно, может, даже во сне…
Малдер говорит и говорит. Плавно, убедительно, заботливо. Так, глядишь, он ее загипнотизирует. Враждебность, во всяком случае, уже исчезла.
— И тогда ей захочется рассказать кому-нибудь, захочется поделиться с кем-то…
— Послушайте, я однажды поделилась… А потом надо мной смеялись всю мою жизнь… Пуганая ворона…
— Но вы же сказали правду, Дарлен. Еще немного, и она расплачется ему в плечо, а он будет ласково поглаживать ее по головке, утешая.
— От этой правды были одни только беды. Я хочу уберечь от них свою дочь.
— С Руби все будет иначе.
А вот это Малдер сказал зря. Дарлен мгновенно представила — по итогам вчерашнего утра — как это «иначе» может быть с Pv6n — и тут же смахнула с себя все наваждение беседы. Вновь перед нами львица, защищающая своего детеныша.
— Для меня все предельно ясно! Она пропадала этот месяц с рокерами — на заднем сиденье «Харлей Дэвидсона»! Вот и все. Получили! Малдер понимает, что проиграл.
— И Кевину вы тоже подбросите эту историю?
И попал.
Дарлен мнется. Поджимает и кусает губу в задумчивом раздражении. Сказать ей совершенно нечего. Злится. Уже готова сорваться и накричать. И потому решает немедленно проститься.
— Извините… — это вместо «спасибо» и «прощайте».
И уходит в палату.
Мы смотрим на неплотно прикрытую дверь. Ничего не скажешь, поговорили.
Ну и ладно. Все равно собирались уезжать…
А дверь палаты вдруг приотворяется, и в проеме появляется Кевин. Он смотрит нам, мне и Малдеру, вслед очень недетским, всепонимающим и прощающим взглядом. Взглядом, в котором очень много нужных Малдеру ответов. Но еще больше в нем вопросов, гораздо больше. Гораздо больше, чем у Малдера.
Пора на самолет…
Штаб-квартира ФБР
Вашингтон, округ Колумбия
8 октября 1992 19:23
Неизвестно еще, что было тяжелее — гонять с Малдером но ночному лесу на берегах Окабоджи или же сочинять отчет о проделанной работе для Скотта Блевинса. Разумеется, он узнал лишь официальную версию, которую так любезно подкинула Дарлен Моррис, — про «Харлей Дэвпдсоны». Не преминула я расписать и заслуги Малдера в раскрытии убийства Рэпдалла. Блевинс вроде бы успокоился… Пока… И снова, ненадолго, отложено закрытие отдела «Секретные материалы», о чем все чаще заговаривает начальство, и еще немного лучше — в смысле терпимее — стало мнение этого самого начальства о Малдере. Все так… Теперь самое время дать ответ себе самой. Что ты на самом деле думаешь?
Пока что, если говорить честно, вопросов гораздо больше, чем ответов. Но и это yже неплохо я хоть смогла уже эти вопросы задать. А значит, рано или поздно получу них ответы. Надеюсь… Только вот те ли это вопросы?
Странные шутки вытворяет с нами жизнь Может ли охотник подружиться с тем самым фазаном, который где-то сидит и так хочется узнать, где именно? Можно ли, наблюдая из засады, пытаясь понять привычки н причуды жертвы, дойти до такого идиотизма, чтобы в решающий момент опустить ружье? Папа, ты не учил меня этому! Мне было так хорошо и спокойно в созданном тобою мире. Там все было так понятно. Где союзник, где враг, что такое честь воина. Я все это знала до тех самых нор, пока в подвальном захламленном помещении мы не встретились с тобой, Фокс Малдер. Я не понимаю тебя. Вот что не дает мне спать, а вовсе не муки за написанные доносы. Там я всегда стараюсь выгородить тебя, соврать, на бумаге оно легче выходит… Смелое заявление… Ну хорошо, чуть исказить факты. Черт подери эти отчеты и черт подери тебя, Фокс Уильям Малдер! Как можно спокойно и приветливо улыбаться и говорить «пошли работать» именно тогда, когда я лично наплевала бы себе в рожу? Встать перед зеркалом и попробовать, что ли? Ох, что-то плохо у меня сегодня с мозгами… Я сразу учуяла в тебе человека нашего круга. Такие, как мы, попадаются в самых неожиданных местах. Мы занимаем разные должности, мы живем разной жизнью, наверное, мы можем даже стирать носки н сорочки любимому человеку (или но крайней мере сделать такую попытку), но все равно мы посвящены в одну из тайн жизни — как те бессмертные из дешевого сериала. Нас не так уж мало, но мы редко сходимся вместе. И поэтому понимаем друг друга лишь в ту критическую минуту, когда, разделенные разными языками, смешанными каким-то паникером, встаем каждый у своей бойницы на стенах осажденного Вавилона.