Страница 70 из 106
VIII Ночь краткая блаженства миновалась; Настало утро. Из объятий Младой супруги вырвался Рустем. Он снял с руки повязку золотую И, дав ее Темине, Сказал: «Теперь нам должно разлучиться; Меня в Сабуле ждут Готовые в поход мои дружины; А ты храни мой дар заветный; И если в этот год тебе родится дочь, Укрась ее моей повязкой; И будет ведать целый мир, Что ей отец Рустем. Но если небо даст нам сына, Пусть носит он, как я носил, Мою повязку на руке; Когда ж он возмужает, Пришли его ко мне в Сабулистан; Но ведай наперед, что он Не иначе явиться может Мне на глаза, как уж прославясь Великим делом богатырства; Его неславного ни знать, Ни видеть не хочу я — Пускай в толпе исчезнет, Покрытый тьмой забвенья И непримеченный отцом. Не по его породе знаменитой, Не по моей повязке золотой Он будет мной за сына признан — Нас породнит одна лишь только слава; С ее свидетельством он должен Мне от тебя принесть мой дар заветный; Лишь ею он получит право Сказать в глаза мне: я твой сын. Но близко день; прости». И он, к горячей груди Прижав супругу молодую, Ее с любовью лобызал В ланиты, очи и уста И долго от нее не в силах Был оторваться. Обливаясь Слезами, от него она Пошла, и для нее, в час брака овдовевшей, Блаженство краткое печалью долгой стало. Тут царь пришел спросить у зятя: Приятно ль он провел ту ночь? И объявил, что Гром отыскан. Обрадован той вестью был Рустем; Он подошел к коню, его погладил И оседлал; потом из Семенгама Поехал, светлый, бодрый духом, Сперва в Систан, потом в Сабулистан; И много о своем он думал приключенье, Но дома никому о нем не говорил.
Книга вторая
Зораб
I Пора пришла — и у Темины Родился сын, прекрасный Как месяц. Радостно и горестно его Прижала к сердцу мать и со слезами Им любовалась: он был вылитый Рустем. Она его Зорабом назвала, Его сама кормила грудью, О нем и день и ночь пеклася. И дивное созданье был Зораб: Он родился с улыбкой на устах; Ни от чего и никогда не плакал; рос так чудно, Что в первый месяц уж казался годовым; Трех лет скакал отважно на коне; Шести лет был могуч, как лев; Когда ж ему двенадцать лет свершилось, Никто не мог с ним сладить; ростом был Он великан, и все блистало В нем мужеством и красотою: Глубоко-темные глаза, Румянец пламенный на свежих Щеках, широкие плеча́, крутая грудь, Железно-жилистые руки И ноги крепкие, как кедры. Бороться ль кто с ним покушался — Его он вмиг сгибал в дугу; На львиную ль охоту выходил — Со львом он ладил, как с лисицей; Шатал ли дуб иль кедр — В его руках они, как хлыстья, гнулись; Гнался ли за конем — его, Догнав, хватал за гриву, И падал на колена конь: Таков был в отроческих летах Зораб, достойный сын Рустема. II Однажды к матери приходит отрок И так ей дерзко говорит: «На сверстников своих гляжу я свысока; Никто из них передо мною Поднять не смеет головы; Но никому из них досель не мог я Ответствовать, когда он знать хотел, Кто мой отец. Скажи же: кто отец мой? Когда не скажешь, на себя Я руку наложу, Да и тебе добра не будет». Темина с гордостью и страхом отвечала: «Мой сын, твое рожденье Доныне было тайной; Теперь узнай: ты сын Рустема; Ты дедов знаменитых внук; И нет земных величий, Которых бы отец твой не затмил Сияньем дел своих великих. Возьми теперь повязку эту; Носи ее и береги, Как свет своих очей: ее мне дал Отец твой на прощанье. Когда к нему дойдет молва, Что ты достоин быть им признан, Он позовет тебя в Иран И по своей повязке там узнает. Но ведай наперед, Зораб, Что на глаза ему явиться Не иначе ты можешь, как прославясь Великим делом богатырства; Тебя неславного ни знать, Ни видеть твой отец не хочет; Не по своей породе знаменитой, Не по его повязке золотой Ты будешь им за сына признан; Вас породнит одна лишь только слава; С ее свидетельством ты должен от меня Принесть отцу его залог заветный Лишь ею ты получишь право Сказать в лицо Рустему: «Я твой сын». Гордися ж, друг, своей породой славной, Но до поры храни о ней молчанье». III На то Зораб ей дал такой ответ: «Кто скроет в небесах Сияющее солнце? Кто скроет на земле Своей породы славу? Зачем о ней так поздно сведал я? До сих пор ежечасно И встречный мне и поперечный, И старики и молодые Твердили о Рустеме. Кто исполина одолел? Кто замок разорил волшебный? Кто войско разогнал один? На каждый мне такой вопрос Все тот же был ответ: Рустем. Во мне от изумленья И ревности кипело сердце; А он был мой отец, и я о том не ведал. Но знай теперь: из Семенгама И из туранских областей Храбрейших вызвать я намерен: И мы пойдем войною на Иран; И битва будет там такая, Что пылью месяц в высоте Задернется, как темной тучей; С иранского престола Сгоню я шаха Кейкавуса И подарю Иран Рустему; Потом пойду войною на Туран, И будешь ты царицею Турана». Так он сказал и гордо удалился. И никому он своего Рожденья не открыл: Неведомая сила Ему уста сжимала всякий раз, Когда была готова Слететь с них тайна роковая; Как будто сам отец ему шептал: «Лишь славой ты получишь право Сказать в лицо мне: я твой сын».