Страница 11 из 22
— Надо же, сегодня без крови обошлось. Вам неслыханно повезло, мужики!.. Ах да, этому болвану всё же вызовите лекаря поскорей, а то сдохнет ещё!
На улице Согнар согнал усмешку с лица и, догнав товарища и его раба, обеспокоенно посоветовал:
— Думаю, стоит уйти из этого квартала побыстрей. Не хватало ещё со стражей столкнуться: думаю, им сильно не понравится, что кто-то позволяет себе мордовать до полусмерти добропорядочных горожан. Впрочем, и эти вояки ещё могут очухаться да решить отомстить…
— Мне почему-то кажется, служителей закона больше возмутит наглый грабёж, который учинил один сержант, — равнодушно буркнул К’ирсан, погружённый в свои мысли.
— О, ну ты, капитан, и скажешь иногда. То боевой трофей и урок всякой пьяни, — с удовольствием встряхнув чужой кошелёк, ответил Тёрн и тут же поинтересовался: — Слушай, К’ирсан, ты сегодня действительно поразительно терпелив. Ещё какой-то сезон назад сначала ты переломал бы все кости половине этого десятка, а уцелевшим вправил мозги в нужную тебе сторону. Теперь же почти никто и не пострадал…
Кайфат с интересом покосился на друга:
— Ты настолько кровожаден?
— Нет, просто любопытно вдруг стало. Думал, хорошо знаю своего капитана, а ты опять изменился.
К’ирсан со свистом выдохнул сквозь сжатые зубы и вдруг ответил неожиданно правдиво:
— Я устал от крови. Хотя нет, неправильно, я устал от той маски, за которой прячусь уже несколько лет. Холодный, бездушный зверь, способный запугать даже самого смелого охотника… Заманчивая и оттого очень опасная роль в спектакле богов! Это как идёшь по тропе жизни, идёшь, остановился, а ты уже не тот, что-то потерял, какую-то незаметную, но важную часть себя прежнего. Страшно и мерзко растворяться в звере!
Согнар, услышавший такие рассуждения от хладнокровного воина, бывшего цепного убийцы на сворке у короля Зелода, содрогнулся.
— Знаешь, Тёрн, разум — это та ступень, что возвышает человека, эльфа или гнома над животными. Он невообразимо ценен, но одного его мало. Лишённый барьеров морали, всего того, казалось бы, лишнего груза, что стесняет нас, мешает жить, разум перерождается в нечто ограниченное и ненужное. Он становится опасным для нас самих и ломает внутренний стержень, саму основу души. Бездушие же отвратительно, оно хуже животного существования и требует немедленного искоренения.
Капитан помолчал, задумавшись, но через минуту вновь заговорил:
— На самом деле мне плевать на этих ничтожеств, ненавидящих любого, кто хоть чем-то отличается от них самих. И, сложись всё чуть иначе, я положил бы их всех, не давая даже подняться из-за стола, но жестокость без смысла, без цели, ради удовлетворения одной только жажды всемогущества… Это омерзительно и глупо! Жёсткость необходима в нашей с тобой жизни как, впрочем, и жестокость, вот только последней злоупотреблять совсем не стоит.
— Когда морализируют добрые, они вызывают отвращение… Когда морализируют злые, они вызывают страх, — внезапно серьёзно произнёс Тёрн, а Кайфат с удивлением уставился на друга.
— Тебе знакомо это изречение [1]?!
— Ну да, не совсем же я тёмный! И меня в детстве пичкали всякими древними мудростями, — даже с некоторой обидой протянул Согнар. — Ренор Гельшар, «Измышления о природе морали». Как он мне не нравился!
Дальше друзья шли уже молча, пока К’ирсан не завернул в сторону старой заросшей аллеи. Присев на бортик обветшалого фонтана, он подозвал потерянно молчащего гоблина и принялся ощупывать его разбитый нос.
— Перелом, как и следовало ожидать, — прикрыв для удобства глаза, прошептал капитан, а затем, чуть громче, потребовал у раба: — Потерпи. Сейчас будет немного больно!
Нос урга неестественно громко хрустнул под пальцами Кайфата, и малыш громко застонал:
— Страшно жжётся!
— Потерпи пару минут, — спокойно посоветовал ему хозяин и сполоснул руки в позеленевшей воде из чаши фонтана. — Сейчас уже должно быть лучше…
Гхол прислушался к ощущениям и неуверенно кивнул. У него остановилось кровотечение, начала стремительно спадать опухоль вокруг глаз.
— Тёрн, с завтрашнего дня займись тренировками этого зелёного недоразумения, — приказал К’ирсан и обжёг взглядом засопевшего было гоблина. Тот сник, попытался вжать голову в плечи. — Если его всякая пьянь по морде будет бить, то так, глядишь, и помрёт раньше отмеренного срока!
— И чему прикажешь его учить… И, главное, когда?! — застонал Согнар, мысленно помянув многих демонов Тьмы. — Тут не знаешь, где завтра окажешься, что делать будешь, а ты ещё нелюдь всякую учить требуешь!.. Погоди, или ты что-то дельное придумал?
— Что придумал, то на потом отложим, а сейчас послушаем одного интересного господина, — с усмешкой произнёс К’ирсан и уставился куда-то в сторону входа в аллею. — Думаю, он нам явно желает сообщить нечто достойное внимания… Я прав, уважаемый?!
Привыкший доверять Кайфату если не во всём, то во многом, Тёрн огляделся и, не обнаружив никого чужого, с сомнением осторожно поинтересовался:
— Ты это к кому обращаешься, капитан?
Вот только ответил ему совсем незнакомый голос.
— Думаю, что речь идёт обо мне.
В том месте, куда с иронией смотрел К’ирсан, дрогнул воздух, и из возникшего марева появился человек. Светловолосый, с наглым, оценивающим прищуром глаз, так и пышущий силой и задором, он казался молодым аристократом, решившимся на прогулку по чужому, безлюдному кварталу в поисках приключений. Вот только вблизи становилось понятно, что это уже зрелый муж, сохранивший в душе огонь юности.
Раздосадованный Тёрн выхватил меч и встал в стойку, но после приказа капитана тут же спрятал оружие в ножны. Стараясь сохранить лицо, сержант забормотал нечто неприличное о всяких колдунишках, которых нынче развелось, что грязи, и о мерзопакостных богопротивных амулетах, подходящих только злобным убийцам.
Вторя ему, вздохнул маленький ург. Гоблин, боготворивший К’ирсана и всё ещё считавший того если не Рыргой, то уж его родственником точно, всячески старался заслужить одобрение или даже похвалу господина. Ведь и в трактире, быть может, всё обошлось мирно, без мордобоя, если бы он тогда не назвал цеплявшихся к нему пьяных вояк мархузовыми выкидышами. И ведь если бы не хозяин, то стычка в трактире могла окончиться совсем иначе! Вот и сейчас, на глазах гоблина аж слёзы навернулись: он, ученик шамана, проворонил скрытого невидимостью человека, не смог помочь Рырге. Как стыдно! К’ирсан, точно прочитав мысли корда, успокаивающе похлопал его по плечу.
— Это всё-таки амулет, господин Тёрн. Из меня получился слишком посредственный маг, чтобы укрыться под Пологом Невидимости самостоятельно. — Разоблачённый неизвестный подошёл ближе и представился: — Беор, барон Орианг… Ну, а с вами тремя я уже знаком, и пусть особенности встречи не покажутся вам оскорбительными.
Способность этого Беора иронизировать над самим собой и незнакомцами понравилась К’ирсану, и он поприветствовал барона кивком.
— Как давно вы меня заметили? — Барон вёл себя непринуждённо, словно они старые приятели, один из которых внезапно раскусил шутку другого.
— От самого трактира. Ваш полог, грасс Беор, полон изъянов, но и будь он идеален, разглядеть вас несложно. Несмотря на все предосторожности, вы забыли укрыть разум в самых глубинных закромах души и оттого заметны, — с учтивой улыбкой сообщил Кайфат. — Всё просто.
— Ну, для кого-то просто, а для кого услышанное и за сказку сойдёт. Впрочем, непонимание и одиночество — удел всех идущих забытыми путями… Прежними путями! — За рассеянной улыбкой барона прятался стальной блеск клыков насторожившегося хищника. Демонстрируя мирные намерения, он намекал, что не так уж и бессилен. Мол, мир сложнее, чем кажется, и слабость в одном сменяется силой в другом.
— Верно, — односложно ответил К’ирсан и замолчал, выдерживая паузу. В старой аллее сгустилось напряжение, грозящее взорваться смертельной схваткой. Тёрн сделал шаг в сторону, намереваясь перехватить Беора, пожелай тот сбежать, а гоблин замер рядом с Кайфатом, готовый выполнить любой приказ. Один лишь Руал непринуждённо гонял какую-то зверюшку в корнях деревьев. Угрозы жизни любимому хозяину он не ощущал, а потому нашёл развлечение на свой вкус.
1
Вообще-то так говорил Фридрих Ницше (прим. автора).