Дверь во вселенную

— Откуда он знал, что аппаратура все же сработает? — тихо спросил Малдер, наклонившись к уху Мишель Дженеро.

Они стояли в задних рядах и внимательно наблюдали за разворачивающимся перед ними спектаклем. Впрочем, в их сторону все равно никто не смотрел — все взгляды были обращены к полковнику, вещавшему с трибуны убедительным голосом профессионального политика.

— Ему бы в Конгресс баллотироваться! — усмехнулась Скалли.

— Ниоткуда. — Мишель поджала губы. — Он не мог этого знать. Астронавты вполне могли там погибнуть, и мы ничего не смогли бы сделать. И модуль превратился бы в корабль-призрак, застрявший на орбите. Вы знаете, сколько у нас легенд ходит про такие корабли?

— Зачем же он так сильно рисковал? — не унимался Малдер.

— Вернуть корабль на Землю и не доставить на орбиту полезный груз — это миллионы потраченных впустую долларов. Конгресс только того и ждет, чтобы прикрыть программу космических исследований NASA. Многие считают ее чересчур дорогой и не оправдывающей себя.

— .. -до двадцати двух ноль-ноль сегодняшнего дня, — продолжал вещать с трибуны полковник, — экипаж проводит бортовые анализы и выполняет плановые исследования. А затем астронавты отдыхают, готовясь к следующему рабочему дню на орбите. Я рад сообщить вам, что во время прекрасного старта ночью «Эндевер» проявил себя блестяще…

— Вот тебе и герой, — недоуменно улыбнулась Скалли. — Сплошное вранье!

Федеральные агенты протиснулись к заднему выходу и по служебному коридору направились к диспетчерскому залу. Впереди мелькнула знакомая спина.

— Полковник Белт! — неожиданно окликнул его Малдер — Полковник, можно вас на минуточку?

Полковник остановился, оглянулся. Лицо его было невозмутимым.

— Вы хотите знать, почему я им соврал? — спросил полковник, не дожидаясь вопроса. — Более того, вы спрашиваете себя, а не мог ли я точно так же соврать и вам, — это было утверждением, а не вопросом.

и Малдер молчал, не зная, что возразить. Полковник Белт продолжил:

— А вы знаете, что такое — быть астронавтом, сэр? Это значит — рисковать жизнью каждый раз, когда открываешь люк космического корабля и входишь внутрь. Рисковать всего-то навсего ради прогресса человечества — и все.

— Это бесспорно, — вздохнул Малдер. — Вы — настоящий американский герой.

— Какой тут герой, — полковник дернул плечом. — Газеты интересовались нами только в самом начале, а теперь мы попадаем в заголовки передовиц, если только случается какая-нибудь неприятность. Назовите мне двух астронавтов из последнего экипажа шаттла?

Малдер смущенно промолчал.

— Вот-вот. Сегодня прессу интересуют исключительно крупные неудачи. Известность приходит к тебе только тогда, когда ты оказываешься тем самым несчастным сукиным сыном, под которым наконец-то взорвались пятьсот тонн динамита. Вот этого-то все от тебя и ждут.

Малдер немного подождал, потом все же спросил:

~ Вы простите, но я должен задать этот вопрос, у меня работа такая. Как вы думаете: действительно кто-то саботирует миссию шаттла?

— Мой ответ вам, сэр, — медленно произнес полковник, — будет очень простым. Завтра я посажу шаттл, и его экипаж останется в целости и сохранности.

Он кивнул, развернулся и почти строевым шагом двинулся дальше по коридору.

Открыв ключом дверь своей квартиры, полковник на секунду остановился, напряженно вслушиваясь в темноту пустого жилья. Нет, ему показалось. Кроме мерного постукивания старых настенных часов, оставшихся ему еще от матушки, и еле слышного жужжания кондиционера, в доме царила тишина. Черт возьми, так и параноиком сделаться недолго. Полковник шагнул в темноту прихожей и, не раздеваясь, прошел в комнату. Нашарив смутно белеющую дверцу холодильника, открыл ее и достал с полки бутылку. Отвинтил пробку, приложился к горлышку. Водка обожгла глотку, ударила в голову, теплой волной разошлась по телу, промывая сосуды и нервы. Полковник вытер губы. Так-то будет лучше. Хм, а ведь и вправду полегчало. Он отхлебнул еще, чуть поменьше. Левой рукой распустил узел галстука и, не выпуская из руки бутылки, шагнул к окну, отдернул шторы и распахнул створки рамы. Поток холодноватого ночного воздуха ворвался в комнату вместе с неумолчным городским шумом. Далеко внизу, на проезжей части, шевелился поток машин, похожих на жуков-светляков, гонимых куда-то непонятным инстинктом. А выше вздымались лишь черные обелиски высотных зданий, усыпанных горящими точками окон, будто -космическое звездное небо. Вот только в космосе звезды никогда не выстраиваются такими ровными рядами, как солдаты на плацу. В космосе звезды похожи на россыпь сверкающего алмазного песка, брошенного на мягкий черный бархат ларца для драгоценностей. И только считанным людям удалось приоткрыть этот ларец…

Полковник отхлебнул еще, поставил бутылку на подоконник. Но на этот раз молоточки в висках не исчезли — напротив, они будто бы даже застучали сильнее. Белт сжал зубы и направился к постели, на ходу швырнув на спинку стула содранный галстук. Он повалился прямо поверх одеяла, скинув только туфли. Господи, как болит голова! И одновременно дико клонит в сон. Неужели бывает такая усталость, что головная боль даже не мешает спать?..

Погружение в сон — как яркая вспышка. Космос вокруг ослепительно бел, контуры орбитальной станции на нем будто обведены черным грифелем.

— Капитан, что у вас происходит? Капитан!

— Здесь что-то такое есть. Оно движется, оно живое, оно летит прямо на меня! Боже мой! Лицо!..

…Лицо. Странное, похожее на гротескную театральную маску лицо: пухлые губы и огромные черные провалы глазниц, в которых не видно ничего. Но чувствуется, что там, на дне, кто-то есть — он будто бы даже шевелится, он смотрит и он видит. Видит, проникая во взгляд, в душу, в мозг, притягивая и подчиняя себе…

Полковник сдавленно хрипит и мечется на кровати. На лбу его выступают крупные капли пота, а лицо внезапно начинает странно кривиться, как бывает от невыносимой боли. Но нет, оно меняется, становясь другим, превращается в гипсовую маску. Кожа белеет, будто от нее отлила кровь, глаза проваливаются, оставляя только впадины глазниц, черты искажаются. А затем эта маска вдруг начинает светиться мертвенным голубоватым сиянием.

Полковник уже не мечется на кровати — он лежит на спине, неестественно вытянувшись, как кататоник. А светящаяся маска медленно отделяется от его лица, приподнимается, превращаясь в сгусток голубоватого тумана. Этот сгусток некоторое время висит в воздухе над кроватью, еле заметно пульсируя и освещая всю комнату призрачным сине-голубым, мерцанием, затем направляется к открытому окну и в его проеме на какое-то мгновение вдруг принимает очертания человеческого тела. Потом он вылетает в окно и растворяется на фоне звездного неба…

Центр управления полетом

Хьюстон, штат Техас

35 часов 18 минут полета

— «Эндевер» на околоземной орбите, пролетаем над Канадой, — бесстрастно произнес диспетчер.

— Земля, тут у нас что-то странное происходит! — голос пилота был слышен хорошо,

несмотря на легкие помехи.

— Опишите, пожалуйста.

— Несильный удар, будто что-то врезалось в корабль.

— Вы не можете предположить, что бы это могло быть? — в голосе диспетчера, кажется, мелькнули нотки обеспокоенности.

— Нет… Вот, слышите, еще раз.

Очкастый техник вытащил из накопителя плату и показал ее Малдеру:

— Опять повреждение. За последние двое суток нам пришлось заменить уже пять сгоревших плат. Бред какой-то…

В машинный зал вихрем ворвалась Мишель Дженеро. Малдер и Скалли одновременно обернулись.

— На борту орбитального модуля опять неприятность. На этот раз утечка кислорода, — выкрикнула Мишель.

Атмосфера в диспетчерской вновь сгустилась. В воздухе ощущались новые неприятности.

— Кажется, у нас что-то с клапанами подачи кислорода, — голос с борта корабля был почти спокоен. — Опять какие-то проблемы. На этот раз утечка газа из главного резервуара.