Быть вместе

Когда она в Шенди сошла с судна в обществе Хашима, Рауль перелистал ее рисунки, ожидая увидеть неуклюжие попытки рисования, так обожаемого хорошо воспитанными молодыми леди. Вместо этого он обнаружил сделанные умелой рукой выразительные наброски сцен, передававшие все нюансы движения, и портреты Хашима и арабов. Не было только ни одной зарисовки его самого. Снова аккуратно складывая их, он осознал, что мисс Харриет Латимер все больше и больше занимает его мысли. В Бербере он отнес ее к категории занудливых женщин, без труда позабыв о стойкости и мужестве, проявленных ею в пустыне. Теперь он столкнулся с другой стороной ее натуры: Харриет была талантливой, изобретательной и на удивление смиренной. Ее находчивые остроумные ответы и демонстративно вздернутый подбородок просто забавляли его. Он прекрасно понимал, что Харриет мечтает покататься верхом, что только гордость мешает ей принять его предложение, и не пытался надавить на нее. Просто, вернувшись на следующее утро с собственной верховой прогулки, Рауль с наслаждением потянулся и сказал Хашиму, что верховая езда и полезна, и приятна. Утоляя жажду стаканом сока лайма, он с блеском в глазах смотрел на Харриет, которая при его словах слегка задрала подбородок.

После двух таких утренних сцен он бесстрастно объявил:

— Араб, выгуливавший вашу лошадь, подвернул ногу, так что я был бы благодарен вам, если бы вы смогли в это утро сами вывести ее.

— Я уже сказала вам, мистер Бове, что у меня нет желания гулять.

Харриет крепко стиснула нежные губки.

— У вас, мисс Латимер, возможно, и нет, а у лошади есть.

Скрывая прилив радости от предвкушения удовольствия, которое доставит ей предстоящая верховая прогулка, Харриет отложила в сторону блокнот для эскизов и сухо согласилась:

— Хорошо, мистер Бове, если это необходимо.

Он засунул свои пистолеты за широкий кожаный ремень, а Харриет протянул маленький двуствольный револьвер.

— Нет, благодарю вас, мистер Бове. — Она с отвращением попятилась, испепеляя его взглядом золотисто-зеленых глаз. — Я не разделяю вашего увлечения убийством.

— Оружие вам для защиты, а не для удовольствия, — отрывисто сказал он, подавив вспышку обжигающего гнева. — Звери, бродящие по берегу реки, не приверженцы пацифизма.

Она неохотно сжала в руке рукоятку револьвера и с отвращением посмотрела на оружие.

— Это «флетчер». Вы поймете, что им проще пользоваться, чем ружьем.

— Я не буду им пользоваться, мистер Бове.

Пожав плечами, он быстро вскочил на лошадь, предоставив Хашиму подсаживать Харриет в седло. У нее не было костюма для верховой езды, и ей было непривычно сидеть на лошади верхом по-мужски. Она слишком поздно вспомнила об отсутствии у нее навыков такой верховой езды, но надеялась, что лошадь поймет и будет послушной, однако еще сильнее она надеялась, что ее неопытность не станет очевидной для Рауля Бове.

Они легким галопом скакали по акациевой роще. Пока широкая река не скрылась за зелеными зарослями, Харриет не обращала внимания, что осталась одна с Раулем, а арабы, обычно сопровождавшие его, отстали.

Интересно, подумала она, знал ли он до отъезда, что они так поступят, и если да, то зачем поехал с ней один? Ответить она могла только отрицательно: конечно, не ради дружеского общения, так как он скакал немного впереди, и его худощавая мускулистая фигура оставалась чужой и неприступной.

Харриет не стала размышлять далее об отсутствии арабов и сосредоточилась на своей лошади: пони, на которых она каталась в Челтнеме, не подготовили ее к езде на арабской кобыле. Среди кустарников и деревьев были разбросаны желтые раскаленные камни, а сквозь свисающую листву Харриет были видны бесплодные пространства, лежащие вдали от зеленых берегов Нила. Почувствовав, что ее лошадь становится заметно беспокойнее, Рауль оглянулся и нахмурился, так что его брови почти сошлись на переносице, а проехав еще несколько шагов, он остановился, и его тело напряженно застыло.

— Что это? В чем дело?

Харриет с трудом остановила свою лошадь рядом с ним.

Быстро подняв руку, он призвал ее к тишине и напряженно прислушался. Харриет ничего не слышала, однако не только ее лошадь, но и лошадь Рауля закусила удила и в страхе подняла уши. Харриет увидела, что рука Рауля потянулась вниз к пистолету, и почувствовала, что у нее на затылке выступили капли холодного пота. Тишина была зловещей — птицы, порхавшие у них над головами, разлетелись с громкими тревожными криками, и только покачивающиеся листья напоминали об их недавнем присутствии.

— Думаю… — тихо заговорил Рауль, но в этот момент ее кобыла встала на дыбы и забила копытами, а Харриет пронзительно вскрикнула.

Она увидела, как рука Рауля метнулась к ее поводьям, но он на несколько дюймов промахнулся, и ее кобыла бешеным галопом понеслась вперед. Песок, камни, кусты и ползучие растения превратились в расплывчатое пятно, ноги Харриет выскользнули из стремян, она из всех сил старалась удержаться на лошади. Выпустив поводья, обхватив руками потную шею лошади и прижавшись лицом к гриве, она беспомощно скакала к пустыне. Сквозь ужас она смутно услышала крик Рауля и стук копыт позади, а потом ее кобыла прыгнула через препятствие, и руки Харриет разжались. За долю секунды перед Харриет как в калейдоскопе промелькнули солнце и небо, а затем она ударилась о землю и осталась лежать неподвижно.

Харриет попыталась вздохнуть и не смогла, у нее было такое ощущение, что ее грудь сдавили тисками. Сквозь кроваво-красный туман она услышала, как Рауль окликает ее по имени, и затем снова вернулся дневной свет.

—  Яупала, — тупо произнесла она.

Зарывшись лицом в ее волосы, Рауль держал ее, крепко прижимая к себе, и Харриет чувствовала, что он дрожит. Находясь в состоянии оцепенения, она не могла понять, что он делает, стоя на песке на коленях. Его глаза превратились в черные впадины на мертвенно-бледном лице, а от хладнокровия не осталось и следа. Неуверенно подняв руку, Харриет коснулась его щеки.

— С вами все в порядке? — спросила она, чувствуя, что ей становится легче дышать, боль в спине и груди уходит.

— Да, — осипшим голосом ответил Рауль, глядя вниз на нее, и от того, что она увидела в его глазах, желание, словно пламя, охватило ее.

— Нет… — слабо запротестовала Харриет, но затем, сдавшись, закрыла глаза, и он поцеловал ее долгим, глубоким поцелуем.

Не ответить ему означало для нее то же, что не дышать. Ее руки скользнули вверх и обняли его, и ее поцелуй был таким же жгучим, таким же страстным, как и его. Оторвавшись наконец от ее губ и подняв голову, он совершенно ошеломленно смотрел на девушку.

— Мой Бог, — тихо произнес Рауль, рассматривая правильной формы личико, нежные, очаровательные, чувственные губы и золотисто-зеленые глаза, которые мучили его и днем, и во сне.

— Я… Это было случайное… падение, — пролепетала Харриет, чувствуя, как краска заливает ей щеки.

Изумление исчезло с его лица, но странный блеск, появившийся в его глазах, в которые она заглянула, и при солнечном свете оставлял их такими же черными, как и в темноте. «Похоже, дням моей холостяцкой жизни суждено закончиться. Надо же было влюбиться посреди песков в мисс, едва вышедшую из классной комнаты!» — пронеслось у него в голове.

— Проклятая случайность, — хрипло произнес Рауль, снова целуя ее с разгорающейся страстью.

Бурная радость захлестнула ее от того, что отношения между ними опять стали такими же, как до Бербера. Харриет любила его всем сердцем, и ее поцелуи не оставили у него никаких сомнений в этом.

— У вас даже не рассыпались волосы, дорогая, — подняв голову и удивленно посмотрев на нее, заметил Рауль с улыбкой, слегка растянувшей уголки его рта.

— Я весь день буду ходить с распущенными, если вам нравится, — застенчиво отозвалась она.

— Это удовольствие только для моих глаз. — Он крепче обнял ее. — Не для Хашима и не для дюжины арабов.

— Вы так беспокоитесь обо мне? — Она покраснела от смущения.