Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 127 из 132



Вторая книга Шахермайра об Александре вышла в 1970 г. в Вене. Эта сравнительно небольшая монография «Александр в Вавилоне и организация государства после его смерти» [412]посвящена последнему периоду жизни великого полководца и, что самое главное, результатам его деятельности.

Одновременно Шахермайр продолжал свои штудии по ранней истории Греции. В послевоенные годы вышли его книги: «Посейдон и возникновение греческой религии» (1950), «Древнейшие культуры Греции» (статья в «Реальной энциклопедии классической древности» Паули-Виссова, вышедшая затем в 1955 г. отдельной книгой), «Минойская культура древнего Крита» (1964), «Ранняя греческая классика» (1966), «Эгеида и Восток» (1967). В этих работах автор отказывается от своих прежних высказываний о ведущей роли «нордического элемента» в создании греческой культуры и уделяет много места взаимодействию культур Греции и Малой Азии.

Итогом многолетних исследований Шахермайра, посвященных Александру, стала его значительная как по содержанию, так и по объему монография, вышедшая в 1973 г. также в издательстве Австрийской Академии наук [413]. Как явствует уже из заглавия, этот том нельзя рассматривать как переиздание предыдущей книги 1949 г. «Александр. Гений и власть». Новый подзаголовок «Проблема личности и деятельности Александра» переносит акцент с вопроса об одаренности Александра на проблему результатов его кипучей деятельности.

В новой книге получили отражение исследования автора за последние 25 лет, а также результаты работ других ученых за этот период. Вопрос об оценке личности Александра, на который Шахермайр так решительно ответил в своей пер вой книге, теперь он ставит несколько шире, пытаясь определить, какое влияние на судьбы человечества оказал этот «мрачный гений». В первой книге Шахермайр, признавая, что влияние Александра не было благотворным, все же полагал, что дальнейшие события развивались по намеченному македонским царем плану. Хотя в его отношении к македонскому завоевателю сквозило чувство неприязни, которое он испытывал к другому «гению власти», своему современнику, он все же признавал, что Александр сильно повлиял на ход будущих событий. В новой книге острота критики личности Александра несколько смягчена, но зато вопрос о влиянии его деятельности на историю Средиземноморья решен иначе.

Автор, посвятивший своему герою столько времени и сил, естественно, стремится к тому, чтобы читатель нашел в образе правителя незначительного Македонского царства черты, сделавшие его впоследствии повелителем мира, полубогом, легенды о котором будут жить века и даже тысячелетия. Показывая привлекательные черты Александра, Шахермайр в то же время не закрывает глаза на его безрассудство и жестокость. В заключительной главе новой книги, рассказывая о смерти полководца, Шахермайр пишет, что со смертью Александра ушел укротитель, усмиривший всех непокорных и заставивший их подчиниться своей воле.

Подводя итоги политической деятельности Александра, Шахермайр объявляет ее безрезультатной: «Александр поклонялся фетишу, который сам избрал, — идее мировой империи, создание которой в то время еще не было исторически обусловлено, а потому было и нереально». Теперь никто больше не желал служить поверженному фетишу.

Правители, пришедшие на смену Александру, вернулись, по мнению Шахермайра, к политическим концепциям его отца Филиппа — к политике слияния греков и македонян, противопоставления их варварам и династическому принципу передачи власти. Укрепившиеся у власти династии диадохов понимали, что для них важно сохранить поддержку верхушки общества, и не навязывали знати своих «благодеяний».

Шахермайр считал Александра не только полководцем и политическим деятелем, но и талантливым учеником Аристотеля в области политики, опередившим не только своего учителя, но и всех современников по крайней мере на полстолетия, а то и на целый век. В отличие от Тарна, видевшего в Александре оригинального мыслителя, Шахермайр признает, что интернационалистические взгляды царя были подготовлены киниками. По его мнению, выдвинутые Александром идеи были впоследствии подхвачены стоиками, но «не оказали все же никакого влияния на духовное развитие своего времени». К такому пессимистическому, но, бесспорно, справедливому выводу автор приходит в итоговой главе «Наследники Александра».

Шахермайр поставил перед собой нелегкую задачу найти для своей новой книги об Александре оригинальную форму. Во введении (он назвал его «По обе стороны исторической науки», намекая на то, что строгие критики сочтут, что его манера художественного описания исторических событий лежит «по другую сторону исторической науки») автор пишет, что при написании этой главной книги его задачей было найти такой стиль изложения, который подходил бы к образу главного героя, «великого разрушителя полисного уклада жизни и блестящего мыслителя, превзошедшего даже своего учителя — Аристотеля».

Сейчас, считает Шахермайр, когда методика научного исследования усложнилась, не только специальные статьи, но и обобщающие работы пишутся таким сухим и скучным языком, что изложенные в них события могут «разве что заинтересовать, но уж никак не увлечь читателя». Специализация достигла такой степени, что серьезные ученые считают для себя зазорным писать для массового читателя, и авторами популярных работ становятся люди, далекие от науки. Дать достоверную картину исторической эпохи, сохранив при этом увлекательность и художественность изложения, — вот та «сверхзадача», которую поставил перед собой Шахермайр в своей новой книге.



Невозможно отрицать, что книга Шахермайра читается легко и с удовольствием. Все интересно — будь то психологическая характеристика целых народов (греков, македонян, персов), портреты родителей, юных друзей (па-реа), полководцев и советников молодого царя, входивших в его придворный лагерь, или же топография мест, по которым проходили македоняне и которые престарелый ученый объездил сам, чтобы своими глазами увидеть то, о чем хотел рассказать. Как отличается она от сочинений авторов, вынужденных пересказывать чужие описания и наблюдения!

Автор настолько вжился в описываемую эпоху, что не без успеха вкладывает собственные мысли в уста Александра. Изучив высказывания и письма Александра (большинство которых он считает подлинными), Щахермайр настолько проникся психологией своего гербя, что рискует реконструировать мысли и слова царя даже в тех случаях, когда античные авторы ничего о них не сообщают. Поэтому так живо встает перед глазами читателя сцена на пиру, когда был убит Клит, и другая сцена, когда Каллисфен отказался совершить земной поклон (проскинезу).

Живо описана ссора с Филиппом, когда Александр бросает отцу дерзкие слова, и картина штурма индийского города маллийцев, когда Александр чуть не заплатил жизнью за свою храбрость. Хотя в биографии Александра, написанной Плутархом, мы находим близкие к нашей книге описания, Шахермайр сумел дополнить их такой тонкой психологической мотивацией, что забыть эти эпизоды просто невозможно. Вспомним, к примеру, сцену прощания Александра с Неархом перед разделением войска на обратном пути из Индии, когда Александр предстал перед нами в таком неожиданном свете: «это не беззаботный гордец, не жестокий поработитель, а любящий и внимательный друг». Автор нашел новые краски для портрета своего героя, то величественного, то отталкивающего, то храброго до безумия, то подозрительного и боящегося собственной тени.

«Люди грубые и жестокие иногда бывают склонны к нежной и верной дружбе, хотя в их отношениях с друзьями и отсутствует сентиментальность», — пишет Шахермайр, и читатель останавливается на этой мысля и не может не признать ее справедливость. Или вот еще один пример. Характеризуя персидскую династию Ахеменидов, Шахермайр не обольщается, объясняя причины «альтруизма» первых персидских царей. «Они знали, — пишет он, — что «мягкие» режимы оказываются более длительными и выгодными для правителей, чем те, которые основаны на применении силы». Но, продолжает автор, мягкие законы были лишь красивым фасадом и далеко не всегда выполнялись поставленными царем сатрапами. «Власть над народами несет с собой разложение, чванство и самомнение, жестокость и ограниченность». Таких мест в этой объемистой, но удивительно легко читающейся книге так много, что из нее вполне можно извлечь материал на целый сборник исторических афоризмов.

412

F. Schachermeyr. Alexander in Babylon und die Reichsordnung nach seinem Tode. Wien, 1970.

413

F. Schachermeyr. Alexander der Grosse. Das Problem seiner PersOnlichkeit und seines Wirkens. Wien, 1973.