Жертва негодяя

Это сновидение было настолько реальным, даже в деталях, что она переживала его словно наяву, а затем проснулась, разбитая болью и тоской, и пришлось встать и облиться холодной водой, пока не унялась дрожь.

Проснувшись тем утром, она поняла, кого напоминал ей Стив Дойл — взрослого Элиса. Перси потрясла головой, пытаясь прогнать остатки сна и разобраться в этой нелепице. Значит, она не в Стива влюбилась, если продолжает страдать по Элису? Какая несуразица! После того унизительного фиаско — правда, он утром уже ничего не помнил, потому что накачался до одури бренди, — она приложила немало усилий, чтобы забыть предмет своей глупой страсти. И это, как она полагала, ей удалось.

Хан продолжал мчаться во весь опор, и это становилось опасным, поскольку они уже приблизились к тому месту, где внешний оборонительный ров подходил к реке. Здесь поворот, а в густой тени низкорослых деревьев полно скрытых ям, где прячутся бродячие собаки. Она придержала разгоряченного Хана, но в это время из-за деревьев галопом выскочила красно-гнедая лошадь — она шла так же быстро, как и ее мерин.

Хан плавно отвернул в сторону и, остановившись, поднялся на дыбы, пытаясь избежать столкновения. Крепко вцепившись в гриву, Перси прижалась к шее лошади, при этом седельная лука едва не вышибла из нее дух. Грива мерина закрыла ей глаза, но она увидела, что встречный всадник вывернул свою лошадь влево. Такой трюк, проделанный на пыльной стерне ската, грозил неминуемым падением даже самому искусному наезднику. Хан опустился на свои четыре копыта — так, что все кости прогремели, а гнедая заскользила, упираясь копытами, и грохнулась наземь всего в нескольких футах от них.

Перси перебросила ногу через луку и соскользнула на землю. Гнедая лошадка уже поднялась на ноги, но всадник так и остался лежать навзничь на траве. Перси подбежала и опустилась подле него на колени. Это был Элис Линдон — руки раскинуты в стороны, глаза закрыты.

— Господи, он мертв? — Она рывком расстегнула пуговицы черного легкого редингота, отвела полы, чтобы осмотреть сорочку, и, склонившись, прижала ухо к его груди. Его сердце под ее щекой билось быстро, но сильно и ровно.

Перси облегченно вздохнула, и плечи ее опустились. Все, же надо послать за доктором, за помощью. Что, если у него сломана нога или спина? Сейчас, через секунду, она поднимется, сняв напряжение и успокоившись.

— Как приятно, — прозвучал голос под ее ухом, и она почувствовала, как его рука обнимает ее за плечи, слегка приподнимает, и, прежде чем оторопевшая Перси смогла что-либо предпринять, его губы прижались к ее губам в неспешном, искусном поцелуе, словно испытывая ее терпение.

Ни один мужчина так не целовал ее — лениво и бесстрастно, просто получая удовольствие от самого процесса. В шестнадцать лет она побывала в его объятиях — неискушенная, и он был совсем юн, — тем не менее, он сумел тогда заставить ее всхлипывать от восторга. Теперь он мужчина и вполне трезв, и ей понятно, что все это для него — обычные пустяки. Просто привык потворствовать своим прихотям.

Тем не менее, оттолкнуть его оказалось труднее, чем ей казалось, — и она разозлилась на себя. Что ж, Элис восемь лет оттачивал свое искусство любовника и, как видно, умел воспользоваться случаем. Она уперлась обеими руками в его плечи, подалась назад, стараясь вырваться, и — внезапно оказалась на свободе: он — вот обида! — и не удерживал ее.

— Что вы себе позволяете!

Он приоткрыл глаза — золотистые и задорные, — приподнялся и сел. Ему пришлось глубоко вдохнуть, и — вот наказание! — это оказалось совсем не просто, потому что он скривился от боли и что-то проговорил на незнакомом ей языке, воскликнув напоследок: «...чертово отродье».

— Лорд Линдон! — откликнулась Перси. Она едва сдержалась, чтобы не залепить ему пощечину. — Разумеется, никто, кроме вас, не виноват, потому что вы мчались очертя голову. Вы сильно ушиблись? Если я правильно поняла, вам больно. Думаю, вы хотели сказать, что ваша выходка — это последствие контузии или шока, что-то в этом роде.

Разглаживая левой рукой свои взъерошенные волосы, он посмотрел на нее затуманенным взором, но она не поддалась на эту уловку.

— Я нормальный мужчина, и, когда молодые женщины бросаются мне на грудь, я откликнусь, даже если и ушибся головой. — Он осторожно подвигал плечами. — Похоже, буду жить.

Перси боролась с желанием как можно быстрее ретироваться. На его бинтах проступила кровь, на щеке наливался свежий кровоподтек; и то, что он пока не встал на ноги, подсказывало ей, что лучше... не спрашивать, как чувствует себя его раненое бедро.

— А вы не ушиблись? — спросил он.

Она покачала головой.

— Моя лошадь в порядке?

— Пради, — позвала она подъезжающего грума, — пожалуйста, поймай лошадь сахиба и проверь, все ли с ней в порядке. — Она снова повернулась к Линдону — благо ей непонятно, что он там бормочет, — и постаралась не обращать внимания на свое затрепетавшее сердце. Неужели ее так смутил этот поцелуй? Да как он смел! Пусть только попробует... еще раз. — Так что же нам делать с вами? — спросила она, чтобы отвлечься от своих фантазий. — Разумнее всего отправить Пради в форт — пусть попросит их принести носилки. — Голос ее прозвучал вполне рассудительно, хотя сама она была немного растеряна.

— Я что, похож на больного, который позволит уложить себя на носилки паре сипаев? — осведомился Линдон, разминая кисть руки и шипя от боли.

— Нет, конечно. — Перси принялась разматывать свой шарф. Руки, слава богу, не дрожали. — Конечно, смешно предположить, что вы могли иначе среагировать на разумное предложение. Ведь вы явно намереваетесь сидеть здесь до вечера.

— Я намереваюсь встать на ноги, — ответил он. — И пойти к своей лошади, как только ваш слуга поймает ее. А зачем вы раздеваетесь?

— Я снимаю шарф, чтобы перевязать ваши неблагодарные бренные останки, милорд, — произнесла Перси сквозь зубы. — Пока прикидываю, как устроить перевязь вокруг вашей шеи.

Элис Линдон некоторое время вглядывался в нее, прищурив глаза, и проронил наконец:

— Я всегда думал, что в такой ситуации обычно начинают раздирать на бинты нижние юбки.

— Не собираюсь лишаться своего гардероба ради вас, милорд. — Перси поднялась на ноги и протянула ему руку. — Вы примете помощь или ваше мужское упрямство вам помешает?

Виконт зашевелился — весьма изящно и живо, помогая себе не столь изящными выражениями на непонятном языке. Он подобрал под себя здоровую ногу и, оттолкнувшись, в мгновение ока очутился на своих двоих, проигнорировав ее протянутую руку.

— Ваши бриджи испачканы кровью, — заметила Перси.

Ей никогда еще не приходилось видеть кровь раненого, но в обморок она — вот чудо! — падать не собиралась. Наверное, потому, что сильно рассердилась. И расстроилась — из-за пережитого унижения. Она желала его тогда, восемь лет назад, когда он был юношей. А теперь она остро желала его как мужчину. Но разница в том, что она теперь тоже взрослая и может побороть свои слабости.

— Проклятье! — Он протянул руку, и она отдала ему свой шарф.

Забинтовать ногу он может и сам. Иначе этот необузданный самец воспримет ее помощь как приглашение к дальнейшим вольностям, а она подозревала, что, если снова прикоснется к нему, ее твердость может быть сломлена.

— Благодарю. — Он закрепил повязку по-мужски крепким узлом, и кровотечение, похоже, прекратилось; Перси поняла, что ни к чему далее рассматривать крепкое и мускулистое бедро, и отвернулась, чтобы привести в порядок ворот платья.

— Говорят, вас поранил тигр, — проронила Перси, чтобы прервать неловкую паузу. Все же ее слегка мутило; она чувствовала странное головокружение. Неужели этот поцелуй настолько выбил ее из колеи? — Как понимаю, дело могло закончиться самым печальным образом.

— Могло, — согласился он, поддергивая манжеты. Подошел Пради, ведя за собой красно-гнедую лошадь. — Благодарю. С ней все в порядке?

— Да, сахиб. Поводок порван, поэтому сахиб не смог удержаться. — Грум, должно быть, полагал, что его замечание прольет бальзам на уязвленную гордость, но Элис остался невозмутим. — Сахибу надо помочь сесть на лошадь?