Страница 51 из 60
А что еще? Ребенок? Ну, ребенок-то тут совсем уж не при чем! Это в данной ситуации опять-таки исключительно вопрос денег. Это единственное, что я реально могу ему сейчас дать. Больше дать мне ему все равно нечего. Какой из меня отец? Пока я здесь сижу… Так, название одно.
Любовь? Хм... А что любовь? Если любовь настоящая, то для нее никакие испытания не страшны, мы и через десять лет воссоединимся, и через сто! если же нет — то и стараться не стоит. И жалеть о ней нечего. О такой «любви».
Только ведь литературщина все это. Слова. «Слова, слова, слова!» «Настоящая... не настоящая!..» Любовь — это слишком всеобъемлющее понятие. Слишком широкое. И Ромео любит свою Джульетту, и Ванька — Маньку. Тоже у него «любовь». Только разве это одно и то же?
Что это вообще означает: «любит»? Любят? «Они любят друг друга». Что это значит?.. Значит, между ними образовалась какая-то духовная связь, глубоко личная, интимная, ниточка некая тончайшая, невидимая между ними протянулась! Но насколько она прочна, эта ниточка? Насколько крепка? У кого-то, может, действительно, «крепка как смерть», как в «Песне песней» поется — есть, говорят, такие сверхпрочные мономолекулярные нити, которые тонны веса выдерживают — но у большинства-то ведь это не так! Обычная бечевка. Паутинка. Волосок. Дерни посильней — вот и вся любовь!
Десять тонн... пардон, десять лет тюрьмы на ней уж точно не поднять! Пару килограмм от силы. Да и то с трудом.
Да и ночные клубы все эти!.. Личные шоферы... Дома отдыха... Мужские стриптизы и экстази... «Тусовочные дамочки»... Никогда я уже этого не забуду! Не смогу. Надо было мне в тюрьму попасть, чтобы прозреть. Где бы я еще с хозяином ночного клуба пообщался? Или с личным охранником? Так тесно. Стали бы они на воле со мной так откровенничать?!.. С какой стати? Это только в тюрьме возможно. Когда люди в одной камере месяцами сидят. И терять им уже нечего. Все кончено. Жизнь разрушена. Н-да-с... Пропади оно все пропадом!!
Березенко заметил, что кружка его опять пуста. Он повертел ее в руках и отставил в сторону.
Что-то надломлено... Ушло что-то. Безвозвратно. И прошлого уже не вернуть. Никогда. Разговора мне сегодняшнего теперь уже не забыть. Нет! Никогда я ей больше не поверю.
Она мне врала все эти годы. Как они там с подружкой за столиком сидят и «Буратино» через соломинку тянут. Были у нее за это время и связи, и знакомства! Наверняка были! Знакомства-то уж точно. Почему же тогда я об этом ничего не знаю?.. Да ладно! Какие там «знакомства»! Что я как ребенок, в самом деле! Сам себя утешаю. Все у нее наверняка было! И было, и есть.
А теперь особенно. Когда я в тюрьме. Каждый день, небось. А чего ей еще делать? Денег полно, времени тоже... Чем она вообще там занимается? А? Адвокат говорит, как ни позвонит, ее никогда дома нет. Спит до четырех, а вечером куда-то уезжает. Ну, и куда? Чего тут непонятного-то? А на свидание приехать лишний раз — «плохо себя чувствую». И это всего полгода прошло! А дальше что будет?
Рвать надо! Уходить. Сил вот только нет. Страшно. Хочется закрыть глаза и сделать вид, что ничего не проходит. Пусть все идет, как идет. Что у меня жена есть, семья... Тыл какой-то... Нет у меня ни черта!! Никакого тыла! Ничего нет!! Я один! И рассчитывать больше не на кого. Да и не надо. Только страшно вот... Тяжело очень.
За окном светало. Ночь как-то незаметно прошла.
Проверка скоро, — вяло подумал Березенко. — Поспать хоть немного надо... Хотя, в принципе, и днем можно. Чего-чего, а времени здесь навалом. Спи хоть круглыми сутками! Ешь да спи... Ладно, надо все-таки поспать. Завтра подумаю. В смысле, днем.
Он совсем уже собрался встать и сунул было кружку в стол. Но рука его неожиданно наткнулась на какое-то препятствие. Какую-то толстую книгу.
А!.. Библия Костина.
Березенко, сам не зная зачем, достал ее и наугад раскрыл.
«Таков путь и жены прелюбодейной; поела и обтерла рот свой, и говорит: „Я ничего худого не сделала“».
Березенко криво усмехнулся, обвел глазами камеру и перечитал еще раз. Посидел немного, потом снова сунул руку в стол, достал чистый лист бумаги и начал аккуратно писать.
«Начальнику ИЗ...
Заявление
Отказываюсь от свиданий со своей женой.
Число. Подпись».
Встал, подошел к двери (к «тормозам»!) и положил листок в ящичек для заявлений. Потом не торопясь разделся и улегся под одеяло.
Форму заявления о разводе надо будет у адвоката спросить, — отстраненно подумал он и сам удивился собственному равнодушию. Внутри как будто все сгорело. Зола и пепел. — Не забыть бы только. Ладно, не забуду.
Березенко перевернулся на другой бок и мгновенно заснул. До проверки оставалось уже меньше часа.
* * *
И спросил у Люцифера Его Сын:
— Можно ли простить измену?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
— Нет. Но можно сделать вид, что простил. Если у тебя не хватает сил уйти.
СЫН ЛЮЦИФЕРА. День 30-й
И настал тридцатый день.
И спросил у Люцифера Его Сын:
— Христос был казнен. Сейчас нет казней. Означает ли это, что мир стал лучше?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
— Нет. Мир не стал лучше. И люди не стали лучше. Ничего не изменилось с тех пор.
СТИХОТВОРЕНИЕ
«Крутится, вертится шар голубой;
Крутится, вертится над головой;
Крутится, вертится, хочет упасть...»
Песенка
«Я мог бы выпить море...
Я мог бы стать иным...
Вечно молодым...
Вечно пьяным...»
Современная песня
Услышав знакомый металлический стук, Стасов быстро подошел к тормозам.
— Стасов, на вызов! — дверь была толстая, голос коридорного был еле слышен.
— С документами?
— Да, с документами.
— Пять минут!
— Чего там? — лениво поинтересовался один из сокамерников, на секунду отрываясь от нард. — На вызов, что ль?
— Да, — неохотно буркнул Стасов, роясь в бумагах.
— Адвокат?
— Да нет, следак, наверное.
Стасов быстро проверил бумаги, бегло похлопал себя по карманам — так... зажигалка, сигареты... — и постучал кулаком в дверь камеры: «Готов!»
— Фамилия-имя-отчество? — коридорный вопросительно смотрел на Стасова.
— Стасов Валерий Михайлович.
— В карманах чего есть?
— Зажигалка и сигареты, — Стасов достал из кармана пачку «Явы».
— Проходи.
Стасов молча присоединился к небольшой группе других таких же заключенных.
Лестница. Коридор. Снова лестница. Опять коридор.
— Стасов?
— Я!
— Шестой кабинет, — разводящий кивнул головой на дверь.
Стасов потянул на себя ручку. Стол, стулья. Убогая обстановка следственного кабинета. Двое незнакомых мужчин.
— Здравствуйте... — несколько растерянно произнес Стасов. Это еще кто?! Он вообще-то ожидал увидеть следователя.
— Проходите, проходите! — один из мужчин, постарше, указал на свободный стул. — Зам. начальника отдела МУРа...
— (Так!.. — похолодев, понял Стасов. — Опера с Петровки... Чего этим козлам здесь надо?!.. А следователь где?!) А следователь где? — вслух поинтересовался он.
— Следователя сегодня не будет! — хохотнул второй опер, помоложе. — Зачем нам следователь? Мы с тобой сегодня так просто побеседуем. Без протокола. За жизнь! Не возражаешь?
Стасов промолчал и нехотя сел на стул, настороженно посматривая на своих неожиданных гостей. Внутри у него все сжалось. Ничего хорошего он от этой встречи не ждал. Что такое петровские опера, он знал прекрасно. И про все эти их «разговоры». «За жизнь!» Правда, здесь не Петровка. Особо-то не порезвишься. В тюрьме бить не разрешают... А впрочем, хуй их знает! У нас все возможно. Ладно, посмотрим.