Ради подруги

Помимо студентов, у чудесной базы выявился еще один недостаток. За ужином, заставившим меня похвалить Настину прозорливость, нашим недовольным взорам предстал никто иной, как Курицын! Увидев нас, он тут же уселся за наш столик и начал изводить нас рассказами о своих достоинствах. Нам с трудом удалось от него сбежать.

— И ведь могли бы догадаться! — сетовала Настя. — Где дешево, там без него не обойдется. И что теперь делать?

— Побольше гулять, — предложила я. — Он в этом смысле слабак. Долго не выдержит. А теперь давай поедим. Ужин был какой-то мелкий. Где тут розетка?

Мы внимательно осмотрели стены домика — розетки не было. Моя многоопытная подруга тут же отправилась на улицу собирать информацию и вскоре вернулась, весьма недовольная.

— Розетки есть, но не везде, — пояснила она. — Домики с розетками заняли старожилы. А для остальных розетка на мойке. Пойдем?

А что нам оставалось? Я взяла под мышку плитку и кипятильник, Настя — сковородку, кружки и банку тушенки, и мы отправились в путь.

На улице похолодало. Мягко говоря. Я надела куртку, но согреться все равно не могла. Настя тихо стучала зубами рядом. Розетки на мойке имелись, однако с напряжением там явно были нелады. Через пятнадцать минут я предположила:

— Ты не находишь, что плитка греет ровно с такой скоростью, с какой воздух охлаждает?

— Нет, чуть-чуть быстрее, — возразила мне подруга. — Видишь, я о сковородку руки грею. Значит, она теплее воздуха, да?

Забегая вперед, сообщу, что мое предположение оправдалось в отношении кипятильника. Вскипятить чай представлялось невозможным, пока я не сообразила сунуть в кружку два кипятильника сразу. Вероятно, это опасно для жизни, зато эффективно. Плитка же действовала лучше, и через два часа мы, голодные и закоченевшие до последней степени, получили изысканное блюдо — теплую тушенку с разогретыми кусочками хлеба. Стемнело. Все давно попрятались по домикам. Мы одни, как несчастные сироты, торчали на продуваемой ветрами мойке. Но зато каков результат!

— А нести сковородку назад я буду ухватом, — гордо заявила Настя. — Я и о нем позаботилась! Вот он!

И она продемонстрировала мне деревянную ручку с железякой на конце. Подцепив железякой сковородку, она попыталась ее поднять — не тут-то было! Сковорода держалась неплотно и тут же упала — правда, не перевернувшись. Однако мужественная Настя не оставила своих усилий и после нескольких попыток подняла-таки строптивицу вверх. Подняла и побежала. Я успела лишь услышать: «Скорее! Открой мне дверь!»

Бросив наше добро без присмотра, я бросилась вперед и успела отпереть замок буквально за секунду до появления подруги. Точнее, я отперла замок и крикнула: «Сюда!», поскольку Настя неслась по дороге, далеко вытянув руку с ухватом, и имела такой вид, словно собиралась пропутешествовать подобным образом вокруг земного шара.

— Ух! — она села и отерла пот со лба. — Ухват — хорошая вещь, но управиться с ним нелегко.

— А зачем ты так бежала? — поинтересовалась я.

— Понимаешь… эта сковорода все время выскальзывала, и, если б я замедлила шаг, то она бы выпала. Вот и пришлось поторопиться.

— Предупреждаю, — тут же внесла ясность я, — я ухватом пользоваться не стану. У меня не получится.

— Разумеется, — не стала спорить Настя. — Ты будешь отвечать за плитку, а я за сковородку. Все по справедливости.

Ночью мне не спалось. От холода. Одеяло почти не грело. Снизу дуло. Я встала и надела на себя футболку со свитером, а также две пары носков. Это немного помогло, и, проворочавшись пару часов, я заснула.

Утром я подвергла допросу подругу:

— Слушай, а тебе было не холодно?

— Холодно, — подтвердила она, — но я сложила одеяло вдвое, и стало тепло.

— Надо же, — позавидовала я, — а я не могу сложить одеяло вдвое.

— Почему?

— Оно же становится коротким! У меня тогда ноги торчат и мерзнут. Или плечи.

— А у меня не торчат. Хотя я удивляюсь, что при нашем климате они не сделали хоть какого-то отопления. Домик-то картонный!

Да, климат давал о себе знать. Обещанной жары не наблюдалось. Наоборот. Я, например, надевала на себя все, что имела, за исключением купальника и ночной рубашки. Я ходила гулять в шортах, физкультурных штанах, футболке, рубашке, свитере, куртке, двух парах носков и резиновых сапогах. Настя же придерживалась мнения, что скоро станет еще холоднее и потому следует оставить что-нибудь про запас, поэтому она обходилась без футболки и шортов. Я не поддерживала ее идеи, поскольку не понимала, как может еще похолодать без того, чтобы наступило великое оледенение. А тогда футболка будет ни к чему.

На следующее утро моя подруга накинулась на меня, как волк на ягненка.

— Ты зачем рассказала мне, что, если сложить одеяло вдвое, то торчат ноги или плечи?

— Поделилась опытом.

— Не нужен мне такой опыт! Вчера все было прекрасно, а сегодня из-за тебя я всю ночь не спала! У меня мерзли ноги и плечи! Придется идти к коменданту.

Комендант, пожилой, но крепкий мужичок, явно был неравнодушен к пышным блондинкам и делал Насте авансы, ею, разумеется, гордо отвергаемые. Но холод не тетка, и моя подруга отправилась к нему на поклон и вернулась раздраженная, однако с парой одеял.

— Ну, теперь ты не мерзла? — осведомилась она на третье утро.

— Как сказать, — призналась я. — Матрасы ужасно тонкие. Скажи, тебе снизу не поддувает?

— Абсолютно. А как может поддувать снизу? Придумаешь тоже!

— А мне поддувает.

Четвертое утро Настя опять встретила мрачно.

— Знаешь, — заявила она, — если тебе еще откуда-нибудь будет дуть, то ты молчи. Сбоку или с потолка — что ты там еще измыслишь? Я из-за тебя получу радикулит.

— Радикулит?

— Разумеется. Я всю ночь просто ощущала, как мой спинной нерв выходит из строя из-за жуткого сквозняка, веющего из-под кровати. Как жива осталась — не знаю.

И она, вздохнув, поплелась вымаливать нам по дополнительному матрасу.

Несмотря на холод, мы продолжали купаться. И вовсе не потому, что мы моржи. Наоборот — обе предпочитаем водичку теплую и милую. Однако жить у речки и не купаться представлялось нам необычайно трагичным. К тому же у купания было то несомненное достоинство, что в воду Курицын за нами не лез никогда. В лес иной раз увязывался, вода же была зоной мира. А к глазеющим студентам я быстро привыкла. Ничего, вот вернемся в город и посмотрим, кто будет смеяться последним!

В общем и в целом отдыхали мы прекрасно, особенно по сравнению с остальными. Остальные упорно жаловались нам на скуку и спрашивали, чем мы весь день занимаемся при такой жуткой погоде. Чем-чем! С утра завтрак. Потом идем в лес, а, если дождь совсем уж проливной, в игротеку.

Игротека — это такой сарайчик, где собраны разные игры, видимо, оставшиеся с прошлого лета, когда наша база отдыха функционировала в качестве пионерского (или как его нынче надо называть?) лагеря. Некоторые из них оказались одноразовыми, как, например, «„Титаник“ и айсберги». Там, если айсберги не совсем дураки, они всегда могут так окружить «Титаника». Ему некуда деться, что хотя и соответствует жизненной правде, зато скучновато. Другие, типа «Ниндзя и самураев», имели непредсказуемый результат, и мы ломали себе над ними голову регулярно. Очаровательная игра «Рыболов», где удочкой на магните ты вылавливаешь из садка рыбу, напоминала сладкое детство и тоже была нами любима.

Должна признаться, что первые несколько дней мы были единственными посетителями игротеки. Однако вскоре к нам зачастили любопытные студенты, сперва просто с изумлением пожирающие глазами странные развлечения великовозрастных дур, а потом рискнувшие присоединиться. Ну и обыгрывали же мы их! Если б мы играли на деньги, то в августе могли бы поехать не в Крым, а на Ривьеру. Все-таки интеллект — великая вещь. Особенно весомыми наши успехи были в игре «Смелые астронавты», самой «взрослой» из имеющихся — не для детей трех-пяти или семи-восьми, а для подростков тринадцати-пятнадцати лет. Мы с Настей составляли одну команду, а студенты другую. С помощью жребия определялась планета, на которую мы летим, а там происходили различные чрезвычайные происшествия. Если ты правильно оценивал ситуацию (например, знал, что по Венере не стоит бродить без жаростойкого костюма), то летел дальше, а если совершал ошибку, то терял жизненные единицы. Если же хоть один член экипажа оставался вовсе без жизненных единиц, то корабль погибал. Впрочем, единицами этими можно было делиться друг с другом.