Страница 92 из 131
Я принимаюсь за итальянский язык и когда возвращусь к тебе, то, вероятно, буду тебе читать Тассовы стансы.
Уведомь меня, прошу тебя, о нашей милой графине Потоцкой * . Мне писали из Петербурга дурные вести о ее здоровье; где она и что с нею делается? Ты должен знать.
Жуковский.
41. Н. Н. Шереметевой. <Март 1839, Вена> *
Милая Надежда Николаевна, ваше любезное письмо с обыкновенным поздравлением получил я в Риме и поблагодарил за него тогда мысленно, а теперь благодарю и письменно, хотя, правда, уж не за что благодарить. День рождения в мои лета более напоминает о смерти, чем о жизни. Старость не радость! А она уж начинает мне глядеть в глаза; я же морщусь и отворачиваюсь, и это не помогает, остаются одни только морщины. — Дней через пять по получении письма вашего я увиделся в Генуе с нашим Тютчевым, с которым уж прежде встретился в Комо. Я прежде знал его ребенком, а теперь полюбил созревшим человеком; он в горе от потери жены своей * . Судьба, кажется, и с ним не очень ласкова. Он человек необыкновенно гениальный * и весьма добродушный, мне по сердцу. Мы поговорили об вас с дружеским чувством. Через три месяца с половиною увижу вас в Москве; но одно условие — не лазить ко мне на высокую мою лестницу. А теперь обнимаю вас мысленно. До свидания.
Ваш Жуковский.
Скажите мое сердечное почтение Екатерине Федоровне * . Что моя бедная Маша Дорохова? Увижу ли ее в Москве? Хорошенько обнимите ее, если она там.
42. П. А. Плетневу. 17 (29) июля 1840, Дармштадт *
Любезнейший Петр Александрович.
Вы думаете, что я к вам скоро буду? Ан нет, погоди. Я еще остаюсь шататься на Рейне и не прежде возвращусь в Петербург, как в половине или в конце октября. Благодарю вас за оба дружеские письма ваши и за то, что вы скрутили в дугу Смирдина * . Этого я бы не умел сделать, и с сего времени определяю вас моим литературным палачом * . Для этого теперь представляется особенный казус; мне бы хотелось продать существующие мои сочинения кому-нибудь на вечное владычество, ибо деньжура будет мне крайне нужна при моем возвращении на святую Русь. Поручаю вашей дружбе эту заботу. Другая забота вот какая: передайте приложенное письмо генералу Дубельту. В нем находится письмо к Кюхельбекеру * , которому я не успел написать при отъезде моем за границу; но это письмо лежит у меня на сердце; прошу вас попросить Дубельта, чтобы его немедленно отправил. Приложите к нему экземпляр моих сочинений и экземпляр сочинений Пушкина, которые возьмите на мой счет у Смирдина и передайте Дубельту с просьбою доставить при письме Кюхельбекеру. Поспешите это исполнить, мой добрый Петр Александрович, вы крайне меня этим обяжете. Еще одна просьба, на которую обратите дружеское внимание, хотя она, может быть, и покажется вам маловажною. У меня есть здесь приятель, нет, более нежели приятель — друг по сердцу, человек, каких мало, и для меня особенно значительный по его влиянию на судьбу мою. Это Радовиц * . Вы об нем не слыхали. Он страстный охотник до автографов и собрал их уже великое множество. Он желает иметь русских и дал мне список. Уверяю вас, что вы меня несказанно обяжете, если поможете мне сделать это удовольствие Радовицу; соберите что можете по приложенному списку и доставьте мне повернее. Адресовать можете на имя нашего министра Убриля * (Oubril) во Франкфурт-на-Майне. Он будет знать, куда переслать мне письмо ваше. Радовиц сказал мне, что можно найти автографы у Шардиуса, архивариуса Петербургской Академии наук. Попросите его моим именем; употребите разные каверзы, словом потешьте меня.
Поручаю вам поклониться от меня Субботе Одоевского * ; а самого хозяина Субботы дружески за меня обнять. Во всяком случае, отвечайте поскорее на это письмо и адресуйте его к Убрилю, если не будет фельдъегеря.
Ваш от всего сердца
Жуковский.
43. А. Я. Булгакову. 11(23) апреля 1843, Дюссельдорф *
Христос воскресе, любезнейший Александр! Похристосуйся за меня с Тургеневым, если удастся его где-нибудь встретить. Чтобы это вернее сделать, можешь на мой счет нанять извозчика и съездить на Воробьевы горы * . Благодарю за доставление писем. Не знаю, благодарил ли я тебя за твой приятный литературный подарок * . Кажется, нет. Я получил его в двух видах: в обрезанномпрямо из Москвы, от тебя самого, давно, и в необрезанномиз Вены, весьма недавно. Прочитал я с большим удовольствием. Этот отрывок напомнил живо о великом для России времени. Особенно в нем замечателен Карамзин, который с такою верностию накануне падения Москвы предсказывает падение Наполеона и с таким вдохновением верит славному спасению отечества, тогда как все вокруг него кажется погибающим. Ты прилежно записывал все, что видел и слышал в течение своей жизни. Верно, у тебя запас порядочный записок. Хорошо бы ты сделал, когда бы сам сделал из них выбор и выдал в свет то, что годится для выдачи. То же бы я шепнул и Тургеневу; у него богатый архив записок и выписок. Чт оон праздно шатается в Москве! Какое бы славное занятие для него, усевшись и угревшись на гнезде нашей молодости, одушевить себя воспоминанием прошлого, давнишнего и недавнего. Или бы я на его месте отправился к князю Александру Николаевичу Голицыну в Крым, прожил бы с ним полгода и записал бы все его рассказы о веке Екатерины, Александра и прочее. Умрет он, от кого что-нибудь услышишь? Отправь его в Крым. Он же еще не видал Крыма. Грех будет дать умереть князю Голицыну, не застраховав его преданий! Сколько уже людей мы таким образом вовсе потеряли! Иван Владимирович Лопухин рассказывал удивительно хорошо и был богат преданиями старины, но он описывал необыкновенно дурно то, что умел хорошо передать на словах: его богатство с ним исчезло. Пушкин начал было по моему совету записывать рассказы Загряжской * — и она умерла, и сам он пропал. Князь Голицын последний представитель старины. Эй, Тургенев! Поезжай в Крым! Твое присутствие порадует старика, а ты с него сберешь дань, за которую мы все тебе будем благодарны. Выпроводи его туда хоть насильно. На Южном берегу найдет он за кем и поволочиться. Для этого может заглянуть и в Одессу. Но я говорю об этом не на шутку.
Прости, милый. Передай и перешли приложенные письма.
44. А. О. Смирновой. 4(16) генваря 1845. <Франкфурт-на-Майне> *
Милая Александра Иосифовна, протяните ваши милые ручки и примите с тем моего новорожденного сыночка Павла Васильевича Жуковского, которого передаю в вашу любовь и благоволение. Он появился на свет в самый новый год, в 6 ½ часов пополуночи, весьма мало потревожив свою мать в минуту своего появления, хотя и пришло было ему на минуту в голову пойти боком, но скоро одумался и принял походку всех тихих, благонамеренных новорожденных. С тех пор ведет себя порядочно, мало кричит и много пьет и пьет из живого источника — из груди матери, которой это и лекарство; и она, слава богу, совершенно здорова. Ныне начались четвертые сутки, а никаких болезненных припадков не было. Все необходимое идет лучшим ходом. Павел Васильевич похож на красного рака: мурчит и копышется. Лоб у него славный, глаза черные и очень веселые, все прочее красный жмых. Вот вам мое донесение; порадуйтесь с нами и молите за нас бога.