Сокровище Чингисхана

В мозгу начала бесконечно повторяться раздражающая ман­тра: «Иди, или умрешь», — толкавшая Питта вперед. Обожжен­ное солнцем обезвоженное горло саднило, но он старался не думать о воде. Он бросил взгляд на Джордино. Тот шел вперед, нагнув голову как буйвол, но глаза у него были полусонные. Все незначительные остатки их физической и умственной энер­гии сосредоточивалась сейчас на движении ног, на преодоле­нии одного фута за другим.

Время, казалось, перестало существовать, равно как и со­знание. Питт чувствовал, что глаза его открыты, но не мог точ­но сказать — спит или нет. Он не знал сколько времени нахо­дился в забытьи, но, с трудом повернувшись, опять увидел, как Джордино едва тащится рядом с ним, и немного успоко­ился. В мозгу завертелись обрывки мыслей, эпизоды из жиз­ни. Он вспомнил о своей жене Лорен, работавшей в библиотеке конгресса в Вашингтоне. Любовниками они были уже много лет, а поженились совсем недавно. Питт счел свои пу­тешествия по земному шару занятием прошлым и невозврат­ным и решил осесть. Она же хорошо понимала — его неутоли­мая страсть к кочевой жизни не исчезнет, как бы он себя в этом ни убеждал. «Она у него в крови», — думала Лорен. И была права. Через несколько месяцев после перехода на работу в руководство НУМА Питт загорелся идеей управления агент­ством из вашингтонской штаб-квартиры. На нее его натолк­нула Лорен, отлично понимавшая, как счастлив он со своей первой любовью, морем. Она уверяла его, что непродолжи­тельная раздельная жизнь пойдет им только на пользу, укре­пит их отношения. Хотя, конечно, сама не верила в то, что говорила. Он последовал ее совету, успокаивая себя мыслью: «Мой отъезд сделает ее свободнее, даст ей возможность уде­лить больше времени работе и сделать хорошую карьеру на Ка­питолийском холме». Как показывала практика, его отъезд гро­зил сделать ее вдовой.

Спустя час, а может быть, и два ветры решили задуть всерь­ез. С северо-запада налетел настоящий шквал. Он принес с собой облака пыли, в которой немедленно растаяли звезды и исчез их единственный источник света. В считанные минуты путников запорошило пылью, а всю местность заволокло ту­маном. Скрылся из виду и их ориентир, хотя это было уже и не важно: измотанные, едва державшиеся на одеревеневших но­гах, они все равно не добрались бы до него.

Они двигались как зомби, безжизненные внешне, но не­преклонно идущие и не желающие падать. Джордино методич­но шагал вперед рядом с Питтом, прижимаясь к нему плечом, словно их связывала незримая крепкая нить. Ветры нарастали, больно хлестали в лицо, засыпали глаза пылью. Иногда приходилось идти, не разжимая воспаленных глаз, но они все-таки тащились вперед, хотя давно сбились со своего маршрута. Из­можденные, ослепленные ветрами, они, чтобы защитить гла­за, непроизвольно повернули, и теперь шли на юг, подгоняе­мые пронизывающими ветрами.

От столкновения с очередным порывом они зашатались, и, казалось, бесконечно стояли, пока не рухнули у скалы. Пер­вым повалился Джордино. Он уперся рукой в камень, надеясь остановить падение, но ослабевшая рука не удержала его, со­гнулась, и он покатился под скалу. Питт остановился и протя­нул руку Джордино в надежде помочь подняться; тот припод­нял широкую ладонь, обхватил запястье Питта и дернул. Питт покачнулся, ноги его подкосились, и он упал на Джордино, перекатился на бок и распластался на ложе из мягкого прохлад­ного песка. Он лежал и грезил. Он вдруг заметил, что острый песок уже не покалывает его тело. Скрытый ночной темнотой и порывами ветра, Джордино подполз к скале, приютился в за­зубренной расщелине, в самом низу ее, спасаясь от воющего ветра. Питт вытянул руку, нащупал уползавшего Джордино и двинулся за ним. Пристроившись в той же расщелине, он развернул свой кусок войлока, накинул его на лицо себе и Джор­дино, разбросал руки по песку и закрыл глаза.

Под шелест пустынной песчаной бури они потеряли со­знание.

Джордино спал. И снилось ему, будто он плывет по тихо­му водоему, заполненному тропической водой. Правда, теп­лая влага была почему-то плотной и вязкой, как сироп, отчего и двигался он в ней с трудом, и сами движения его были вялы­ми. Внезапно вода налетела на его лицо десятками маленьких жарких волн. Он мотнул головой, пытаясь уйти от них, но теп­лые волны не отступали. А потом сон вдруг словно ожил и на­чал превращаться в явь. Появился запах, да такой отвратитель­ный. Запах, слишком сильный и гадкий, чтобы быть частью сна. Отталкивающая вонь и заставила его в конце концов пробудить­ся. Джордино, скривившись от боли, разомкнул сначала одно усталое набухшее веко, потом другое.

Яркий свет ударил ему в глаза, он скосил их, но все равно успел заметить, что никакого тропического пруда нет и теплые волны тело его не ласкают. Вместо них прямо в лицо ему ты­чется громадная мокрая швабра розового цвета и все пытается протереть ему щеки. Он снова мотнул головой, и тогда швабра вдруг разошлась надвое и за ней показался частокол здоровен­ных желтых зубов. Постепенно она сложилась в длинную жут­коватую ухмылку. Кроме того, швабра еще и дышала. В довер­шение всего за шваброй тянулась чья-то морда, такая длинная, что, казалось, никогда не кончится. Швабра вздохнула, обдав Джордино целым облаком удушающих ароматов, в котором уга­дывался и гнилой лук, и чеснок, и лимбургский сыр.

Сомкнув и быстро открыв оба глаза в попытке избавиться от наваждения, он посмотрел поверх длинной морды и наткнул­ся на шоколадного цвета глаза под длинными ресницами. Вер­блюд удивленно оглядел Джордино, после чего издал короткий рев и только затем, отойдя в сторонку, принялся увлеченно жевать выступавший из песка кусок войлока.

Напрягая последние силы, Джордино приподнялся, сел и только тогда понял — сиропом во сне показался ему нагретый солнцем песок. Занесенный в небольшую расщелину бушевав­шей всю ночь песчаной бурей, он покрывал землю плотным слоем почти в фут толщиной. Медленно вытянув ослабевшие руки из песчаного болота, Джордино принялся расталкивать лежавшую рядом фигуру Питта, обмотанную войлоком и засы­панную песком. Затем он смахнул несколько пригоршней пес­ка вперемешку с коричневым кварцем с его лица и рук. Войлок зашевелился, потом появились руки и сбросили его, обнажив осунувшееся, измученное лицо. Сильно загоревшее, с опухши­ми потрескавшимися губами, но на котором все тем же живым огнем горели запавшие зеленые глаза. Увидев друга, Питт сла­бо улыбнулся.

—  Еще один день в раю, — прохрипел он обожженным ртом, оглядевшись и узнав расщелину. Песчаная буря закончилась, оставив им чистое небо, яркое солнце и одеяло из песка.

Они приподнялись и сели, прижавшись спиной к камню. Песок ручьями стекал с них. Джордино запустил руку в кар­ман, нащупал подкову и едва заметно, но уверенно кивнул.

—  У нас тут компания образовалась, — проговорил он ох­рипшим голосом.

Питт медленно выполз из-под песчаного одеяла и посмот­рел на верблюда, стоявшего в нескольких футах от них. По двум горбам, чуть свисавшим на сторону, Питт определил его поро­ду — бактриан. Спутанная шерсть животного напоминала цве­том кофе со сливками, но по бокам была значительно темнее. Верблюд ответил Питту таким же долгим изучающим взглядом, после чего вернулся к своему занятию — жеванию войлока.

— Корабль пустыни, — сказал Питт.

— Скорее похож на буксир. Как с ним поступим? Сразу съе­дим или поедем? — спросил Джордино.

Пока Питт раздумывал над ответом и пришел к выводу, что сил у них нет ни на то, ни на другое, из-за ближайшего холма послышался резкий свист, затем показалась голова мальчика, а вскоре и он сам возник верхом на пестрой светло-коричневой лошадке. Одет он был в зеленый дээл, на голове с короткими черными волосами сидела полинялая бейсболка. Мальчик, по­стоянно окликая верблюда, подъехал к нему. Как только тот вскинул голову, мальчик быстро накинул на шею животного заранее приготовленный аркан и потянул к себе. Уже потом взгляд его скользнул по песку, и он увидел лежащих в расщели­не Питта и Джордино. Глаза мальчика округлились; поражен­ный, он с минуту разглядывал измученных мужчин, по виду больше напоминавших призраков.