Всему вопреки

Эта женщина могла позволить себе любить Джеймса на свой легкомысленный французский манер, но вот любить его имущество она была готова с истинно английским постоянством. Санта всегда знала, что Джеймс богат, теперь же она убедилась воочию, что богат он просто сказочно, и такое богатство может послужить отличным фоном для ее красоты.

Джеймс колдовал над аперитивами для гостей и, как заметила Кэрол, наблюдал за Сантой с хмурым и недовольным видом. Когда Арман, Марти и Кэрол занялись беседой, Джеймс и Санта встали возле открытого окна.

Санта не отрывала от Джеймса своих огромных темных глаз и что-то очень тихо говорила ему. Через несколько минут они вместе вышли на террасу, и Кэрол, рассеянно слушая рассказ графа о предстоящей экспедиции, не могла не отметить, как красиво смотрится эта пара.

Марти, неожиданно напустив на себя озабоченный вид, сказала, что ей совершенно необходимо присмотреть за приготовлением ленча, и, куда-то упорхнула. Кэрол и граф остались вдвоем. Граф устремил на нее взгляд, полный дружеской теплоты и какой-то надежды, чем несколько смутил девушку.

— Мадмуазель, — начал он, но, решив, что это прозвучало слишком уж официально, на мгновение замолчал. — Кэрол... — он произнес ее имя с какой-то особенной нежностью, — я надеюсь, мои розы не обидели вас.

— Ну что вы, граф, — поспешно ответила Кэрол, вспомнив, что до сих пор не поблагодарила графа за его прекрасные цветы. — Это было так любезно с вашей стороны.

— Вы так напоминаете мне белую розу, что никаких других цветов я прислать просто не мог.

В голосе графа звучала неподдельная нежность.

Кэрол смутилась; сейчас ей больше всего хотелось, чтобы вернулась Марти. Ей показалось, что граф находится в каком-то заблуждении относительно чего-то очень для себя важного.

Он подступил к девушке еще ближе и посмотрел ей в глаза пылким и долгим взглядом.

— В тот вечер, когда мы встретились с вами, у меня было такое чувство, словно я неожиданно нашел бесценное сокровище. Во мне все пело! Вы знаете, что я почти половину жизни провел, странствуя по свету в поисках сокровищ, но наша встреча затмила собой все, уже найденное мною, и все, что меня еще ждет. Мне показалось, что мы с вами говорим на одном языке, я потерял ощущение того, что я француз, а вы англичанка, — сказал граф с самой нежной и обворожительной улыбкой.

Кэрол совсем растерялась, поэтому ответила то, что первым пришло ей в голову.

— Боюсь, что мой французский язык вовсе не так хорош, как ваш английский, монсеньор граф. Вы говорите по-английски совершенно безупречно.

Он нахмурился.

— Это совсем не то, что я хотел сказать. Даже если бы вы родились в Китае, а я был бы зулусом; даже если бы мы оба были глухонемыми, мы все равно не испытывали бы никаких затруднений в общении друг с другом. Я инстинктивно почувствовал огромную общность наших взглядов и интересов. Вот, что позволяет нам прекрасно понимать и чувствовать друг друга... всегда. И, пожалуйста, умоляю вас, не называйте меня «монсеньор граф». Для вас я Арман! И, надеюсь, вы разрешите мне называть вас просто Кэрол.

— Конечно, — прошептала девушка.

— В таком случае, Кэрол, — сказал граф, нежно положив ей руку на плечо, — скажите, ведь ваша помолвка. Этот фарс, который разыгрываете вы и Джеймс Пенталон. Я могу понять причины происходящего, хоть и не одобряю их. Ведь это не может продолжаться долго? Марти не знает, когда закончится ваша комедия, но я должен знать!

— Марти?.. — Кэрол едва не задохнулась от изумления. — Уж не хотите ли вы сказать, что Марти поделилась с вами секретами своего брата?

Граф молча и очень серьезно кивнул.

— Перед самым вашим отъездом из Парижа Марти позвонила мне. Она объяснила все происходящее, чем, надо сказать, немало меня поразила, и передала мне свое приглашение в Ферн Эбби, которое и позволило мне приехать сюда. Без уверенности в том, что я не причиню вам вреда, я ни за что не позволил бы Санте приехать вместе со мной. Я разрешил ей сопровождать меня только после того, как понял, что вы не можете больше продолжать разыгрывать из себя невесту Джеймса! Это просто несправедливо и нечестно по отношению к вам, по отношению к Санте и по отношению ко мне!

— Нечестно, по отношению к вам? — удивленно повторила Кэрол.

Она просто поверить не могла, что никто иной, как Марти выдала тайну своего собственного брата.

— Вам это кажется странным? — В голосе графа отчетливо слышался упрек; упрек был и в его взгляде, — Разве я не сказал вам, что вечер нашей первой встречи стал для меня самым большим праздником. Я так надеялся, что и вас он не оставил равнодушной!

Кэрол отодвинулась от графа и принялась перебирать лежавшие перед ней журналы. Она брала наугад один, но, едва раскрыв, рассеянно откладывала и сразу же брала другой. Девушка была удивлена и растрогана словами графа.

— Монсеньор граф...

— Арман! — настоятельно потребовал тот.

— Не знаю, что говорила вам Марти, но в настоящий момент... в настоящий момент я помолвлена с Джеймсом! — она взглянула на него. Лицо графа было расстроенным и хмурым, брови сдвинулись, и Кэрол почувствовала, как вязнет в какой-то трясине. — Отрицать, что это — фальшивая помолвка, было бы неправдой...

Граф издал возглас радости, и Кэрол поняла, что сказала совсем не то.

— Тогда я снова могу дышать! Ваш договор с Джеймсом должен быть немедленно расторгнут!

Девушка отрицательно покачала головой.

— Это совсем не так просто, как кажется, — принялась объяснять она. — Здешняя прислуга, старый викарий и еще многие другие верят, что я настоящая невеста Джеймса. Мы не можем вот так просто взять и объявить на весь Ферн, что это неправда. В Париже все было иначе. Там Джеймс хотел... хотел лишь ввести в заблуждение...

— Санту, — закончил за нее граф.

В тоне его голоса звучало явное презрение к такому поступку Джеймса.

— Мадам Сент-Клер сама спровоцировала его на это, — с неожиданной теплотой в голосе заметила Кэрол. — Джеймс никак не мог расстаться с ней, а она всеми силами хотела заставить его на ней жениться. Марти меня очень просила, и я согласилась пойти на этот обман, чтобы никому не было больно.

— За исключением Санты и меня, — заметил граф, невесело улыбнувшись. — И еще вас самой! — добавил он.

— Нет, мне он почти не причинил боли.

На лице графа появилось выражение крайнего изумления.

— Я отказываюсь понимать вас, Кэрол, — сказал он. — Просто невозможно поверить в то, что англичанка, такая девушка, как вы, позволила использовать себя в подобном качестве. Санта вовсе не тащила Джеймса под венец, но ожидать, что он на ней женится, она была вправе. На протяжении многих месяцев Джеймс уделял ей очень много внимания, и его совершенно не смущал тот факт, что она вдова. Просто Джеймс относится к той категории людей, для которых вся жизнь — игра, и в этой своей игре они не желают считаться ни с кем и ни с чем. Они могут позволить себе растоптать чьи угодно чувства только потому, что богаты, родовиты, имеют массу высокопоставленных друзей... Джеймс, что бы вы там ни говорили, в буквальном смысле слова растоптал ваши чувства и чувства мадам Сент-Клер.

— Мне кажется, вы забываете, что он хозяин дома, где вам оказано гостеприимство, — укоризненно заметила Кэрол, хотя в последние дни ей приходили те же мысли, и в душе она полностью разделяла мнение графа.

Граф печально покачал головой.

— Моя дорогая, — тихо сказал он, — я ничего не забыл. И не в моих привычках выказывать неуважение к хозяину дома. Но Джеймс ведь не очень обрадовался моему приезду, так что в избытке гостеприимства его не упрекнешь... Да и приехал я вовсе не ради него, а ради вас! — Он снова подошел к девушке и взял ее руки в свои. — Кэрол, Джеймс — это очаровательный молодой человек, для которого любовь — не более, чем развлечение, а напор и поспешность Санты, в желании выйти за него замуж, объясняются только тем, что он причиняет ей боль, а она не хочет ему этого позволить. Все наши парижские друзья, включая сэра Дарела и леди Брем, уже давно ждали объявления о помолвке Джеймса и Санты. Это было нечто само собой разумеющееся, и, когда вместо этого было объявлено о вашей помолвке, по парижскому свету пронесся целый шквал слухов и домыслов. Если быть честным до конца, то ваша помолвка поразила абсолютно всех.