Бульвар

Мне бы, конечно, тогда надо было мозгами пораскинуть, как следует, может и сообразила бы, как вывернуться, что б и вашим, и нашим, а этот тип все сидел у меня и мешал, и ждал, когда я соглашусь. Я же чувствовала, он несогласие даже в расчет не брал, привык в жизни, что все с ним соглашаются. Тогда я и решила время потянуть, хоть на сутки, ну до утра то есть, отложить свои проблемы, вот и согласилась. Да ведь внешне-то это все так невинно выглядело: подойти, сказать фразу, уйти. Даже если б тебя под снайпера останавливали, то мне-то что предъявить можно? Что спросила у кого-то на улице, сколько времени? Ну, когда решилась, этому Мироничу сказала, он обрадовался, засиял, как медная монетка начищенная.

После согласия, он убежал от меня почти сразу, а я весь вечер сама не своя была, будто чувствовала что-то… ну, нехорошее… А утром опять этот Миронич заявился, уже на машине, глупая такая тачка американская, на нее в Городе пальцами показывают, смеются. Ну, мы и поехали… На бульвар…

А дальше ты и сам всё знаешь… Меня Миронич домой отвез и оставил, даже спасибо не сказал, хоть раньше всегда такой вежливый был, культурного из себя строил, он вообще после нашей встречи какой-то жутко напряженный был, я даже сразу не поняла, так все прошло, как он хотел, или нет… ой, ну и заболталась…»

Мишель тихонько засмеялся, обнимая девушку за плечи и подтягивая вверх, к себе на колени. Она не сопротивлялась, воспринимая ласку, как благодарность за рассказанное.

– Все знает только господь бог, а я вот пока только слышу, что по двору шастает тройка каких-то человечков, – прошептал он Саше в ушко. – А кто такие и зачем здесь появились, не пойму…

Саша, посерьезнев, напряженно прислушалась, чуть отстранившись от Мишеля. До этого момента она ничего не замечала просто потому, что увлеклась собственным рассказом и интересом к нему Мишеля.

– И я слышу, бродят туда-сюда… – отозвалась она, – ты думаешь, они нас нашли?

– Они не успели бы, – уверенно заявил Мишель. – Это, скорей всего аборигены помародерничать заявились, но встречаться с ними мне очень даже не хочется…

– Почему, Миша? – поинтересовалась Александра. – Что в этих бродяжках такого?

– Убить их тогда придется, – серьезно сказал Мишель.

– Да ты что!!!

– С такими вещами не шучу, да и трогать их придется не для собственного удовольствия… Здесь же вся промзона друг на друга в полицию стучит, народец такой собрался, сами безобразничают, сами и доносят… И если нас кто-то увидит, то и полиция об этом будет знать через пару-тройку часов. Новые люди в промзоне, неизвестные, прячутся от кого-то…

– А если этих, ну, того… – Саша не смогла произнести то слово, что у Мишеля вылетело легко и просто. – Их что же – искать никто не будет?

– Искать, может, и будут, да только не сразу, а дня через два-три, да и если не найдут, панику не подымут, здесь это нормально: ушел человек на добычу и не вернулся. Ну, придавило где-то рухнувшей стеной, или в люк открытый упал, бывает. Только и всего.

– Может, они к нам, сюда, и не полезут? – понадеялась Саша. – Что тут брать-то?

– Если они не полезут, то и мы будем сидеть тихо и смирно, – ответил Мишель. – Нам ведь не кровушки человеческой надо, а спокойно и тайно какое-то время переждать…

– А чего мы пережидаем, ты бы объяснил, Миша, – попросила Александра, – ведь я-то из огня да в полымя попала…

Лакка жила со стариком Жарко и его товарищем всего-то месяца три, но иногда ей в похмельном дурмане казалось, что продолжается это всю её более менее сознательную жизнь. И никогда раньше не было у нее ни веселых баров с не менее веселыми собутыльниками, ни фартовых клиентов, без счета выгребающих из карманов серебряные монетки. Хотя и такое было совсем недавно, несколько лет назад, когда приходилось девушке зарабатывать в койке на жизнь, впрочем, чего греха таить, на жизнь веселую, да и способ заработка Лакку совсем не смущал, любила она и выпить, и в койке покувыркаться, а когда за это еще и платили, то любила еще сильнее.

Эта-та любовь и подвела… вечный хмель, постоянное похмелье… все реже и реже на неё заглядывались посетители бара, в котором она ловила клиентов, все чаще и чаще попадала она в участок, поскандалив с кем-нибудь по пьянке… а потом была с трудом вспоминаемая драка, кровь, осколки стекла и чей-то громадный нож, который Лакка почему-то держала в своей руке. Дожидаться прибытия полиции она не стала и быстро свинтила туда, откуда вышла в жизни десяток лет назад, в родную промзону. А здесь – ничего не изменилось, вот и пришлось срочно подыскивать мужичка-покровителя, а когда тот с перепоя или передоза, кто ж поймет, протянул ноги, то и следующего… пока вот не набрела на Жарко.

Старик, пусть и сорока с лишком лет, но все равно – старик, был неплохим человеком, если б не его широкая душа, когда спьяну он начинал делиться со случайными собутыльниками всем, что у него было. Лаккой – тоже. Впрочем, он звал её Биксой и, кажется, особо за человека не считал. А ей уже начинали надоедать эти вялые, неоплачиваемые телодвижения в постоянно меняющихся компаниях. Сам-то Жарко первое время пользовал девушку хорошо если раз-два в неделю. И еще раздражали Лакку ночные вылазки по полуразрушенным цехам, подвалам и заброшенным складам в поисках источников утреннего портвейна, дневной паленой водки и вечернего денатурата; с недавних пор девушка пила, как и положено, всё, что пахло спиртным.

Впрочем, от мародерских дел деваться было некуда, если Лакка, конечно, хотела еще хоть немного пожить в промзоне, но вот появление у старика постоянно друга, вернувшегося после длительного отсутствия Валька вовсе девушке не понравилось. Теперь приходилось не только делиться с ним редкой добычей, но еще и обслуживать в койке за так, чего Лакка терпеть не могла. А тут еще, будто вспомнив молодость, начал все чаще и чаще присоединяться к ним сам старик, то ли заведенный просмотром, то ли испытывая финальный всплеск жизненных сил. Девушке приходилось терпеть такой круговорот всё чаще и чаще, впрочем, иной раз ей это даже и нравилось, если перепадал редкий момент сытости, легкого хмеля в голове и особой энергичности у друзей.

Сейчас, осторожно ступая по кучкам мусора, с трудом различимого в слабом свете фонарика, они втроем брели по заводскому двору в сторону металлических ворот, загораживающих вход в цех. И старик, и Бикса, Валёк были в плохом настроении, злые на себя и друг на друга, раздраженные, взвинченные.

У Валька болел желудок, и мужичок с трудом сдерживал рвотные позывы. Не впрок ему пошел вчерашний портвейн, а может и та закуска, что натащила Бикса неизвестно с какой помойки. «Может, еще и волос своих туда натрясла, ведьма», – думал со злостью Валёк, пиная кусок проржавевшей арматуры под ногами. С утра еще, начавшего у подельников после обеда, похмелившись остатками спиртного, он проблевался до глубины души, но полегчало ему тогда не надолго, и желудок закрутило уже через пару часов. Из-за этого и есть он ничего не стал, но и это не помогло. Валёк не знал, что у него открылась давно, еще в молодые годы, приобретенная язва желудка, а если бы и знал, лучше от этого не стало бы. На лечение денег не было, ограничивать себя в портвейне и поедании отбросов он не собирался, вот только боль эта мешала, делала его раздражительным и невнимательным «на деле», но боль приходилось просто терпеть.

Лакка-Бикса, пробирающаяся чуток поодаль от своих мужчин, злилась на себя и на них. Уже вторую неделю не приходили месячные, а от кого она влетела, если влетела, конечно, вряд ли бы определила и самая придирчивая экспертиза. Может, от Валька, может, от старика Жарко, ни тот, ни другой никогда не сдерживались, и о партнерше не думали, а может, от того пришлого с Проектируемого переулка, что пил с ними недельку назад и не отказал себе в удовольствии присунуть Биксе вслед за её хозяевами. А еще теперь, когда нужны деньги на синестрол или еще какие таблетки для возможного аборта, они, как последние кретины, лазают по разоренному двору, где, кроме гнилых покрышек, и взять нечего. Конечно, здесь безопаснее, чем на складах, но лучше бы получить звездюлей по полной программе, но спереть упаковку-другую контрабандного ширпотреба, загнать его скупщикам и избавиться от проблем хотя бы на ближайшую пару месяцев. А может, и на дольше, в последний год Бикса залетала всего один раз, видно перекормленный спиртным и пищевой химией организм сам сопротивлялся никому ненужному зачатью.