Две чаши весов

— О каком месте или коттедже ты говоришь? — спросила она. — Тебе не нравится его название?

— Не питаю к этому месту никаких симпатий. — Хосе презрительно кивнул в сторону стены. — Она решила обосноваться здесь, поскольку ей показалось, что поместье напоминает нечто античное.

— Она? — Лилит уже было знакомо выражение его лица, при упоминании Элены. — Ты говоришь о своей бывшей жене?

Слава богу, подумала девушка, что экспансивный испанец не говорит обо мне с таким отвращением.

Туманные мысли в ее мозгу вдруг прояснились. До сих пор этот человек не проявлял по отношению к ней никаких отрицательных эмоций, наоборот, старался быть любезным и уважительным. Даже страсть, которая охватывала его, проявлялась с какой-то мягкостью. Вероятно, ему не хотелось причинить боль потерявшему ориентировку существу, каким, по его представлению, она являлась. Лилит считала, что Хосе может быть хорошим другом, но когда он выходил из себя, ей становилось страшно, особенно при мысли о том, что мужчина раскроет обман. Видимо, тогда он увидит в ней своего врага, которому пощады не будет.

— А что плохого в названии «Горго»? — снова спросила Лилит, поеживаясь от охватившего ее беспокойства.

— Хозяйке захотелось использовать это греческое слово, которое означает «грозная», — проворчал он, сам напоминая в этот момент разгневанного человека.

— А может, она решила сделать так потому, что Горго — это женское имя, — предположила Лилит. — Разве это плохо?

— Горгоны — это три женщины-чудовища. Они издавали устрашающий рев, и всякий, кто встречал их ужасный взгляд, превращался в камень. К тому же две из них были нестареющие и бессмертные. Возможно, после всего, что произошло между нами, это название и к месту, — сказал Хосе с невеселым смехом. — Элена всегда старалась выделиться, показать свою оригинальность, свою якобы исключительную деловую активность... — Неожиданно он замолчал. Было видно, что ему не по себе. Затуманившимися от гнева глазами он посмотрел на Лилит. — Неужели в твоей стране найдется женщина, которая решится назвать что-нибудь или кого-нибудь Горгоной?

— Это возможно при условии, что женщина не знает значения слова, — сказала Лилит, вспомнив свое прошлое. — Мои родители, например, не ведали, что означает мое имя...

Лилит запоздало прикусила язык. Ей стало страшно. Одно неосторожное слово, один момент, который даст ему возможность раскрыть ее тайну, упорно сохраняемую, приведет к крушению всех романтических намерений и, конечно же она тут же станет объектом его необузданного гнева.

— Ты вспомнила свое имя? Или фамилию родителей? — сразу же спросил он, полагая, что находится на пути к разгадке. — Ты говорила что-то странное об этом ночью, но я подумал, что ты просто утомлена. Теперь же все выглядит совсем иначе. Как ты думаешь?

— А что я сказала? — Она задала этот вопрос с невинным видом, чтобы выиграть время.

— Ты сказала, что твое имя означает то ли «дьяволица», то ли «несчастливая». Напряги память, красавица! — Он сжал рукой ее плечо, как бы собираясь легонько встряхнуть. — Какое же это может быть имя, которое имеет такие странные значения?

Лилит закрыла глаза, стараясь избежать его пронзительного взгляда, и, подчиняясь требованию, сделала вид, что глубоко задумалась. Но это дало лишь короткую передышку. Пришлось вновь посмотреть на него.

— Я надеюсь, — робко произнесла девушка, — что со временем смогу вспомнить. — Она рассчитывала, что такой ответ удовлетворит его, но просчиталась. Рука еще сильнее сжала ее плечо, было ясно, что Хосе настаивает на ответе, понуждает вспомнить выпавшее из памяти имя.

— Ты говорила о своих родителях. Постарайся вспомнить какие-нибудь подробности. — Нетерпеливый взгляд черных глаз подхлестывал ее. — Заставь себя, безымянная красавица!

— Я пытаюсь, — ответила Лилит, презирая себя за вынужденную ложь и надеясь с помощью полуправды уклониться от его настойчивости. Она судорожно искала подходящие слова, которые могли бы вызвать доверие. — Я почти уверена, память скоро восстановится.

Покорный тон, казалось, подействовал на него. Однако его вопросы и реплики, унижающие ее, продолжались довольно долго. Лилит всячески изворачивалась в поисках подходящего выхода из тупика, в который сама себя загнала. Боялась сказать что-нибудь лишнее, стараясь избежать невольной оплошности и проговориться. Одно неосторожное слово могло привести к вспышке ярости, такой же, которая охватывала его всякий раз, когда он заговаривал о бывшей жене. Она понимала, что Хосе никогда не простит ей обмана.

— Былое возвращается неожиданно, — проговорила она заплетающимся языком. — Память восстанавливается в тот момент, когда мозг не подвергается насилию...

Лилит замолчала, боясь взглянуть в глубокие, пристально наблюдающие за ней глаза. Она наклонила голову, рассматривая свои скрещенные пальцы — знак, охраняющий от напастей и бед. Пожалуйста, ну пожалуйста, прекрати свой допрос, перестань пытать меня, оставь меня в покое! — мысленно молилась лгунья.

Увы, остановить его не удавалось.

— Припомни, — настаивал он, — какое имя может означать «приносящая несчастье»? Таких имен на свете раз-два и обчелся.

Как же остановить его? Внезапно, как это случается нередко с женщинами, оказавшимися в затруднительном положении, ее осенило. И хотя она еще никогда не бывала в подобной ситуации, чутье выручило, подсказав выход. Удивительно, но он был чрезвычайно прост. Хосе продолжал держать ее за плечо. Отлично, подумала плутовка. Теперь нужно покрепче прижаться к нему, повернуть голову так, чтобы мои губы коснулись его...

Расчет оказался точным. Как только Лилит ощутила, что он ответил на это движение робким прикосновением к ее губам, то сразу же забыла обо всем на свете, кроме возможности насладиться нежданно-негаданно свалившимся счастьем. Все получилось так, как и было задумано. Хосе радостно встрепенулся, а искусительница постаралась пробудить пока еще дремавшую в нем страсть, которая затмила бы желание заставить ее проговориться о прошлом. Его руки энергичнее заскользили по ее телу, горячее дыхание опалило девичье лицо.

— Ты не должен... — пробормотала она, на какое-то мгновение освобождаясь от его настойчивых губ. — Ты говорил, что не будешь...

— Неужели? — задыхаясь, прошептал он, сжимая ее грудь, прикрытую рубахой. — Считаешь, что я должен остановиться? — Хосе прикоснулся к ее напрягшемуся соску, отчетливо выступавшему под шелковой тканью. — Вот тут я должен остановиться?

— Нет, — умоляюще пролепетала она. — Пожалуйста, Хосе, отпусти меня.

Лилит сказала это машинально, чувствуя, как млеет под его нежными, но настойчивыми ласками, сожалея, что их разделяет ненавистная в этот момент ткань. Она готова сама сбросить с себя эту рубаху и полностью погрузиться в сладкую негу.

Не отрываясь от ее губ, он продолжал поглаживать ставшие твердыми соски. Обрушившаяся на нее как водопад страсть пугала. Голова кружилась. Она потеряла способность различать, больно ей или невыносимо приятно.

Импровизированный поясок Лилит сам собой расстегнулся, и шелковая ткань мягкими складками повисла на ней. Он распахнул рубашку и перед его жадным взором предстали ее маленькие груди. Хосе наклонился и приник к коралловому соску. Боже, как стало приятно, когда кончик языка прошелся по нему. У нее возникло смешанное ощущение: наслаждения и стыда, удовольствия и боли.

— Пожалуйста, Хосе. О, пожалуйста... — Она запнулась. Стыд все же одолел другие чувства. — Не надо! — Однако, несмотря на ее возглас, ничего не изменилось. В сущности, ей и самой не хотелось, чтобы его губы оторвались от соска, Лилит даже не заметила, как он поднял подол ее рубашки до уровня плеч. И вдруг между ними образовался вакуум. Мужчина отшатнулся от нее и был уже, как ей казалось, далеко, далеко...

— Ох, дорогой, — заикаясь произнесла она, с трудом приходя в себя. — Что случилось?

— Нам не следует заниматься любовью здесь, — сказал он хриплым, сдавленным от страсти голосом. — Этого не должно произойти.