Жертва негодяя

— Вам незачем утруждать себя. — Перси высвободила руку, слегка склонилась в реверансе и отошла в сторону.

«Итак, он даже не припоминает! Он разбил мое глупое юное сердце, а теперь даже не помнит этого! Настолько я была ему безразлична».

Дэниел Чаттертон перехватил ее посреди зала, и она позволила себе мило улыбнуться. «Я теперь не так простодушна, — упорно твердила она себе, стараясь сдержать свой порыв убежать отсюда. — У меня безупречные манеры и стиль, я весьма самобытна. Да, именно так: я неподражаема. И мужчины восхищаются мною. Хорошо, что мне снова довелось встретиться с Элисом — теперь я могу трезво оценить свои фантазии».

Она надеялась, что воспоминания о том единственном волшебном часе, проведенном в его постели, наконец-то оставят ее.

— Даже не пытайтесь убедить меня, леди Перси, что этот блудный сын не стал для вас кумиром.

Видимо, ее взгляд был не столь безмятежно ласков, как она на то надеялась. Перси пожала плечами; нечего и сомневаться — их перепалка была услышана доброй половиной зала. Она представила, как хихикал и перешептывался за их спинами весь этот кошачий питомник. Чаттертон кивнул на проходившего мимо официанта:

— Еще пуншу?

— Нет, благодарю, он слишком крепок. — И Перси взяла для себя сок манго. Неужели этот арак[3] так затуманил ее взгляд и ударил ей в голову?

Если бы не пунш, этот мужчина не показался бы ей таким притягательным и ее чувства не вспыхнули бы. Снова Перси поднесла фужер к губам, отпила сока и почувствовала, что ее ладонь сохранила легкий аромат Элиса: запах перчаточной кожи, мускуса и еще какой-то — едва уловимый — дорогой пряности. Это был новый сложный и пьянящий запах, не тот, что она помнила. Он стал совсем взрослым. Впрочем, как и она.

— Если вы имеете в виду Элиса Линдона, этого наглеца, который только что беседовал с мисс Хейдон и мною, так я знаю его с детства. Он уже тогда был ветреным и с тех пор, похоже, мало чем изменился. — Она снова покраснела. Нет, у нее нет причин краснеть. — Он уехал из дома, когда ему было двадцать или около того.

Двадцать лет и одиннадцать месяцев. Она купила ему в подарок на совершеннолетие чудесный гребень[4], вырезанный из рога, и собственноручно вышила для него чехол. До сих пор эта вещица хранилась в ее шкатулке, она не выбросила ее, даже когда сбежала с тем, кого возомнила своим возлюбленным.

— Он виконт Линдон, наследник маркиза Айверна, я прав?

— Да. Наши земли граничат, но мы не особенно дружны.

Да, с тех пор, как мать Перси не постеснялась откровенно высказать все, что думает о второй жене маркиза, которая годилась ему в дочери. Были там и некие трения из-за поместий, к тому же у Айвернов не было дочерей, выезжающих в свет, так что семьями они встречались редко — не было желания перекидывать мосты через разделившее их ущелье.

— Линдон уехал из дома примерно восемь лет назад, после размолвки с отцом, — добавила она равнодушным тоном. — Хотя, полагаю, у них в семье и раньше не было мира и согласия. А какое дело привело его сюда, не знаете? — Вопрос был вполне уместен.

— Прием в честь пассажиров «Королевы Бенгалии». Говорят, он возвращается домой. Получил известие о том, что его отец тяжело болен; так что Линдон, может статься, уже маркиз. — Чаттертон искоса посмотрел поверх ее плеча. — Он наблюдает за вами.

Да, она спиной чувствовала его взгляд — так газель чует крадущегося в зарослях тигра — и старалась сохранить самообладание. Три месяца кряду — в крохотной каюте с парусиновыми переборками, — так близко от мужчины, который по-прежнему не прочь поозорничать. Лягушек в кармашек фартука он определенно уже не подложит. И если он догадывается о ее чувствах к нему — былых чувствах, — нельзя угадать, как он поступит теперь.

— Неужели? Это в его стиле.

— Он и за мной наблюдает. — Чаттертон смущенно улыбнулся. — Думаю, не потому, что ему понравился мой жилет. Что-то мне становится не по себе — de trop[5]. Большинство мужчин здесь делают вид, что вы им нисколько не интересны, но Линдон смотрит так, словно охраняет свою собственность.

— Он наглец по определению.

Нет, он не рассматривал ее глазами собственника — отнюдь, но даровал ей свое внимание; она же посмела пренебречь им, и теперь он не успокоится, пока не добьется сатисфакции. Он заставит ее — как и всех глупышек — пялиться на него коровьими, затуманенными от страсти глазами.

Перси чуть развернулась — в профиль к виконту — и провела пальчиком по краю жилета Дэниела Чаттертона.

— Лорд Линдон, возможно, не станет восхищаться вашим жилетом, но шелк действительно отменного качества. Он вам весьма к лицу.

— Вы решили на всякий случай пофлиртовать со мной, леди Перси? — усмехнулся Чаттертон. — Хотите досадить Линдону?

— Я? — Она посмотрела на него широко распахнутыми глазами, весьма довольная собой. Надо же — встретилась с Элисом и не провалилась сквозь землю; теперь, верно, можно жить дальше. Она чуть поправила шейный платок Дэниела, убирая складки, — ей хотелось подлить масла в огонь.

— Да, вы! А меня он вызовет на дуэль — или вам все равно?

— У него нет для этого причины. Расскажите мне о нем, тогда я буду знать, как от него спрятаться. Ведь я не виделась с ним лет сто. — Она улыбнулась Дэниелу, придвинувшись к нему чуть ближе — почти до неприличия.

— Придется мне перенять его опыт. — Чаттертон обвел зал настороженным взглядом. — Похоже, это впечатляет наших дам. Я знаю только то, что он лет семь путешествовал по Востоку — с тех пор, как — сами помните — покинул свой дом. Линдон богат — ходят слухи, он получает большие прибыли от торговли самоцветами, а его конек — экзотические растения. Ему привозят коллекционные экземпляры из разных мест, и он отсылает собранное куда-то в Англию — не ради денег, как говорят.

— А как его угораздило так пораниться? — Перси провела веером по руке Дэниела. Элис — она чувствовала — продолжал наблюдать за ними. — Дуэль?

— Хуже. Это был тигр; людоед терроризировал деревню. Линдон поехал за ним на слоне, но зверь сумел в прыжке достать до седла и стащить махаута[6]. Линдон спрыгнул на землю и прикончил бестию ножом.

— Нечего сказать, герой, — беспечно отозвалась Перси, представила страшные когти, длинные белые клыки тигра и невольно содрогнулась. «Какая отвага — спрыгнуть чуть ли не в пасть зверю, рискуя погибнуть страшной смертью», — подумала она. — А что с тем махаутом?

— Не знаю. Жаль, что лицо Линдона изуродовано — оно было привлекательным.

— Изуродовано? Как бы не так! — Она усмехнулась и раскрыла веер. «При чем здесь его лицо? Он мог погибнуть!» — Шрамы скоро затянутся, к тому же такие отметины весьма привлекают женщин.

— Леди Перси, не возражаете, если я заберу своего брата? — Это был Коль Чаттертон, близнец Дэниела. — Знаете, неотложные скучные деловые переговоры...

— Надо же, пришел на помощь, пока кое-кто не бросил мне перчатку, — прервал его Дэниел, округляя глаза.

— Тогда за дело, мистер Чаттертон. — Она снова усмехнулась, видя, что он опечалился. — Работайте усердно.

Она смотрела им вслед, но видела перед собой не этот душный зал с мраморными колоннами, а колыхание высокой травы, где в солнечных бликах чуть заметны золотисто-черные полосы крадущейся смерти; взметнулось мускулистое тело... о, ужас! — пронзительно закричал махаут и — вот он, мужчина, рискнувшей своей жизнью ради его спасения. Пожалуй, придуманный ею эпитет к глазам Элиса — «тигриные» — теперь не кажется столь поэтичным.

Она повернулась — как всегда, импульсивно. Предстоит компенсировать вред, причиненный ее необдуманными словами, и помириться. Ее давнишние волшебные переживания, в которых было столько боли, — все это пустое для него теперь, и ей тоже не стоит придавать этому значения. Слишком долго Элис Линдон будоражил ее воображение.

Но Элис уже не смотрел на нее. Он теперь стоял подле миссис Харрисон, слушал, что она нашептывает ему на ухо, и, опустив очи долу, разглядывал ее выставленные напоказ пышные прелести.