Страница 31 из 108
На смерть фельдмаршала графа Каменского *
Еще великий прах… Неизбежимый рок! Твоя, твоя рука себя нам здесь явила; О, сколь разительный смирения урок Сия Каменского могила! Не ты ль, грядущее пред ним окинув мглой, Открыл его очам стезю побед и чести? Не ты ль его хранил невидимой рукой, Разящего перуном мести? Пред ним, за ним, окрест зияла смерть и брань; Сомкнутые мечи на грудь его стремились — Вотще! твоя над ним горе́ носилась длань… Мечи хранимого страшились. И мнили мы, что он последний встретит час, Простертый на щите, в виду победных строев, И, угасающий, с улыбкой вонмет глас О нем рыдающих героев. Слепцы!.. сей славы блеск лишь бездну украшал; Сей битвы страшный вид и ратей низложенья Лишь гибели мечту очам его являл И славной смерти привиденье… Куда ж твой тайный путь Каменского привел? Куда, могущих вождь, тобой руководимый, Он быстро посреди победных кликов шел? Увы!.. предел неотразимый! В сей та́инственный лес, где страж твой обитал, Где рыскал в тишине убийца сокровенный, Где, избранный тобой, добычи грозно ждал Топор разбойника презренный…Счастие *
Блажен, кто, богами еще до рожденья любимый, На сладостном лоне Киприды взлелеян младенцем; Кто очи от Феба, от Гермеса дар убеждения принял, А силы печать на чело — от руки громовержца. Великий, божественный жребий счастливца постигнул; Еще до начала сраженья победой увенчан; Любимец Хариты, пленяет, труда не приемля. Великим да будет, кто, собственной силы созданье, Душою превыше и тайныя Парки и Рока; Но счастье и Граций улыбка не силе подвластны. Высокое прямо с Олимпа на избранных небом нисходит: Как сердце любовницы, полное тайныя страсти, Так все громовержца дары неподкупны; единый Закон предпочтенья в жилищах Эрота и Зевса; И боги в послании благ повинуются сердцу: Им милы бесстрашного юноши гордая поступь, И взор непреклонный, владычества смелого полный, И волны власов, отенивших чело и ланиты. Веселому чувствовать радость; слепым, а не зрящим Бессмертные в славе чудесной себя открывают: Им мил простоты непорочныя девственный образ; И в скромном сосуде небесное любит скрываться; Презреньем надежду кичливой гордыни смиряют; Свободные силе и гласу мольбы не подвластны. Лишь к избранным с неба орлу-громоносцу Кронион Велит ниспускаться — да мчит их в обитель Олимпа; Свободно в толпе земнородных заметив любимцев, Лишь им на главу налагает рукою пристрастной То лавр песнопевца, то власти державной повязку; Лишь им предлетит стрелоносный сразитель Пифона, Лишь им и Эрот златокрылый, сердец повелитель; Их судно трезубец Нептуна, равняющий бездны, Ведет с неприступной фортуною Кесаря к брегу; Пред ними смиряется лев, и дельфин из пучины Хребтом благотворным их, бурей гонимых, изъемлет. Над всем красота повелитель рожденный; подобие бога, Единым спокойным явленьем она побеждает. Не сетуй, что боги счастливца некупленным лавром венчают, Что он, от меча и стрелы покровенный Кипридой, Исходит безвредно из битвы, летя насладиться любовью; И менее ль славы Ахиллу, что он огражден невредимым Щитом, искованьем Гефестова дивного млата, Что смертный единый все древнее небо в смятенье приводит? Тем выше великий, что боги с великим в союзе, Что, гневом его распаляся, любимцу во славу, Элленов избраннейших в бездну Тенара низводят. Пусть будет красою краса — не завидуй, что прелесть ей с неба, Как лилиям пышность, дана без заслуги Цитерой; Пусть будет блаженна, пленяя; пленяйся — тебе наслажденье. Не сетуй, что дар песнопенья с Олимпа на избранных сходит; Что сладкий певец вдохновеньем невидимой арфы наполнен: Скрывающий бога в душе претворен и для внемлющих в бога; Он счастлив собою — ты, им наслаждаясь, блаженствуй. Пускай пред зерцалом Фемиды венок отдается заслуге — Но радость лишь боги на смертное око низводят. Где не было чуда, вотще там искать и счастливца. Все смертное прежде родится, растет, созревает, Из образа в образ ведомое зиждущим Кроном; Но счастия мы и красы никогда в созреванье не видим: От века они совершенны во всем совершенстве созданья; Не зрим ни единой земныя Венеры, как прежде небесной, В ее сокровенном исходе из тайных обителей моря; Как древле Минерва, в бессмертный эгид и шелом ополченна, Так каждая светлая мысль из главы громовержца родится.Плач Людмилы *
Ангел был он красотою! Маем кроткий взор блистал! Все великою душою Несравненный превышал! Поцелуи — сладость рая, Слитых пламеней струя, Горних арф игра святая! Небеса вкушала я! Взором взор, душа душою Распалялись — все цвело! Мир сиял для нас весною, Все нам радость в дар несло! Непостижное слиянье Восхищенья и тоски, Нежных ласк очарованье, Огнь сжимающей руки! Сердца сладостные муки — Все прости… его уж нет! Ах! прерви ж печаль разлуки, Смерть, души последний свет! вернутьсявернутьсявернуться