Ловец человеков

Приподнявшись в стременах, он попытался заглянуть за ограду на двор, уже предчувствуя, что увидит там, где помещаются конюшни: запертые ворота и тяжелый висячий замок. Убедившись в верности своих предположений, Курт со вздохом потрепал по шее настоятельского жеребца и спрыгнул на землю, с облегчением разминая ноги.

– Придется тебе подождать, пока твои покои приведут в должный вид, – сообщил он коню и пожал плечами в ответ на его косой взгляд: – Я-то тут при чем? Мы с тобой, похоже, в одинаковом положении…

Жеребец фыркнул и отвернулся.

На мгновение Курт замешкался – обычным обслуживанием тут и не пахло, коня передать было некому, и, подумав, он просто обвязал поводья вокруг столба ограды. На этой улочке было тихо, безлюдно, но даже окажись здесь толпа – Курт сомневался, что у кого-то хватит наглости стянуть лошадь у приезжего, не узнав толком, что это за птица. Посему, оставив недовольное животное в одиночестве, он решительно открыл дверь и шагнул внутрь.

В небольшом зальчике, освещаемом только послеполуденным солнцем сквозь распахнутые окна, было тихо, и Курт не мог понять, вызвана ли эта тишина появлением незнакомца в обществе местных, или просто у пятерых мужчин, расположившихся за редкими столиками, давно иссякли темы для обсуждения ввиду замкнутости и скученности их маленького мира.

Нельзя сказать, что курсантов академии святого Макария держали в монашеском заточении, но все же посещение трактиров не входило в число постоянных развлечений свежеиспеченного следователя – Курт не относился к тем, кто мог бы изречь: «Если ты видел один трактир, ты видел их все». Сейчас, конечно, можно было бы выудить из-за ворота куртки медальон с изображением, легко узнаваемым всеми, от нищего до монарха, и, сурово сдвинув брови, потребовать надлежащего обслуживания здесь же и тотчас, однако вряд ли это можно было бы считать удачным début’ом на новом месте.

– Мать твою, посетитель! – донесся вдруг от окна голос; голос был молодой, жизнерадостный и глумливый. – В твою развалюху, наконец, кто-то забрел, Карл. По ошибке, наверное.

Карлом, судя по всему, был похожий на поросячий окорочок, пухлый мужичонка с крохотной лысой головой, в засаленной, стиранной в последний раз, наверное, не меньше полугода назад рубашке цвета засохшей гречневой каши. Увидев Курта, он застыл, глядя так удивленно, словно был не держателем трактира, а обитателем уединенной пустыньки, в которую вдруг с шумом и гвалтом ввалилась толпа уличных девок.

– Замолкни, Бруно, – с растерянной злобой отозвался трактирщик, уставясь на гостя в ожидании.

Услышав имя, Курт остановился, обратив взгляд к сидящему у окна, подумав о том, должен ли возбудить у него подозрение тот факт, что нужный человек попался ему на глаза в первые же минуты еще толком и не начавшегося расследования.

Прибившийся к деревеньке бродяга выглядел совершенно не так, как он себе нарисовал его в мыслях. Курт был убежден, что тот окажется угрюмым мужчиной в зрелых летах с лицом, истрепанным ветром и солнцем, обязательно тощим, как гончий пес, и с таким же взглядом; однако Бруно оказался молодым парнем, быть может, его сверстником, и из компании окружавших его крестьян он не выделялся ничем, кроме разве что более приятной наружности, характеризующейся словами «настоящий немец». И еще, заметил Курт, только он взирал на вновь прибывшего без настороженности, с откровенным интересом, но, что немаловажно, с таким же неприкрытым вызовом.

– Тебе, парень, надо чего-то или ты посмотреть зашел? – подал голос недовольный затянувшимся молчанием Карл.

Отвернувшись от бродяги у окна и чувствуя его взгляд на затылке, Курт приблизился к трактирщику и, опершись о стойку, приветливо улыбнулся.

– Хочу кое-что спросить, – негромко произнес он, глядя на хозяина в упор. – Как ты полагаешь, любезнейший, когда в трактире небольшой деревни появляется незнакомый человек с дорожной сумкой за плечом, что это может значить?

– Умный, да? – осведомился тот; и прежде, чем Курт успел ответить, от окна донесся издевательский смешок:

– Я бы на твоем месте не дерзил их высокоинквизиторству, Карл.

Эффект от произнесенных бродягой слов был поразительным: хозяин трактира отлип от стойки, на которой почти лежал, распрямился, ставши как будто выше ростом и вместе с тем втиснувшись сам в себя, и лицо его начало медленно бледнеть от щек к шее. И без того полная тишина в зальчике сменилась совершенно могильным безмолвием; Курт медленно обернулся, не глядя на лица крестьян за столами, но видя каждое из них – напряженное, заострившееся… Да что с вами такое, вдруг захотелось крикнуть в полный голос; ведь вы же сами измышляли небывальщину о своих соседях, друзьях или тех, кого зовете таковыми в глаза, за их спиной желая им смерти, вы сами навьючили вашего священника мешком доносов, надеясь на мое появление, – так в чем теперь дело? А ну, всем радоваться, сукины дети!..

– Комнату, обед, и забери коня с улицы, – бросил он через плечо, с трудом сдержав внезапную злость; Карл за его спиной шевельнулся и замер, по всей вероятности решая, в какой последовательности надлежит исполнять распоряжения, чтобы постоялец остался удовлетворен.

– Боюсь, он вас вашим же конем и попотчует, – хмыкнул Бруно, следя за тем, как майстер инквизитор усаживается напротив него. – Не знаю, известно ли вашему инквизиторству о том, как тут обстоят дела, но трактиром это можно назвать с трудом.

– Бруно? – уточнил Курт. – Знаменитый умелец на все руки, не любящий работать задарма?

Тот отодвинулся в наигранном ужасе, упершись в столешницу обеими ладонями, и воззрился на собеседника, как на вдруг возникшего невесть откуда невиданного зверя.

– Господи, неужто их превысокоинквизиторство сюда по мою душу? – Голос был все такой же беспечный, хотя какую-то дрожь все же можно было уловить; похоже, бродяга попросту храбрился, пытаясь хоть в чем-нибудь заткнуть за пояс местных, столь свысока на него смотрящих. – Из-за церковной стены?!

Курт неспешно перевел дыхание, стараясь не отклонить взгляда от глаз напротив себя, и, тщательно следя за голосом, произнес:

– Ко мне следует обращаться «майстер инквизитор»; или «майстер Гессе», если у кого-то имеются трудности с правильным именованием моей должности. Это – понятно? – Бруно молчал, и он решил не заострять внимания на назревающем конфликте; если бродяга станет косить под дурака и дальше, случится то, чего тот и добивается, – майстер инквизитор выйдет из себя, что с первых же минут пребывания в Таннендорфе создаст ему репутацию человека неуравновешенного и неумного. А это не способствует уважительному отношению; бояться будут, конечно, но не более… – Теперь первый вопрос: откуда тебе было известно, кто я, и что за проблемы с трактиром?

– Так ведь по майстеру Гессе с первого взгляда видно, что он майстер инквизитор, – только чуть сбавил тон Бруно. – Наш весьма святой отец, опять же, вернулся, а тут каждый знает, с чемон уезжал. И вот вместе с ним приезжаете вы – представительный такой, важный. Стало быть, какая-то из писулек этих болванов оказалась интересной для Конгрегации.

«Умный, да?» – едва не повторил он вопрос трактирщика и взглянул на собеседника с улыбкой.

– Наблюдательный, – почти искренне похвалил Курт, наконец; Бруно отвел взгляд – похоже, такое неприкрытое одобрение из уст представителя Конгрегации было ему не слишком приятно. Что ж, запомним это, отметил он про себя… – А теперь – что за проблемы с трактиром?

– А почему я? – возмутился бродяга – теперь непритворно, тем тоном, каким, бывало, сам Курт обращался к наставникам, задающим ему пятый вопрос за урок подряд; похоже, он не ожидал, что его выпады в сторону гостя возбудят столь длительное внимание к его персоне.

Курт пожал плечами, улыбнувшись собеседнику приветливо, как тот самый наставник на экзамене римского права.

– А почему бы нет? – задал он вопрос из права естественного и согнал с лица улыбку. – К тому же, Бруно, я и без того намеревался задать тебе пару вопросов; очень кстати, что ты оказался здесь, не правда ли?