Дар небес

Адам внезапно умолк и в упор посмотрел на Дженис. Та стояла, боясь вздохнуть или шелохнуться, но не от страха — страх куда-то улетучился, — а скорее от другого непонятного ей чувства, больше всего похожего на жалость.

— Впрочем, против тебя лично я ничего не имею, Джен. Ты, со своими оленьими глазами и ясным лицом, со своими пухлыми детскими губками… — Адам осторожно провел пальцем по ее нижней губе. — В общем, ты особая статья!

Он вдруг снова нахмурился и отступил от нее. Сердце у Дженис тревожно забилось. Никто не держал ее, и тем не менее она по-прежнему ощущала себя кроликом, зачарованно смотрящим на подползающего к ней удава.

В его облике для нее всегда было нечто завораживающее. Умом она понимала, что если не сдвинется с места, не начнет немедленно действовать, то произойдет нечто ужасное и непоправимое, и все равно не могла даже шевельнуться.

— А вот то, что ты сотворила с волосами, мне решительно не нравится, — скривил губы Адам, с усмешкой изучая пучок у нее на затылке. — Чопорно, бездушно, безвкусно! Ни дать ни взять, сельская учительница!

— Адам, — тихо напомнила Дженис, — я и есть сельская учительница.

— А, ну да, конечно! Учительница, согласен, — издевательским тоном произнес он. — Но не после же двенадцати ночи, черт побери! В конце концов, ты сейчас не при исполнении, а посему…

И, прежде чем Дженис успела отпрянуть, длинные пальцы Адама быстро и безошибочно отыскали и выдернули из густых и длинных, собранных в пучок волос шпильки. Отступив на шаг он с неприкрытым удовлетворением наблюдал, как пышной волной рассыпается по плечам ее черная как смоль грива.

— Вот теперь совсем другое дело! — заявил он и, к полному ужасу Дженис, запустил пальцы в ее волосы, приглаживая спутавшиеся пряди с такой нежностью и увлеченностью, что девушка, смежив веки, на мгновение сдалась овладевшей ею истоме и только в самый последний миг спохватилась и удержалась от радостного вздоха.

Адам же снова отступил на шаг, любуясь результатами своих творческих поисков.

— Вот теперь ты и впрямь неотразима, так и хочется сжать тебя в объятиях и расцеловать.

— Нет! — пронзительно вскрикнула Дженис, забиваясь в угол гостиной.

В голове мелькнула мысль, что еще даже месяц назад она была бы более чем благосклонна к такого рода комплиментам со стороны Адама, даже если они и были бы высказаны столь саркастическим тоном, как сейчас. Но сегодня она не могла принять никакой похвалы на свой счет, потому что законным адресатом комплиментов была не она, Дженис Моррисон, а совсем другая женщина.

— Адам! — тихо, но твердо сказала она. — Не нужно говорить того, что ты на самом деле не думаешь.

— А тебе откуда известно, что я думаю, а что нет?! — внезапно огрызнулся Адам. — Давно ли в тебе открылись способности к телепатии?

И он надвинулся на нее, явно намереваясь привести в исполнение угрозу поцелуя.

Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения Дженис. Сходство с той, давней, всячески изгонявшейся из памяти сценой стало слишком непереносимым. Остается повторить тот же самый финал, подумала она с глухой злобой.

Мягко отстранив Адама от себя, она со всей язвительностью и холодом, на которые была способна, поинтересовалась:

— Хотелось бы знать, что подумала бы о твоем сегодняшнем посещении твоя невеста?

Эффект этих слов поразил ее. Голова Адама судорожно дернулась, а глаза его спрятались за внезапно опущенными шторами век.

— Кстати, — с тем же ядом в голосе заметила она, — пользуясь случаем, приношу тебе самые горячие поздравления с помолвкой.

По окаменевшему лицу Адама она заключила, что достигла желаемого. Точнее сказать, в цель попала пущенная ею отравленная стрела, потому что желала она совершенно противоположного. Сейчас, когда поток двусмысленных комплиментов, угрожающий вылиться в поцелуй, иссяк, она в полной мере осознала, что больше всего на свете жаждет его ласки, — жаждет с такой неистовостью, что руки сжимаются в кулаки, а ногти до крови впиваются в мякоть ладоней.

Адам вяло качнул головой и, не поднимая век, глухо сказал:

— И как это я забыл, что почта слухов работает в Гринфилде со скоростью света!

— Как ни печально, но это факт.

— А с фактами следует считаться, — безжизненным голосом констатировал Адам. — Хорошо, даю отчет. Пару месяцев назад я сделал предложение Оливии Андерс и сразу же получил ее согласие…

Еще бы! — подумала Дженис, разъедаемая самой дикой, самой жгучей ревностью. У какой женщины хватило бы сил отказать Адаму Лоусону? Для самой Дженис Адам был единственным мужчиной на свете, других не существовало. Хотя для большинства женщин имело значение и то, что, помимо природного обаяния и аристократического происхождения, он обладал изрядным состоянием, которое сам же за последние восемь — десять лет как минимум удвоил. О его проницательности, деловой хватке ходили настоящие легенды — впрочем, не будь этих качеств, едва ли ему удалось бы сделать основанную им фирму по купле-продаже недвижимости столь процветающей.

— Но почему в этом случае ты здесь, а не с ней? — тихо спросила Дженис, чувствуя, как к глазам у нее подступают слезы.

Почему, какого черта, он снова врывается в ее жизнь в тот самый момент, когда сделал выбор, а она почти что успела приготовить себя к неизбежному?

— Не так-то просто, находясь в Англии, общаться с особой, совершающей круиз по островам Полинезии, — сардонически заметил Адам.

Несколько странный выбор для только что помолвленной молодой женщины, озадаченно сказала про себя Дженис. Если бы Адам предложил руку и сердце ей, она бы ни на секунду его не покинула — до конца жизни!.. Если бы да кабы, с досадой подумала она. Снова ее потянуло на скользкую дорожку нереальных и неисполнимых предположений.

— Понимаешь, — чуть встрепенувшись, сказал Адам, — она договорилась с кузеном о путешествии еще до нашей помолвки. Она же не знала, что я сделаю ей предложение!

Дженис почувствовала, что если не хочет и дальше заниматься саморазрушением, то должна положить конец разыгрываемой Адамом комедии признаний. Какое ей дело до его предсвадебных проблем? А может быть, он просто издевается над нею?

— Скажи, Адам, — спросила она, глядя на него в упор, — для чего ты все-таки приехал ко мне посреди ночи?

Широкие плечи под мягкой кожаной курткой приподнялись в равнодушном жесте неопределенности.

— Хотел увидеть старую приятельницу, друга, наконец. Поболтать…

— О чем?

Странный блеск в его на мгновение приоткрывшихся глазах окончательно убедил ее: что-то с ним не все в порядке.

— Не молчи, — настойчиво сказала она. — Ты сказал, что хочешь поговорить со мной, но о чем?

Несколько бесконечно длинных, напряженных секунд он, казалось, размышлял над ее вопросом, после чего, видимо, пришел к решению.

Глаза его тускло блеснули.

— Я хочу поговорить об Оливии, — хрипло вымолвил он. — О моей невесте… Точнее, о бывшей моей невесте, потому что сегодня утром она меня бросила…

2

— Бросила?.. — Дженис не верила своим ушам. Должно быть, ей послышалось. — Оливия?.. Бросила?.. Ты шутишь?

— Меня бросила моя невеста! — с преувеличенным терпением в голосе повторил Адам. — Объявила, что разрывает нашу помолвку, проще говоря, отказывается выходить за меня замуж.

— Ничего не понимаю! Но почему?..

Неужели на свете сыскалась женщина, которая, находясь в здравом уме и твердой памяти, оказалась такой идиоткой, что отвергла предложение такого неотразимого мужчины как Адам, да еще после того, как дала свое предварительное согласие?

— Она нашла себе кого-то другого. — В голосе Адама было столько горечи, что у Дженис невольно защемило сердце. — С кем-то там познакомилась во время круиза. В общем, предпочла мне другого…

— Боже, Адам!..

Повинуясь инстинктивному порыву жалости, Дженис шагнула к нему, чтобы утешить, прийти на помощь, но Адам, уловив ее движение, мгновенно напрягся всем телом, на лице его появилось недоброе, предостерегающее выражение, и она остановилась, как на стенку налетела.