Страница 80 из 95
Он уже прощался с Мадленой, торопясь вернуться на свой пост, когда заметил выходившего вместе с Филиппом человека, и что-то непонятное, необъяснимое вновь кольнуло в груди при виде как всегда преуспевающего мэтра Грие…
Отстраненный кивок в сторону торговца, как и вопрос, не вызвали удивления у Мадлены. Естественно, что мужчины были знакомы, не говоря уж о том, что когда-то именно Ожье благополучно доставил в безопасное убежище замученного инквизиторами мальчика, ставшего ей приемным сыном, и ее непутевого деверя.
- Как говорится, - задумчиво заметила в ответ женщина, краем глаза вдруг отмечая, что Грие несвойственным ему нервным жестом тщательно расправляет рукава дорогущего кота, не переставая слушать ее мужа - уж если Бог кому помогает, то и потом не оставляет, а помогает Он тем, кто помогает себе сам! Со всем наследством, уже сейчас Ожье полТулузы скупить может, но большие деньги это большие заботы… Может он и прав, что решил с семьей переехать, куда повыгоднее. Да и сам знаешь какой у нас край, под Богом ходим… Хотя, где сейчас спокойно! Фесс…
Фейран что-то рассеяно отвечал ей уже у ворот, в дальнем уголке души все же привычно подосадовав на то, что им с Айсеном не удалось вернуться домой, к своей обычной установившейся жизни так скоро, как планировали.
Однако отвернуться от затравленного, загнанного как зверя юноши было бы оказывается даже не подлостью, а попросту убийством. Хорошо, конечно, что у Равиля есть настоящая семья, которая только рада будет о нем позаботиться, но как врач у постели больного, хаджи Фейран тоже не может с легким сердцем оставить свой пост хотя бы до тех пор, пока Равиль не придет в относительно безопасное и стабильное состояние, чтобы добросовестно передать его на чужие руки.
Тем более что разговор в этом ключе с Айсеном, мужчина даже не пробовал представлять. Настоящее солнце светит любому, кто на него взглянет, и если его синеглазый ангел хочет кому-то помочь, то Фейран будет только счастлив, если все получится!
Зато мэтр Грие, по-видимому, отнюдь не торопился вспомнить о жестоко использованном им с Ташем, перемолотом в жерновах корысти и низости мальчике, судя по всему решив для себя, что раз нашлось кому подобрать парня, - то с господина купца и спрос невелик…
Идя неприметными проулками к их временному пристанищу, мужчина мог только качать головой: про то, что сам он не подарок и наворотил такого, что еле расхлебали сообща, - объяснять и повторять не надо было. Пожалуй, только такое чистое сердце, как у Айсена и способно еще его любить… Без пафоса, безоглядно, преданно, открывая для обоих истинный смысл существования.
Но даже в самые безумные свои приступы ревности, Фейран не мог помыслить, допустить, что кто-то снова причинит его мальчику боль! Да, логика в том была весьма своеобразной и изощренной: с толикой наслаждения, от которой бесполезно отказываться, смотреть на слезы отчаяния любимого, но сунься тот же Грие чуть ближе тогда, и даже сам Магнус - в горло бы впился, чтобы захлебнуться теплой кровью негодяя, посмевшего причинить зло юноше! Так что… О нет, ревнует не тот, кто любит, ревнует тот, кто боится, что не любят его!
Однако ревность - это та же страсть, а всякая страсть - неистово кипит, как забытое ведьмой на огне варево. Зная норов торговца, тем более нужно было ожидать извержения Везувия…
А между тем, мэтр Ожье безмятежно хлопотал о делах, перевозил разросшуюся семью в Марсель, и даже обменявшись взглядами с тем, кто на его же глазах пытался зашить искромсанные руки беззвучно, но истово повторявшего его имя мальчишки, - только вежливо кивнул, здороваясь… И Фейран окончательно отбросил от себя тот слабый зародыш мысли, рассказать Грие о нынешнем состоянии Равиля и просить помочь.
Еще не известно, что было бы лучше для самого Равиля - новое потрясение, которое он не смог бы перенести просто физически, неизбежное разочарование потом, или… А что или?!
«Мы взрослые люди, в конце концов!» - Фейран резко развернулся в прямо противоположную сторону. Итог может остаться между ними, но разговор с Грие состоится, или он не лекарь, да и свои годы прожил напрасно!
***
Страшно и странно, парадоксально но факт - юноша, несмотря ни на что всегда отчаянно боровшийся за каждый день, за каждый вздох, тогда, когда судьба его наконец вроде бы обернулась к лучшему, давая шанс на нормальную жизнь, оказался доведен до того, что захотел умереть… Только совсем не боль и насилие его сломали! Как ни ужасно это звучит, но их в прошлом Равиля было достаточно, чтобы привыкнуть и приспособится.
Однако раньше никогда и никто не касался его сердца, а сейчас, когда мальчик рискнул довериться и приоткрыть душу, - она оказалась подло растоптана, и именно это продолжало убивать его дальше наравне с травмой и болезнью!
По всей видимости, оба мужчины мыслили примерно в одном направлении, поэтому Фейрану не пришлось идти долго, и Ожье нагонял его сам. Правда, один из них постепенно все больше замедлял шаг, а потом и вовсе замер, словно наткнувшись на нечто невидимое, и отвел взгляд от лекаря в сторону, пряча глаза. Изумленный манерой, совершенно не свойственной самоуверенному подчас до бесцеремонности торговцу, Фейран сделал за него несколько оставшихся шагов, и с каждым из них замечал то, что опровергало его поспешные выводы о спокойном благополучии Грие.
Нет, в светлой гриве не прибавилось скорбной седины, а горе не согнуло мощные плечи. Просто внезапно как-то резче проступили все линии, сделав острее рубленые черты, а по верху легло плотное душное покрывало теней. Когда же Ожье все же нашел в себе силы посмотреть в лицо тому, кто принял последний вздох его рыжего лисеныша, то Фейран, хотя не мог знать его мыслей, - едва не отшатнулся. Глаза мужчины были как поддернутое инеем пепелище, и у ресниц тихо звенели невидимые льдинки, как застывшие от ледяного ветра слезы…
- Какое-то дело ко мне? - осторожно и несколько холодно поинтересовался Фейран, вместо накипевшей в груди бури негодования.
Мало ли, может у Грие дорогая жена внебрачного ребенка ждет или с законными детьми какая беда приключилась, и лекарь понадобился… Всякое бывает, и не угадаешь, что за забота подкараулила мэтра, а он тут носится с любовью какого-то умирающего пацана, на которого торговцу чихать было с высокой колокольни.
- Да… - тихо откликнулся Ожье. Голос дрогнул, вовсе ввергая Фейрана в ступор от удивления: что могло такого рокового приключиться с человеком, который на растерзанного мерзавцем мальчика посмотрел, развернулся и ушел?!
- Да! - как прежде решительно заявил Грие, все-таки справившись с собой. - Я хотел спросить, где похоронен Равиль!
После этого ошеломительного сообщения Фейран только краем сознания отметил, что до сих пор он удивлялся происходящему как-то не всерьез, и только теперь может судить, что значит это слово. Он был настолько поражен вопросом торговца, что со всей злости ляпнул первое, что пришло в голову, умудрившись сделать ударение сразу на всех словах:
- Слава богу, нам его хоронить не пришлось! -
Однако, после долгой паузы, Ожье только скрипнул зубами, тяжело глядя на опомнившегося и понемногу начинающего складывать два и два врачевателя:
- Понимаю… родственники… - и вдруг совсем неуверенно и даже где-то застенчиво, умоляюще и робко прозвучало, - А они ничего не говорили где? Ведь не может же, чтоб в Италию повезли…
- Да кого повезли?! - Фейран окончательно впал в прострацию от неожиданности. - Какая Италия?! Равиль жив, в доме Жермена, Луциатто при нем, а состояние такое что его трогать нельзя, а не то что везти!
То, что произошло с Ожье дальше, - можно описать лишь избитым сравнением «удар молнии»: на какой-то момент мужчина замер, более всего напоминая статую из белоснежного мрамора… А потом рванул за плечи опешившего врачевателя так, точно хотел вытрясти из бренного тела бессмертную душу: