Страница 30 из 37
— Хорошо, несколько минут посидите, — смягчившись, проговорила медсестра. — Я могу сделать себе небольшой перерыв. Если заметите любое изменение, нажмите на эту кнопку. Любое, вы поняли?
Даниэлла судорожно сглотнула. Через секунду она кивнула медсестре в знак согласия, нащупывая в кармане носовой платок. Когда медсестра ушла, Даниэлла села возле Байрона и очень нежно, очень-очень аккуратно положила свою руку на его, лежащую поверх одеяла.
— Байрон. О, Байрон! — Эти слова она произнесла тихим-тихим шепотом. — Я так тебя люблю. Пожалуйста, не умирай. О, мне так много нужно сказать тебе! Я должна была сказать тебе все это раньше.
Даниэлла всматривалась в его лицо, когда-то такое румяное и полное жизни, а сейчас бледное и неподвижное. Казалось, что он даже не дышит. Лишь слабое колыхание простыни на его груди говорило о том, что он жив. Она поймала себя на том, что, не отрываясь, смотрит на это едва заметное движение, хотя рядом, совсем близко, стояли мониторы, фиксирующие его дыхание.
Его густые ресницы выделялись на фоне совершенно белой кожи, двумя темными полумесяцами ложась на кровоподтеки под глазами. Ей хотелось поцеловать их. Ей хотелось также целовать его щеки, его губы.
Сестра сказала, что ему обязательно станет лучше, и Даниэлла цепко ухватилась за эту мысль. По крайней мере он пришел в сознание, и поэтому шансов выжить у него больше, чем было у Джона. А если на борьбу с болезнью ему понадобится долгое время, она будет с ним.
Про его невесту она забыла. Это был ее Байрон, человек, которого она любила — любила всегда, с той самой первой их встречи, когда он сунул ей прямо под нос ящик для пожертвований. Ее место было рядом с Байроном.
На несколько секунд она закрыла глаза. Потом они сами резко распахнулись, так как она вдруг почувствовала, что рука Байрона зашевелилась под ее ладонью, а пальцы слегка приподнялись, словно он хотел что-то сделать, но рука Даниэллы мешала ему.
— Байрон, — позвала она громким шепотом. — Это я, Даниэлла. Ты проснулся? Ты меня слышишь?
Тяжелые веки медленно приподнялись, и его голубовато-серые глаза попытались сосредоточиться на Даниэлле.
— Элли? Моя Элли?
От того, как он произнес слова «Моя Элли», у Даниэллы застрял комок в горле и из глаз опять покатились слезы.
— Да, — с жаром прошептала она. — Это я. — Свое обещание позвонить медсестре при любом изменении его состояния она забыла. Сейчас были только она и Байрон, и больше никого не существовало во всем огромном мире — только они двое.
— Я люблю тебя, Элли.
Больше она не могла держать себя в руках. Ей хотелось сбросить это напряжение и разрыдаться. Байрон произнес эти слова очень естественно, так, как он произносил их, когда они познакомились и затем поженились: «Я люблю тебя, Элли, и всегда буду любить». Как много раз он говорил ей это. «Ты для меня — единственная девушка на свете».
А она ушла от него! Она разбила его сердце! Но больше этого не будет. Она расскажет ему, что заставило ее так поступить. Она признается ему в своей любви. Больше никаких недомолвок. Ведь жизнь так коротка!
— И я тебя люблю, Байрон. — Это было правдивое и решительное заявление, идущее прямо от сердца. — Я очень сильно тебя люблю.
Байрон попробовал улыбнуться, поднял руку и коснулся ее лица. И хотя Даниэлла видела, каких сил ему стоило это движение, она удержала его руку и припала к ней губами, целуя его ладонь, его пальцы. Ее глаза все это время не отрывались от его серых глаз.
Она видела в его глазах страдание, но в то же время они были наполнены и любовью, его любовью к ней.
— Я очень за тебя беспокоюсь, — произнесла Даниэлла.
Он вдруг закрыл глаза, но через секунду открыл их снова и сказал:
— Не нужно беспокоиться. — Ему было очень трудно говорить. — Я… я… — Его рука обмякла, и он снова заснул.
Вернулась медсестра. Даниэлла не сказала ей о том, что Байрон просыпался, — она наслаждалась этими драгоценными минутами. Она не знала, вспомнит ли он их когда-нибудь, но он произнес слова любви, и она наконец призналась, что тоже его любит. Даниэлла бы сказала ему об этом в любом случае, даже если бы не услышала его признания. Сейчас она чувствовала себя немного лучше.
Медсестра посоветовала ей поехать домой, но Даниэлла отказалась. Вместо этого она решила просто подбодрить себя кофе из автомата. Она не хотела уходить из больницы до тех пор, пока не узнает, стало ли Байрону лучше и пошел ли он на поправку.
Через пару часов, выпив за это время несколько стаканчиков кофе, Даниэлла вернулась в палату. Медсестры с ним не было. Она на цыпочках подошла к кровати и села на стоящий рядом стул. На этот раз руки Байрона были укрыты простыней. Ей показалось, что лицо его слегка порозовело. Или ей хотелось так думать?
Даниэлла погладила пальцами его по щеке, а потом встала, склонилась над ним и коснулась губами его губ.
Из горла Байрона вырвался слабый стон — стон удовлетворения, словно он знал, что она делает, и наслаждался этим. Она еще жарче поцеловала Байрона и почувствовала слабый ответ его губ.
— Ты проснулся? — прошептала Даниэлла, почти не отнимая своих губ от его рта.
— Меня целует ангел, — произнес он.
И эти слова он когда-то говорил ей. Она не могла не думать, потерял ли Байрон память или нет. Может, он забыл их развод и помнит только хорошие времена? Это, вероятно, будет замечательно на какое-то короткое время, но, когда его память вернется, все может стать еще хуже.
Даниэлла снова опустилась на стул. Байрон, почувствовав ее движение, открыл глаза и посмотрел на нее, слегка нахмурив брови.
— Я сплю? — спросил он.
Даниэлла отрицательно покачала головой и нежно ему улыбнулась.
— Это — действительно я.
— А что я здесь делаю?
— С тобой произошел несчастный случай.
— Какого рода несчастный случай? — Он еще сильнее нахмурился, словно пытался вспомнить.
— Мне кажется, пока не следует об этом говорить.
Он устало улыбнулся, с трудом выпростал руку из-под одеяла и протянул ее к Даниэлле.
— Пока ты здесь, все остальное — неважно.
Впервые с тех пор, как она сюда приехала, Даниэлла вспомнила о Саманте. Хотя если Байрон не помнит, то и она не должна упоминать о ней — во всяком случае, не сейчас.
— Ничто не сможет заставить меня покинуть тебя, — сказала она. Ее глаза светились любовью.
— Я люблю тебя, Элли. Я так тебя люблю…
Она держала его руки в своих ладонях. Даниэлла не может снова потерять его, ни за что!
— Я знаю, Байрон, я тебя тоже люблю всем своим сердцем.
— Элли, поцелуй меня еще раз…
Даниэлла не стала медлить ни секунды.
Никто из них не видел, что на пороге палаты стоит Саманта.
Уже рассветало, когда Даниэлла поехала домой. Сейчас она была осторожна, внимательна и выполняла все правила дорожного движения, при этом даже напевая себе что-то под нос. Пройдет немало времени, пока Байрон поправится, но он обязательно поправится! Он сам так сказал. Он сказал, что не даст какой-то там маленькой шишке на голове разлучить его с ней.
Эти слова были для Даниэллы как бальзам на душу. Она понимала, что, когда к Байрону вернется память и он вспомнит о Тони и Саманте, эти несколько часов счастья закончатся, но на данный момент они ее воодушевили.
Наверно, кто-нибудь уже сообщил Саманте? А может быть, его невеста уже навещала его и придет снова? Да, надежда на то, что Даниэлла снова будет с Байроном, была очень, очень мала.
О, если бы только она могла остаться с ним подольше! Если бы только могла урвать еще несколько часов, чтобы побыть с тем, кого она любит! Но вернулась медсестра и довольно резко приказала ей покинуть палату.
Да, Байрон выглядел очень уставшим. Когда Даниэлла обернулась, подойдя к самой двери, он уже спал. Она пообещала, что вернется. И она должна прийти снова, хотя где-то в глубине души она понимала, что все уже будет по-другому.
Действительно, когда Даниэлла навестила его позднее — после того, как заставила себя несколько часов поспать, потом отменила полет и позвонила родственникам Джона, — здесь уже была Саманта.