Страница 8 из 15
Весь следующий день паром сновал туда-сюда, но ужинала экспедиция уже в одном лагере.
Очень не хотелось уходить от прибрежной прохлады. Стоило отъехать на полверсты и озверевшее солнце ступало в свои права. Удушающая жара, вкупе с высокой влажностью, вытягивала силы быстрее, чем даже самая долгая ходьба по горным тропкам. Герману, лишенному доступа к органам чувств, было все интересно. Он поминутно дергал меня, требовал посмотреть направо или налево. Я же обливался потом, и не смел ему отказать. По большому счету, это я – оккупант. Я захватил его тело, лишил его даже самых простых прелестей жизни.
От «Принцевской переправы» караван отправился вверх по маленькой речке – скорее даже ручью – Сальджарке. Там, где последние ее ручейки спрятались под неряшливыми валунами, перешли к следующей – Елагушке, следуя за которой, попали в заросшую еловым и лиственничным лесом долину реки Айгулак.
Берега этого потока, заросшие высокой травой, утопающие в грязи стали нам еще одним испытанием, но тем радостнее было выйти к широкой, спокойной, темной, как дождевая вода в бочке Чуе.
Осталось восемь бомов, Ваше превосходительство, – скалился Гилев. – И мы на месте. Всего-то – неделя пути.
Но у остальных купцов лежащий впереди путь вызывал наибольшее опасение.
Половина – еще ичё, батюшка енерал, – тараторил Хабаров. – А другие – ну чисто Дьяволовы зубья. Сколь там народу порасшибалось насмерть – не счесть. Тропиночка узенька. Коники идти не хочуть. Тянешь его, тянешь, да и под ноги не смотришь. Раз – и даже не кричит ни кто.
Действительность оказалась еще хуже рассказов. Им ведь прежде не доводилось перетаскивать через нависшую над рекой скалу двадцатипудовые пушки. И тридцатипудовые лафеты, даже в разобранном виде – сущее наказание. Огромные тюки с товарами так раскачивали низкорослых коняжек, что их приходилось обвязывать арканами и придерживать, чтоб они не свалились в пропасть. Случалось, что животные выдыхались вперед людей и отказывались идти. Тогда весь караван останавливался на несколько минут, замирал в самых причудливых позах.
К вечеру все так уставали, что не было сил ставить палатки и разжигать костры. Падали – кто где стоял, и молча жевали твердые, как подошва, куски сушеного мяса, тупо глядя на шелестящую рядом реку. Драгоценные бронзовые орудия оказывались брошенными просто на землю, и ни кто не возражал.
Но и не тяжесть, не неудобство, не опасность разбиться стало для меня настоящим чистилищем. Самым трудным, почти невозможным, была совершеннейшая невозможность слезть с надменно посматривающей «Принцессы» и помочь рычащим от напряжения людям.
Я богохульствовал и стонал. Ругался матом на Бога и всех его Ангелов и Святых. Но только – про себя. Молча. Несколько раз за эту проклятую неделю думал – все! Плевать на их отсталые, идиотские, замшелые традиции и порядки. Я, здоровый молодой мужик, должен смотреть, как такие же люди тащат через непокорные скалы пушку, без которой вполне бы обошлись! Смотреть, и ничего не делать. Потому что – никто не понял бы. Потому что – я генерал, а это недосягаемая высота для практически всех, за исключением пары человек в этой экспедиции. И еще, потому что это я стронул всю эту массу с места, и отвечаю и перед Государем и перед Богом за них всех, и за каждого в отдельности.
Но, когда проклятые бомы кончились, когда мы вброд перешли Чую и проводники объявили перед ужином, что к завтрашнему полудню мы войдем в Кош-Агач, я опустился на колени и от чистого сердца, может быть первый раз за обе жизни, возблагодарил Господа, что он позволил всем этим людям остаться в живых.
И Гера смолчал. А отец Павел тут же пристроился рядом. А потом и все остальные.
2
Испытание на крепость
Читая в далеком детстве, на исходе двадцатого века, книгу о приключениях моряка Робинзона, с нехарактерной для англичанина фамилией – Крузо, пытался представить себе – что бы делал на его месте. И мнилось мне, уж я-то, весь такой умный и образованный парнишка из века атома, точно устроился бы не хуже, а может и лучше древнего незадачливого торговца. И только теперь, в другом теле и эпохе, глядя, как солдаты и казаки, под управлением штабс-капитана Генерального Штаба строят оборонительные редуты, осознал, что ничего бы у меня на месте бедного-бедного-бедного Робби не вышло.
Вот, кажется – что сложного – вбить в сухую, каменистую землю несколько кольев, да сплести на их основе высокую, в рост человека, корзину? Делов-то! Но на самом деле, вы неминуемо столкнетесь сразу с несколькими проблемами. И колья – скелет вашего будущего творения – начнут разъезжаться, не выдерживая упругой силы ивовых прутьев. И непокорные хвосты этих самых прутьев станут топорщиться да норовить вылезти в самых неожиданных местах. Тут-то вы и вспомните о проволоке, гвоздях или веревках. К хорошему быстро привыкаешь. Мы привыкли, что подобные пустяки – вещи повсеместно доступные и обычные.
А вот наших строителей отсутствие массы вроде необходимых предметов ничуть не смущало. Не было цемента, или хотя бы извести. Мои молодые геологи нашли несколько известняковых выходов, но все они оказались с той стороны Чуйских бомов, и тащить сюда камни не было никакой возможности. Так что скрепить камни оказалось нечем. Не беда. Офицеры русской армии еще не забыли, как возводить временные укрепления из плетенок, наполняемых щебенкой и песком. Еще живы были в людской памяти редуты батареи Раевского близ Бородино и четвертого бастиона Севастополя.
Сколько раз вы видели рубленные избы. А сможете сами сваять нечто подобное? А без гвоздей, скоб, досок, стекла и рубероида для крыши? Когда есть только умелые руки, топор и не особо много доставляемых от самых отрогов далеких гор стволов лиственницы. О строительстве казарм рассказать, или сами догадаетесь?
Место для крепости выбирали втроем. Я, Принтц и, неожиданно пожелавший составить нам компанию доктор – присоединившийся к экспедиции чуть ли не в последний момент, один из двух штатных лекарей Томского линейного батальона, Александр Александрович Барков.
Гилев с купцами был занят беглым ремонтом десятка плохоньких избушек с обширными и крепкими амбарами. Часть казаков, уже на следующий день после приезда, отправилась в разъезды по туземным улусам с моим приказом – всем зайсанам явиться в Кош-Агач. Вообще, это была, так сказать, официальная версия. А неофициально, будущие чуйские жители искали удобные места для устройства станиц для намечающегося в следующем году переселения. Чтоб и землица хоть мало-мальски плодородная была на огороды, и сенокосы не слишком далеко. Лес на строительство, и вода под боком. С этими разведчиками я и геологов отправил. Карта картой, а молодые глаза – острые. Может еще чего отыщут, лишним не будет.
Фадейка Хабаров махнул рукой в сторону Китая, и буркнул на бегу, мол, верстах в трех-четырех холм есть – прямо на пути. Вот мы эту возвышенность втроем смотреть и отправились. Пристроившихся сзади два десятка конвойных всадников я за компанию давно уже не считал. Привык к их постоянному присутствию.
Шишка. Небольшой бугор, выделяющийся на фоне относительно ровной степи только светлой проплешиной без травы на верхушке. Несколько торчащих камней саженях в ста к юго-востоку. Тоненький ручеек с юго-запада, впадающий в одно их многих русел расползшейся по равнине и сильно обмелевшей Чуи. Нужно было обладать богатой фантазией, чтоб разглядеть здесь пригодное для обороны место.
Достаточно сухо, но вода близко, – описал очевидное врач. – Болот не видно. Лихорадка солдатикам не грозит.
Полезное свойство, – согласился капитан. Единственный среди нас специалист по возведению укреплений. – Три земляных бастиона с плетеными редутами для стрелков. Ров и вал. Кавальер – бревенчатые здания с плоскими крышами. Одна наблюдательная вышка. Против серьезной осады, конечно, не выстоит, но аборигенов отпугнет. Видел я китайский пикет… Жалкое зрелище. У нас будет лучше.