Темная лошадка

Шона я нашла в гардеробной (размером побольше спальни в обычном доме). Он был в смокинге от Армани и завязывал галстук-бабочку.

– Какая у нас нынче болезнь? – спросила я.

– Начинается на «п».

– Паралич?

– Паркинсон. Последний писк моды среди известных людей. Публика валом повалит, вот увидишь.

Шон застегнул пиджак и залюбовался собою в трюмо. Облокотившись на мраморный подоконник, я наблюдала, как он прихорашивается.

– Когда-нибудь список приличных болезней подойдет к концу.

– Я уже пригрозил маме, что в следующий раз устрою бал в пользу больных генитальным герпесом, – кивнул Шон.

– Господь свидетель, половина Палм-Бич внесла бы свою лепту.

– А другая половина приобщилась бы на ночных тусовках после бала. Хочешь быть моей дамой?

– В смысле герпеса?

– В смысле бала, Золушка. Твои родители точно там будут. Двойной скандал – двойное удовольствие.

Идея увидеться с матерью и отцом привлекала меня еще меньше, чем поход в полицию: из встречи с Лэндри, по крайней мере в перспективе, может выйти что-нибудь полезное.

Мать пару раз навещала меня, когда я лежала в больнице, исполняя материнский долг при полном отсутствии материнского инстинкта. В свое время она решилась на удочерение по причинам, бесконечно далеким от любви к детям. В ее жизни я была мелкой деталью, как сумочка или комнатная собачонка. И, как собачонку на поводке, меня всякий раз одергивали, стоило мне переступить границу дозволенного: отец тут же грозился лишить меня наследства. Мое вторжение в их жизнь его совсем не радовало. Я была ударом по его самолюбию, постоянным напоминанием о неспособности зачать собственных детей. И это лишь раздувало огонь моего неповиновения.

С отцом я не общалась уже более десяти лет. Наследства он меня лишил-таки, когда я бросила колледж и пошла работать в полицию. Какое оскорбление для него! Просто плевок в лицо. И еще – прекрасный повод разорвать отношения, которым вообще-то положено быть нерушимыми. Мы оба дружно за него ухватились.

– Ой, извини, – я широко развела руками. – Для такого случая я не одета.

Шон смерил критическим взглядом мои старые джинсы и черную водолазку.

– А куда подевалась та красавица, которую я видел нынче утром?

– Целый день доводила разных людей до бешенства.

– По-твоему, это правильно?

– Увидим. Если долго давить прыщи, какой-нибудь точно вылезет.

– Как прозаично!

– Ван Зандт заходил?

Шон закатил глаза.

– Солнце мое, из-за таких, как Томас Ван Зандт, я и живу за закрытыми воротами. Если и заходил, я ничего об этом не знаю.

– По-моему, он слишком занят попытками развести Трея Хьюза на несколько миллионов.

– Хочет продать ему лошадей? Не думаю, что у него что-нибудь получится. Хьюзу деньги нужны. Ты видела, какую он строит конюшню? Просто Тадж Махал местного значения.

– Что-то слыхала.

– Пятьдесят стойл с лепными сводами, с ума сойти! Четыре квартиры для конюхов на втором этаже. Крытая арена. И большая площадка для скачек.

– А где?

– Десять акров элитной земли в том новом районе рядом с Гран-При-Виллидж. Фэйрфилдс.

– Фэйрфилдс? – изумленно переспросила я.

– Да, – кивнул он, поправляя крахмальные манжеты и снова оглядывая себя в зеркале. – Роскошно до неприличия. Его тренеру будут черной завистью завидовать все жокеи Западного побережья. Дорогая, мне пора.

– Погоди. Но такое место должно стоить немыслимых денег! Трей действительно может безболезненно потратить такую часть своего капитала?

– Абсолютно. Мать отписала ему практически все имущество Хьюзов.

– Салли Хьюз умерла?

– В прошлом году. Свалилась с лестницы у себя дома и расколола череп. Во всяком случае, так говорят. Надо чаще встречаться со старыми соседями, Эл, – ворчливо заметил он, чмокнул меня в щеку и отбыл.

Фэйрфилдс. Только сегодня утром Брюс Сибрайт собирался заключать сделку в Фэйрфилдс.

Совпадений я не люблю и не верю в них. Точнее, не верю в их случайность. В колледже я как-то забрела на лекцию некоего современного светила, который утверждал, что жизнь на самом первичном, молекулярном уровне есть энергия. Все наши поступки, мысли, эмоции можно свести к чистой энергии, которая управляет нами, ищет новых путей, сталкивается с энергиями других людей в наших крохотных мирках. Энергия притягивает энергию, намерение становится силой природы, и никаких совпадений не может быть по определению.

Мне очень хотелось уверовать в эту теорию, но потом я поняла: тогда придется принять, что в жизни не бывает ничего случайного или нечаянного. И я решила лучше ни во что не верить.

Учитывая, с какими людьми была по жизни связана Эрин Сибрайт, ничего хорошего с нею сейчас происходить не могло. Мать, похоже, вообще не знала, у кого работала Эрин, и в это мне верилось легко. Пусть бы даже у самого дьявола – Кристал было все равно, лишь бы только из-за этого не покачнулся ее собственный мирок. Возможно, она вообще предпочла бы не помнить о том, что Эрин ее дочь. А Брюс Сибрайт? Знаком ли он с Треем Хьюзом? Если да, то знает ли он Джейда? А если знаком с обоими или хоть с одним, как вписывается в эту картину Эрин?

Скажем, Брюс хотел выставить Эрин из дому за шашни с Чедом. Если он знает Хьюза – а через Хьюза связан с Доном Джейдом, – возможно, он сам устроил ее к Джейду, чтобы таким образом убрать с глаз долой. Другой, куда более важный вопрос – было ли Брюсу дело, что€ станется с Эрин после того, как она перестанет жить в его доме? И если было, то в каком смысле – в хорошем или плохом? Что, если он хотел избавиться от нее на всю жизнь?

Такими-то мыслями и вопросами я заняла свой вечер. Мерила шагами домик для гостей, грызла ногти – вернее, то, что от них осталось. Из колонок лился негромкий, спокойный джаз – неподходящий музыкальный фон для тех сценариев, что я проигрывала в уме.

Тратить день на поездку в Окалу не хотелось: я нутром чуяла, что толку от этого не будет. В конце концов я решила, что утром позвоню в тамошнее сыскное агентство и дам всю необходимую информацию, вкупе с инструкциями. Если Эрин работает на ипподроме Окалы, через день, самое большее через два мне об этом сообщат.

Идиот. Надеюсь, он сейчас мается без сна.

Было за полночь, а у меня тоже сна ни в одном глазу. Вот уже сколько лет я не спала ночами – отчасти из-за склада характера, отчасти из-за не прекращающейся после травмы глухой боли. Впрочем, меня ничуть не заботило, как влияет недосып на мое физическое и психическое здоровье. Наплевать. Я привыкла. По крайней мере сегодня меня не мучили мысли о допущенных ошибках и о том, чем за них придется платить.

Я схватила куртку и вышла из дома. Ночь была прохладная, к Уэллингтону через Эверглейдс гнало грозу. Вдали, на востоке, среди туч посверкивали молнии.

Я проехала мимо роскошных конюшен Гран-При-Виллидж, развернулась и нашла каменные парадные ворота Фэйрфилдс. На табличке значился общий план владения, разделенный на восемь участков площадью от пяти до десяти акров. Три из них с пометкой «Продано». Гарантировалась утонченная красота ландшафта для эксклюзивных конно-спортивных сооружений, а по всем вопросам предлагалось обращаться в компанию «Грифон».

Каменные столбы уже были возведены и сторожка построена, однако железные ворота еще предстояло установить. Я медленно ехала по извилистой дорожке. Фары выхватывали из темноты заросли сорняков и кустарника. На двух стройках ярко горели прожектора. Даже глубокой ночью я без труда определила, какой из двух участков принадлежит Трею Хьюзу.

Конюшню уже поставили. Ее силуэт напоминал портфель для документов – огромный двухэтажный прямоугольный параллелепипед вытянулся вдоль дороги, щеголяя своей величиной. Он ярдов на тридцать отстоял от проволочной изгороди. Ворота были заперты на цепь.

Я подъехала вплотную к воротам и остановилась, стараясь разглядеть как можно больше. В свет фар попал кусок бульдозера, комья глины, кучи выкопанной земли. Рекламный щит перед конюшней гордо гласил, что строительная компания возводит имение «Везучий паршивец». Потрясающее остроумие!