Сияние (др. издание)

Через сорок пять минут из университета прибыл Джек, «бьюик» оседал под тяжестью семи приятелей и бочонка пива. После церемониального тоста (Венди тоже пропустила стаканчик, хотя обычно была равнодушна к пиву) Джек подписал соглашение, положил в конверт с обратным адресом и отправился бросить его в ящик в конце квартала. Когда он вернулся, то, остановившись в дверях, с серьезным видом произнес: «Вени, види, вици». Раздались приветственные крики и аплодисменты. К одиннадцати вечера бочонок опустел, и тогда Джек и те двое, что все еще были транспортабельны, отправились по барам.

Внизу, в холле, Венди отошла с ним в сторонку. Те двое уже вышли и сидели в машине, пьяными голосами распевая нью-хэмпширский боевой гимн. Джек, стоя на одном колене, угрюмо возился со шнурками мокасин.

— Джек, — сказала она. — Не надо. Ты даже шнурки завязать не можешь, что уж говорить про машину.

Он поднялся и спокойно положил ей руки на плечи:

— Сегодня вечером я луну с неба могу достать, если захочу!

— Нет, — сказала она. — Нет, ни за какие рассказы в «Эсквайре» на свете!

— Вернусь не поздно.

Но вернулся он только в четыре утра; спотыкаясь и бормоча, поднялся по лестнице и, ввалившись в комнату, разбудил Дэнни. Попытавшись успокоить малыша, он уронил его на пол. Венди вылетела как сумасшедшая, первым делом подумав о том, что скажет ее мамочка, если увидит синяк, а уж потом про все остальное, — Господи, помоги, Господи, помоги нам обоим, — и, подхватив Дэнни, уселась с ним в качалку, убаюкала. Почти все пять часов, пока Джека не было, она думала в основном о своей матери и ее пророчестве, что из Джека никогда ничего не выйдет. Наполеоновские планы,сказала мать. А то как же. В благотворительных комитетах полно кретинов с наполеоновскими планами.Доказывал ли рассказ в «Эсквайре» правоту матери, или напротив? Уиннифред, ты неправильно держишь ребенка. Дай его мне.А мужа она держит правильно? Иначе зачем ему уходить со своей радостью из дома? В Венди поднялся беспомощный ужас, и ей даже не пришло в голову, что Джек ушел по причинам, не имеющим к ней никакого отношения.

— Поздравляю, — сказала она, укачивая Дэнни. Тот уже почти уснул. — Может быть, ты устроил ему сотрясение мозга.

— Просто шишку. — В угрюмом тоне сквозило желание казаться раскаявшимся: маленький мальчик. На мгновение Венди почувствовала ненависть.

— Может быть, — непроницаемо сказала она. — А может быть, и нет. — Она столько раз слышала, как точно таким тоном мать разговаривала с ее сбежавшим отцом, что ей стало не по себе, и она испугалась.

— Яблочко от яблони, — пробормотал Джек.

— Иди спать! — крикнула она, страх вырвался наружу, превратившись в гнев. — Иди спать, ты пьян!

— Не указывай мне, что делать.

— Джек… пожалуйста, нам не стоит… это… — Слов не было.

— Не указывай, что мне делать, — зловеще повторил он и ушел в спальню. Венди осталась в качалке одна, Дэнни снова спал. Через пять минут в гостиную донесся храп Джека. Это была первая ночь, которую она провела на диване.

Теперь она, засыпая, беспокойно ворочалась в постели. Освобожденные вторгшимся в них сном от какого бы то ни было стройного течения, мысли поплыли, минуя первый год их жизни в Стовингтоне и все хуже идущие дела, дела, пришедшие в полный упадок, когда муж сломал Дэнни руку, к тому утру, когда они завтракали в уединении.

Дэнни во дворе играл с грузовиками на куче песка, рука все еще была в гипсе. Джек сидел за столом бледный, посеревший, в пальцах дрожала сигарета. Венди решилась попросить развода. Вопрос она уже рассмотрела под сотней различных углов — честно говоря, рассуждать на эту тему она начала за полгода до сломанной руки. Она внушила себе, что, если бы не Дэнни, приняла бы решение давным-давно — впрочем, это могло и не быть правдой. Долгими ночами, когда Джека не было дома, она грезила, и всегда ей виделось лицо матери, а еще собственная свадьба.

(Кто вручает эту женщину?Отец стоял в своем лучшем костюме — не бог весть каком, конечно, он работал коммивояжером, развозящим партии консервированных товаров, и уже тогда начинал разоряться, — усталое лицо казалось таким старым, таким бледным: Я вручаю).

Даже после несчастного случая — если это можно было назвать несчастным случаем — Венди была не в состоянии посмотреть правде в глаза, признать, что замужество оказалось с изъяном. Она ждала, молча надеясь, что случится чудо и Джек осознает происходящее не только с ним, но и с ней. Но он и не думал притормаживать. Рюмочка перед уходом в академию, два или три стакана пива за ленчем в «Стовингтон-хаус». Три или четыре бокала мартини за обедом. Пять или шесть, когда Джек проверял работы и выставлял оценки. В выходные дни бывало хуже. В те вечера, что он проводил вне дома с Элом Шокли, — еще хуже. Она и представить себе не могла, что физически здоровому человеку жизнь может причинять такую боль. Боль она ощущала постоянно. Насколько в этом была виновата она сама? Этот вопрос преследовал Венди. Она чувствовала себя своей матерью. Отцом. Иногда, когда Венди чувствовала себя самою собой, она недоумевала, что с ними станет. Она не сомневалась, что мать возьмет ее к себе, а через год, в течение которого Венди будет наблюдать, как Дэнни заново перепеленывают, готовят ему новую еду или заново кормят, в течение которого будет приходить домой и обнаруживать, что у него другая одежка или стрижка, а книжки, которые мать сочла неподходящими, отправились на забитый хламом чердак… через полгода такой жизни у нее произойдет полный нервный срыв. А мать успокаивающе похлопает ее по руке и скажет: Хоть ты и не виновата, винить больше некого. Когда ты встала между отцом и мной, ты показала свою натуру. Ты всегда была упрямой.

Мой отец, отец Дэнни. Мой, его.

(Кто вручает эту женщину? Я вручаю.Он умер от сердечного приступа полгода спустя.)

Той ночью она почти до самого прихода Джека, до утра, пролежала без сна, думая, принимая решение.

Развод необходим, сказала она себе. Мать и отец тут ни при чем. Так же, как чувство вины Венди относительно их брака и ощущение собственной неполноценности. Если она собиралась хоть что-то спасти в своей жизни, то ради Дэнни, ради нее самой развод был необходим. Надпись на стене была жестокой, но ясной. Ее муж — пьяница. Теперь, когда он так сильно пьет и ему так плохо пишется, он не в состоянии контролировать свой скверный характер. Случайно или не случайно, но он сломал Дэнни руку. Он вот-вот потеряет работу, если не в этом году, так в следующем. Венди уже заметила обращенные к ней сочувствующие взгляды жен других преподавателей. Она сказала себе, что, пока могла, держалась за это черт знает что — свою семейную жизнь. Теперь с ней придется покончить. У Джека останется полное право заходить в гости, а его поддержка будет нужна Венди, только пока она что-нибудь не подыщет и сама не встанет на ноги. А это придется сделать очень быстро, поскольку кто знает, как долго Джек будет в состоянии выплачивать алименты. Она постарается сделать развод как можно менее мучительным. Но покончить с этим следует.

Размышляя подобным образом, Венди провалилась в неглубокий, не дающий отдыха сон, преследуемая лицами матери и отца. Да ты просто разваливаешь дом, вот и все,сказала мать. Кто вручает эту женщину? — спросил священник. Я вручаю,ответил отец. Но ярким солнечным утром она чувствовала то же самое. Она стояла спиной к Джеку, по самые запястья погрузив руки в теплую раковину с посудой, и начала с неприятного:

— Хочу поговорить с тобой о том, что может оказаться лучше для нас с Дэнни. Может, и для тебя тоже. Наверное, нам надо было поговорить об этом раньше.

И тут он сказал странную вещь. Она ожидала гнева, ожидала, что возбудит в нем ожесточение, услышит обвинения. Она ждала безумного рывка к бару. Только не этого мягкого, почти лишенного выражения ответа — это было так на него не похоже. Словно Джек, с которым она прожила шесть лет, прошлой ночью не вернулся, а его место занял какой-то нездешний двойник, которого она знать не знала и которому вряд ли смогла бы когда-нибудь полностью доверять.