Страница 66 из 75
Первое появление ушкуйников в золотоордынских пределах относится к 1360 г., когда они взяли находившийся на левом берегу Камы город Джукетау (Жукотин). [1008]Скорее всего, они спустились по Вятке в Каму и, взяв город, вернулись назад. Второй поход состоялся в 1366 г., когда на 150 ушкуях новгородцы спустились по Волге до Нижнего, а ограбив его, ушли на Каму «и поидоша до Булгар тако же творяще и воююще». [1009]В летописях нет четких сообщений о том, удалось ли на этот раз захватить какой-либо из золотоордынских городов. В 1374 г. 90 ушкуев, пройдя по Вятке в Каму, а затем на Волгу, приступили к городу Булгару, жители которого избавились от разорения выкупом. После этого 40 ушкуев вернулись на север, а 50 пошли «на низ к Сараю». [1010]Удалось ли им дойти до него, летопись не сообщает. В следующем году около 2 тыс. ушкуйников после ограбления Костромы и Нижнего спустились [213] на Каму, затем вернулись на Волгу и продали пленных в Булгаре. Отсюда они двинулись к Сараю, «гости христианьскыя грабячи, а бесермены бьючи». Им удалось благополучно пройти всю территорию Золотой Орды с севера на юг до Хаджитархана, где местный князь с помощью хитрости перебил их. [1011]Последний поход ушкуйников относится к 1391 г., когда новгородцы с устюжанами спустились по Вятке в Каму, где взяли Джукетау, а затем, выйдя на Волгу, и Казань. [1012]С награбленным добром они благополучно «поидоша прочь». Однако времена «великой замятни» прошли, и Тохтамыш не оставил без внимания это нападение, о чём упоминалось выше. В целом же походы ушкуйников не сыграли и не могли сыграть сколько-нибудь заметной роли в борьбе Руси против ордынского ига. И не только потому, что это были эпизодические нападения, совершаемые небольшими силами. И не только потому, что они разоряли и свои собственные, русские, города. Но в основном потому, что их действия были направлены против мирного городского и сельского населения, а также против русского и золотоордынского купечества. Последний же поход ушкуйников обернулся тяжестью нового опустошительного золотоордынского нашествия на русские земли, не принеся сколько-нибудь заметной выгоды его участникам, а лишь подтвердив безрезультатность и прямой вред подобных действий, не имеющих политической основы и ведущихся вразрез с общерусской линией, проводником которой окончательно был признан московский князь. Однако глубокое и неоднократное проникновение ушкуйников на территорию Золотой Орды явилось своеобразным барометром, свидетельствующим о далеко зашедшем внутреннем кризисе государства. Несомненно, что этот показатель учитывался при определении генеральной политической линии великого князя в отношениях с Золотой Ордой.
В 70‑е годы XIV в. летописи фиксируют несколько значительных походов русских княжеских войск на территорию Золотой Орды. Поход 1370 г. на болгарского князя Хасана (Осана) был вызван просьбой Мамая, который явно не мог своими силами расправиться с вышедшим из подчинения феодалом. Основной костяк в данном случае составили войска князя Дмитрия Константиновича под командованием его брата Бориса и сына Василия. Вместе с ними в походе участвовал «посол царев именем Ачихожа». [1013]Отправной точкой ратников, скорее всего, был Нижний Новгород, откуда объединенное войско двинулось к Булгару. Успешно выполнив поставленную задачу, ратники возвратились домой. В связи с этим походом нужно отметить, что в XIII в. русские войска также привлекались ханами для участия в совместных операциях (например, поход на Дедяков). Однако в тот период это было следствием полного вассального подчинения русских князей Золотой Орде, одной из форм утверждения и существования политического и экономического ига завоевателей. Что же касается участия [214] русских в походе 1370 г., то здесь их силы играли не вспомогательную, а решающую роль. И обращение Мамая за содействием к русским князьям уже не является свидетельством их полного вассалитета, а отражает шаткость положения самого временщика, вынужденного постоянно держать наготове собственную армию для борьбы с сарайскими ханами.
В отличие от ушкуйников русские князья никогда не рассматривали золотоордынскую территорию в качестве потенциального объекта для грабежа и наживы. Княжеские рати появлялись здесь только в случаях крайней необходимости и всегда для ответных акций, вызываемых нападениями на русские владения. Один из таких походов был проведен зимой 1377 г. в ответ на августовский разгром русских полков на Пьяне. Летописи не позволяют обрисовать точный маршрут этого похода, сообщая лишь о его суммарном результате, который сводился к разгрому всей мордовской земли. [1014]На основании таких скупых данных можно считать, что военные действия охватили значительный район юго-западнее Пьяны в бассейне рек Алатыря и Мокши.
Несколько раньше, в марте 1377 г., Дмитрий Иванович снарядил большое войско к Булгару. Судя по совершенно особым результатам похода (в Булгаре остались русские чиновники — даруга и таможенник), он был вызван какими-то действиями местных властей, направленными против русского купечества и свободы торговли по Волге. [1015]Зимнее время позволяет утверждать, что маршрут войска проходил от Нижнего до конечной цели по льду Волги.
Один из наиболее значительных по результатам русских походов был проведен в Закамье в 1399 г. Непосредственным поводом к нему послужило участие владевшего Булгаром царевича Ентяка во взятии Нижнего Новгорода. В ответ на это великий князь снарядил «силу многу» под командованием своего брата Юрия Дмитриевича. За три месяца боевых действий войско взяло города Булгар, Джукетау, Казань, Кременчук и опустошило сельскую округу («всю землю их повоева»). [1016]Время для похода было выбрано очень удачно, о чём свидетельствует и длительность пребывания русских войск в столь значительном отдалении от собственной территории. Развал золотоордынского государства зашел так далеко, что даже за три месяца оно не смогло организовать сколько-нибудь серьезного отпора, и русские войска беспрепятственно вернулись домой с богатой добычей.
Летописные материалы с достаточной полнотой позволяют осветить военно-географический аспект отношений Золотой Орды с Северо-Восточной Русью. Значительно меньше сведений содержат источники по тому же вопросу в отношении западных соседей Золотой Орды. Однако дело здесь не столько в скудности сохранившихся фактов, сколько в заметном изменении внешнеполитических и военных интересов Золотой Орды [215] в XIV в. Основными направлениями военной активности государства в этом столетии являлись Иран и русский северо-восток. Действия против Литвы, Польши и Венгрии в XIV в. не составляли стержня внешней политики сарайских ханов и носили эпизодический характер. При этом, однако, все европейские государства вынуждены были постоянно помнить о сильном соседе и строить свою политику с учетом его существования. Так, в 1337 г. под Люблином появились объединенные русско-золотоордынские войска. [1017]А несколько позднее Узбек направил в Польшу 40-тысячную армию, которая была разбита на Висле. [1018]Однако в период «великой замятни» ситуация на западных рубежах сложилась не в пользу Золотой Орды, и она потерпела здесь ряд крупных поражений, повлекших за собой потерю значительных территорий к западу от Днепра. Основной удар был нанесен Ольгердом в битве при р. Синие Воды (среднее течение Южного Буга) в 1363 г. [1019]Отсюда литовские войска продвинулись на юг, в низовья Днепра вплоть до Белобережья. [1020]Еще одно столкновение литовской армии с золотоордынской отмечено под 1374 г. Со стороны Золотой Орды в нём принял участие один из феодалов, улус которого сохранился на западной окраине государства. [1021]Однако точно локализовать этот поход не удается из-за отсутствия каких-либо географических ориентиров.
1008
Там же, стб. 69.
1009
Там же, стб. 81.
1010
Там же, стб. 106.
1011
Там же, стб. 113–114.
1012
Там же, стб. 160–161.
1013
Там же, стб. 92.
1014
Там же, стб. 120.
1015
Там же, стб. 116.
1016
ПСРЛ, т. 25, с. 225–226, 229.
1017
Пашуто В. Т.Образование Литовского государства. М., 1959, с. 391.
1018
Там же.
1019
Флоря Б. Н.Литва и Русь перед битвой на Куликовом поле. — В кн.: Куликовская битва, с. 149–150.
1020
ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 75.
1021
Флоря Б. Н.Указ. соч., с. 153–154, примеч. 39.