Страница 72 из 77
Не верю!
Я видел вас всех. Дворников и президентов, бандитов и ментов. Видел, как матери избивают сыновей, а отцы насилуют дочерей. Видел, как сыновья выгоняют матерей из дома, а дочери подсыпают отцам мышьяк. Видел, как, едва закрывая за гостями дверь, не прекращающий улыбаться муж бьет по лицу беременную жену. Видел, как, закрывая дверь за пьяненьким мужем, выбежавшим в магазин за добавкой, жена обнимает и жадно целует его лучшего друга. Это очень просто – видеть. Надо лишь уметь смотреть. Потому нас и учат раньше, чем учить смотреть сквозь сумрак, – нас учат не смотреть.
Но мы все равно смотрим.
Они слабые, они мало живут, они всего боятся. Их нельзя презирать и преступно ненавидеть. Их можно только любить, жалеть и оберегать. Это наша работа и долг. Мы – Дозор.
Не верю!
Никого не заставишь совершить подлость. В грязь нельзя столкнуть, в грязь ступают лишь сами. Какой бы ни была жизнь вокруг, оправданий нет и не предвидится. Но оправдания ищут и находят. Всех людей так учили, и все они оказались прилежными учениками.
А мы, наверное, лишь лучшие из лучших.
Да, наверное, да, конечно, были, есть и будут те, кто не стал Иным, но ухитрился остаться Человеком. Вот только их мало, так мало. А может быть, просто мы боимся посмотреть на них пристальнее? Боимся увидеть то, что может открыться?
– Ради вас – жить? – спросил я. Лес молчал, он был заранее согласен с любыми моими словами.
Почему мы должны жертвовать всем? Собой и теми, кого любим?
Ради тех, кто никогда не узнает и никогда не оценит?
А если даже узнает, единственное, что мы заслужим, – удивленное покачивание головы и возглас: «Лохи!»
Может быть, стоит однажды показать человечеству, что это такое – Иные? Что может один-единственный Иной, не скованный Договором и вырвавшийся из-под контроля Дозоров?
Я даже улыбнулся, представив себе всю картину. Картину в общем, а не себя в ней: меня-то остановят быстро. Как любого Великого Мага или Великую Волшебницу, что решат нарушить Договор и откроют перед миром мир Иных.
То-то будет шума!
Никакие инопланетяне, высадившиеся в Кремле и Белом доме одновременно, такого не натворят.
Нет, конечно.
Не мой это путь.
И в первую очередь потому что не нужна мне власть над миром или всеобщий переполох.
Я одного хочу: чтобы женщину, которую люблю, не заставляли жертвовать собой. Потому что путь Великих – это именно жертва. Те чудовищные силы, которые они обретают, меняют их без остатка.
Мы все – не совсем люди. Но мы хотя бы помним, что были людьми. И можем еще радоваться и грустить, любить и ненавидеть. Великие маги и волшебницы уходят за пределы человеческих эмоций. Наверное, они испытывают какие-то свои, вот только нам их не понять. Даже Гесер, маг вне классификации, не Великий. Ольга так и не смогла стать Великой.
Что-то они напортачили. Не вытянули грандиозную операцию по борьбе с Тьмой.
И теперь готовы кинуть в прорыв новую кандидатку.
Ради людей, которым плевать на Свет и Тьму.
Ее прогоняют по всем кругам, что положено пройти Иному. Ее уже подняли до третьей ступени по силе, теперь подтягивают вслед сознание. В очень-очень быстром темпе.
Наверняка в этой бешеной гонке к неведомой цели есть место и мне. Гесер использует все, что только подворачивается под руку, включая меня. Что бы я ни делал – охотился на вампиров, гонялся за Дикарем, в облике Ольги общался со Светой, – все это играло лишь на шефа.
Что бы я ни сделал сейчас – это тоже предусмотрено наверняка.
Единственная надежда, что даже Гесеру не дано предугадать все.
Что я найду тот единственный поступок, который сломает его план. Великий план сил Света.
И при этом не принесет Зла. Потому что тогда меня ждет сумрак.
А Светлану все равно – великое служение.
Я поймал себя на том, что стою, прижимаясь лицом к стволу тощей сосенки. Стою и молочу кулаком по дереву. То ли в ярости, то ли в горе. Остановил руку, уже исцарапанную в кровь. Но звук не прекратился. Он шел из леса, с самой границы магического барьера. Такие же ритмичные удары, нервная дробь.
Пригибаясь, будто недоигравший в войну пэйнтболист, я побежал между деревьями. В общем-то я догадывался, что увижу.
На маленькой полянке прыгал тигр. Тигрица, точнее. Черно-оранжевая шкура лоснилась в лучах восходящего солнца. Тигрица не видела меня, она никого и ничего сейчас не замечала. Носилась между деревьями, и острые кинжалы когтей рвали кору. Белые шрамы вскипали на соснах. Иногда тигрица замирала, вставала на задние лапы и принималась рвать стволы когтями.
Я медленно двинулся назад.
Каждый из нас отдыхает как может. Каждый из нас ведет борьбу не только с Тьмой, но и со Светом. Потому что тот порой ослепляет.
Только не надо нас жалеть: мы очень, очень гордые. Солдаты мировой войны Добра и Зла, вечные волонтеры.
Глава 4
Парень вошел в ресторан так уверенно, будто каждый день заходил сюда завтракать. Но это было не так.
Он сразу направился к столику, за которым сидел невысокий смуглый мужчина, как будто они давно были знакомы. Впрочем, это тоже не было правдой. На последнем шаге он плавно опустился на колени. Не рухнул, не бросился ниц – опустился спокойно, не теряя достоинства и не сгибая спины.
Официант, проходивший мимо, сглотнул и отвернулся. Он повидал всякое, а не только такие мелочи, как мафиозную шестерку, раболепствующую перед боссом. Правда, парень не походил на шестерку, а мужчина на босса.
И неприятности, запах которых он почувствовал, грозили быть посерьезнее, чем бандитская разборка. Он не знал, что именно произойдет, но ощутил, потому что сам был Иным, хотя и неинициированным.
Впрочем, через мгновение он начисто забыл об увиденной сцене. Что-то смутно давило ему на сердце, но что – он уже не помнил.
– Встань, Алишер, – тихо сказал Гесер. – Встань. У нас это не принято.
Парень поднялся с колен и сел напротив главы Ночного Дозора. Кивнул:
– У нас – тоже. Теперь не принято. Но отец просил упасть пред тобой на колени, Гесер. Он был старых правил. Он стал бы на колени. Но он уже не сможет.
– Ты знаешь, как он погиб?
– Да. Я видел его глазами, слышал его ушами, страдал его болью.
– Дай и мне его боль, Алишер, сын девоны и человеческой женщины.
– Прими то, что просишь, Гесер, искоренитель Зла, равный богам, которых нет.
Они посмотрели друг другу в глаза. Потом Гесер кивнул.
– Я знаю убийц. Твой отец будет отомщен.
– Это должен сделать я.
– Нет. Ты не сможешь, и ты не вправе. Вы приехали в Москву нелегально.
– Возьми меня в свой Дозор, Гесер.
Шеф Ночного Дозора покачал головой.
– Я был лучшим в Самарканде, Гесер. – Парень пристально посмотрел на него. – Не улыбайся, я знаю, что здесь стану последним. Возьми меня в Дозор. Учеником учеников. Цепным псом. Памятью отца прошу – возьми меня в Дозор.
– Ты просишь слишком много, Алишер. Ты просишь, чтобы я подарил тебе твою смерть.
– Я уже умирал, Гесер. Когда у отца выпили душу – я умер вместе с ним. Я шел, улыбаясь, а он отвлекал Темных. Я спустился в метро, а его прах топтали ногами. Гесер, я прошу по праву.
Гесер кивнул.
– Да будет так. Ты в моем Дозоре, Алишер.
На лице юноши не отразилось никаких эмоций. Он кивнул и на мгновение прижал ладонь к груди.
– Где то, что вы везли, Алишер?
– Со мной, господин.
Гесер молча протянул через стол руку.
Алишер расстегнул сумочку на поясе. Достал, очень бережно, маленький прямоугольный сверток из грубой ткани.
– Прими ее, Гесер, сними с меня долг.
Ладонь Гесера накрыла ладонь юноши, пальцы сомкнулись. Через миг, когда он убрал руку, в ней уже ничего не было.
– Твое служение окончено, Алишер. Теперь мы просто отдохнем. Будем есть, пить и вспоминать твоего отца. Я расскажу тебе все, что смогу вспомнить.
Алишер кивнул. Непонятно было, приятны ему слова Гесера, или он просто подчиняется любым его желаниям.