Страница 10 из 132
Для создания своей державы Филиппу нужны были люди, которые несли бы с собой культуру и цивилизацию и тем самым привлекли бы к нему население, оправдывая его завоевания. Таких людей Македония дать не могла. Письменностью, литературным языком, цивилизацией и всей своей культурой она была обязана эллинам, а также своим балканским соседям, которые, как, например, Эпир и Фракия, давно уже начали впитывать элементы эллинизации.
Для упрочения своего культурного и политического господства на захваченных территориях Филиппу пришлось создать целый ряд укрепленных пунктов. Помимо своего основного назначения они служили посредниками в распространении эллинского политического влияния. Хотя эти крепости, по существу, явились арсеналами македонского царя и были лишены какой-либо автономии, присущей греческим городам, они стали очагами греческого образа жизни. В действительности это был тот же самый тип города, который все более прививался в самой Македонии наряду с балканским типом сельских поселений. Своей архитектурой они напоминали греческие города, однако в политическом отношении отличались от них: они не были полисами, там не возникало политических проблем и не было государственного устройства — они не получили его, даже когда приобрели частичную автономию. Это был скорее прототип более позднего эллинистического города, входящего в состав монархии, который распространился из Македонии и стал характерным для империи Александра и для государств диадохов.
Уже здесь мы видим, как завязывается нить, которая ведет к Александру и эллинистической империи. Так, уже во Фракии возникло право наследования царю и провинциальное управление. Первые царские города, возникшие в результате объединения поселений, превратились в военные, торговые и культурные центры. Стихийно пробивают себе путь общегреческие язык и культура. Однако до Александра это явление не имело космополитической направленности и не было проявлением произвола великой личности. Оно было порождено самой Македонией, ограниченной пределами Балкан, и, кроме того, освещено блеском эллинской культуры. Таким образом, македоняне воспринимали устремления Филиппа как свои собственные. При Филиппе невозможны были ни процесс Филоты, ни мятеж в Описе. Оставаясь в пределах Балкан, Филипп не порывал связей с теми ценностями, которые чтили македоняне.
В предыдущем разделе была рассмотрена деятельность Филиппа на Балканах, которой он, как македонянин, придавал большое значение. Однако, считая себя Гераклидом [16], т. е. эллином, царь полагал, что ему предстоит еще более великая миссия в Элладе. Пока шла речь о родных землях и о побережье, Филипп вел себя по отношению к грекам как поборник македонских интересов и осуществлял свою завоевательную политику с изрядной жестокостью. Мысль о покорении эллинов, обитавших на материке, и включении их в состав Македонского государства была чужда Филиппу. Он лишь стремился объединить их и руководить греками для их же блага как самый эллинизированный из эллинов. Для Аргеада такое стремление было новым и необычным. Его предшественник, Александр I Филэллин, подтверждал свои права эллина участием в Олимпийских играх, Филипп же хотел сделать это, достигнув гегемонии над Элладой, т. е. добиться того же, чего до него добивались Перикл и Лисандр.
Для Филиппа, царя Македонии, это не означало отклонения от намеченного им плана, и, поскольку Македония заимствовала все достижения греческой культуры, подобное намерение как бы органически вытекало из предыдущей истории, более того, представлялось миссией Македонии.
За несколько десятилетий до Филиппа сама идея достичь таких высот выглядела бы абсурдной. Но для Филиппа это не было утопией. Все его начинания были вызваны исторической необходимостью, которая сложилась не столько в македонской, сколько в греческой действительности. Что же произошло в Элладе? Что могло способствовать столь серьезным переменам?
В течение ряда столетий Греция представляла собой арену борьбы мощных, рвущихся наружу сил. Но с недавних пор она стала подобна вакууму, и по сравнению с ней Македония жила исключительно напряженной жизнью. Со времени утраты Мессении Спарта оказалась обессиленной, а Афины, отдавшие Ионию персам, — слишком слабыми для того, чтобы поддержать финансами свои претензии на гегемонию в Элладе. Фивы же утратили всякое значение после гибели Эпаминонда. Таким образом, государства, до этого времени претендовавшие на гегемонию, не только были истощены, но и, что еще серьезнее, старая идея полиса, на основе которой они поднялись и расцвели, утратила свою жизненную силу.
Центр исторической активности все более перемещался из зоны городов-государств на север, в земледельческие области Фокиды и Фессалии, где власть носила совершенно иной характер.
С одной стороны, здесь правили безжалостные и властолюбивые личности вроде Ясона, жестокого властителя Фереса, подчинившего своим личным интересам страну и вмешивавшегося самым решительным образом в судьбы Эллады. С другой — ей грозила еще более серьезная опасность — выступления наемников. Вследствие бесконечных раздоров между олигархами и демократами десятки тысяч греческих граждан были лишены родины. Кроме того, избыточное население Аркадских гор, крестьяне и пастухи, спустилось в долины; эта достаточно большая группа людей без определенных занятий надеялась получить средства к существованию на военном поприще. В качестве профессиональных: гоплитов они получили хорошую подготовку и во много раз превосходили гражданские ополчения. Эти искатели счастья готовы были наняться к кому угодно, лишь бы им больше платили: к самой ли Греции, к персидским сатрапам, к «парю царей», к египетским правителям или же к тем, кто замышлял отложиться от Ахеменидов. Ни одна война не обходилась без наемников, которые своей численностью, воинской доблестью и необузданным нравом угрожали всему греко-персидскому миру.
Вскоре после вступления Филиппа на престол произошло объединение двух сил: в Фокиде инициативные и алчные Филомел и Ономарх возглавили продажных и жадных наемников. Не только греков, но и Филиппа страшило передвижение войск в северные районы Греции, находившиеся в близком соседстве с его владениями. Ему не нравилось, что командиры наемных войск, действия которых предугадать было невозможно, сосредоточили в своих руках всю власть. Поэтому, исходя из интересов самой Македонии, чтобы предотвратить возможные осложнения, Филипп должен был превентивно вмешаться в происходящие события. Но по своей сути это вмешательство вскоре вышло за пределы местного конфликта, и, как мы увидим ниже, Филипп имел далеко идущие планы.
Впрочем, несмотря на разложение полисного строя, пока еще не могло быть и речи о полном превосходстве македонских владык над греками. Лишь Филипп показал, на что способен в определенных обстоятельствах выдающийся государственный деятель. Пускай Македония и была подобна крестьянскому оружию, но оно находилось в руках одного из самых искусных и блестящих фехтовальщиков того времени. Только Филиппу удалось разбудить потенциальные силы, таившиеся в македонянах, главными чертами которых были здравомыслие, практицизм и трудолюбие. Македоняне не знали экспансивных политических деятелей, а также слишком экзальтированных или чересчур флегматичных городских жителей. Страна была населена спокойными людьми крестьянско-пастушеского склада. Они ставили перед собой исключительно конкретные задачи и умели извлекать пользу из технических новшеств. И если эллины изобрели массу практических предметов, македоняне, заимствуя их, превзошли своих учителей. Филипп, сам величайший практик по натуре, всячески поощрял их в этом.
Так, уже в области военного искусства проявилось огромное превосходство македонян над греками, которое было достигнуто не только благодаря способностям македонян к ведению войны. Эллины подняли военную технику на такой высокий уровень, что сами уже не были в состоянии оплачивать связанные с нею расходы. Филипп же превзошел самого Эпаминонда как реформатор, стратег и тактик: он привлек к себе сицилийцев, известных своими военными изобретениями, и с их помощью создал сильную артиллерию с дальнобойными орудиями и осадными машинами, каких еще не знали в Эгеиде. В отличие от греков он имел возможность финансировать создание этой техники.
16
Отец Александра, Филипп, выводил свое происхождение от мифического героя Геракла (см. выше).