Страница 6 из 14
Глава 4
Дверь, только что походившая на зеркальную поверхность, тоже вдруг изменилась. Это была такая знакомая дверь! Металлическая, серого цвета, с круглой стальной ручкой и тремя цифрами «204», номером их квартиры.
Наталья оглянулась, видя, что со спины на нее падает призрачный, желтоватый свет. Невероятно, но обернуться и посмотреть по сторонам удалось без труда. Раньше-то было невозможно. Раньше, во сне! Стоп, а разве сейчас она не спит? Удивительно, но факт: во сне Наталья вдруг поняла, что это сон. Или уже явь?
Источником света был раскрытый зев лифта. Женщина бросила взгляд на изрисованные стены и панель с кнопками. Так и есть: те же самые граффити, та же черная, искореженная кнопка пятого этажа, подожженная не так давно неизвестными вандалами. Их лифт! Да, она находилась у себя в доме. Что, однако, не внушало ей оптимизма.
Было холодно, и Наталья переступила с ноги на ногу. Еще бы, ведь она стояла босиком на бетоне! Женщина сделала шаг и наступила на коврик. Это был их коврик из кокосового волокна – когда-то светлый, но давно превративший в бурый, хотя еще можно было распознать на нем изображение лопоухого, весьма упитанного щенка, радостно приоткрывшего пасть, из которой свисал длинный красный язык. Мотив был веселый, но теперь он внушал Наталье трепет. Отчего-то она чувствовала себя не в своей тарелке, хотя находилась в полушаге от собственной квартиры.
Дверь, конечно же дверь…
Да, она стояла перед дверью собственной квартиры. Квартиры, в которой жила их небольшая, но дружная семья. Она, жена и мать, Роман, муж и отец, и Стасик. А, ну и, конечно же, хомяк Гоша – Стаськин любимец.
Да, семья у них была небольшая, но дружная ли? Когда-то – вне всяких сомнений. Но теперь? Год с небольшим назад Тогобицкая нашла новую работу – престижную, высокооплачиваемую, перспективную. Вот только времени на семью у нее теперь не оставалось вовсе. Однако ведь провели же они две упоительные недели прошлым летом на Минорке.
Проблемы начались намного раньше, наверное, когда Наталья работала над диссертацией. С экспериментальной частью тогда не заладилось, и свое раздражение она переносила на Романа и Стаську, совсем еще крошку. Муж, помнится, ей тогда в сердцах и бросил: «Если твоя диссертация тебе дороже, тогда с ней и живи!»
Конечно, Роман не понимал, что значила для нее медицина. Да и, чего уж греха таить, степень кандидата наук. Ведь она ее не купила, и диссертацию от первой до последней строчки писала сама, при том одновременно работая. Да, Наталья была честолюбивой. Но разве это плохо? Только, в отличие от Романа, гениального компьютерщика, которому хватало одного беглого взгляда на дисплей, чтобы понять, в чем проблема, научные материи ей давались со скрипом. Однако усердие и труд в итоге все перетерли.
Возможно, даже и их семейное счастье. Наталья время от времени, а в последние месяцы чаще и чаще задумывалась над этим. Все началось с легкого подозрения. Потом последовали эти таинственные телефонные звонки и эсэмэски, содержание которых муж скрывал. Затем Роман несколько раз задерживался допоздна якобы на работе, уверяя, что поступил срочный заказ. А после одного из таких «срочных заказов» Наталья нашла в кармане его пиджака визитную карточку некой Карины Саркисьянц, старшего менеджера некой непонятной фирмы. А ткань пиджака пропахла терпкими – явно дорогущими! – женскими духами и противными ментоловыми сигаретами. Муж никогда не курил и табачного дыма просто не выносил, а тут, надо же, позволил какой-то расфуфыренной особе дымить в своем присутствии.
Наталья сразу поняла – Роман завел роман. Каламбур был идиотский, однако отражал суть происходящего очень даже хорошо. Значит, правы психологи, утверждающие, что больше половины супружеских пар разводится в среднем на десятом году совместной жизни. А ведь приближался март, и вместе с ним приближалась десятая годовщина их брачного союза, так называемая розовая свадьба. Розы, оказывается, имеют шипы…
Все эти мысли – путаные, скомканные, какие-то жалкие, словно водой облитые и положенные в морозилку – промелькнули в голове у Натальи, стоявшей перед дверью собственной квартиры. Во сне. Или это был не сон, а явь?
Ведь сны, деточка, я уверен, реальны не менее, чем наше с вами бытие! Просто это бытие иной ступени, иной формы и иного порядка…
Да, именно такие слова произнес тогда профессор, попыхивая трубкой. И почему вдруг они вспомнились? И где сейчас сам профессор? Ах, да, он же умер. Но, может быть, смерть – это сон, а рождение – пробуждение в ином мире, в иной вселенной?
Наталье стало страшно. Причем так страшно ей еще никогда не было. Коридор родной панельной шестнадцатиэтажки пугал ее гораздо сильнее, чем колышущийся коридор в кошмарном сноведении. А дверь собственной квартиры внушала гораздо более сильный ужас, чем непонятная дверь, войти в которую можно, а вот выйти – уже нет!
Ногам было холодно, очень холодно. Наталья опустила взгляд – и увидела, что из-под створки пробивается яркий – нестерпимо яркий! – луч света. Странно, она никогда не замечала раньше, что между порогом и дверью имеется зазор…
А щель с каждым мгновением увеличивалась. Наконец стала такой широкой, что Наталья смогла рассмотреть тени – тени тех, кто находился по ту сторону двери. Вернее, не рассмотреть, а уловить движение черных полос, перекрывающих источник света. Казалось, что в квартире установлен мощнейший прожектор – свет буквально лился из квартиры в темный коридор.
Тут послышался лязг, и Наталья в ужасе обернулась. Но это всего лишь двери лифта, громыхая, захлопнулись. Но вот странность: обычно створки закрываются секунд через пять, после того как покинешь кабину. Неужели с тех пор, как она оказалась в коридоре, прошло всего лишь пять секунд? Ей же казалось, что она стоит около собственной квартиры уже на протяжении получаса, если не больше.
Время – всего лишь иллюзия. Материя же – отражение времени…
Да, так говорил профессор. Покойный. Конечно, тогда он был еще живым. А сейчас? Он же умер, как можно было это забыть! Или… Или он все еще жив?
Свет уже лился не только из-под двери, но и с боков, а также вырывался белыми лучами сверху, из-под косяка. Дверь начала дрожать, а потом вдруг заходила ходуном. Табличка с цифрой «204» отвалилась и полетела на бетонный пол.
Дверь еле сдерживала натиск чего-то изнутри. Наталья в страхе отступила – и вдруг заметила, что никакой таблички на полу нет. Была – и внезапно исчезла. Наверное, такое бывает. Все рано или поздно исчезает. Или нет?
Свет уже не лил, а буквально бил, фонтанировал из квартиры – ее квартиры. Их квартиры! Квартиры, где жила их небольшая, но дружная семья. Ручка светилась сначала фиолетовым, затем вишнево-красным, а теперь белым, и Наталья поняла, что она раскалилась. Женщина обернулась, желая бежать прочь, к лифту, но – никакого лифта позади не оказалось. Вместо него взгляд наткнулся на знакомую колышущуюся стену.
А вот лестница была на месте. Странно, часть панельного дома исчезла, ей на смену пришла колышущаяся стена. Другая же часть дома осталась, в том числе лестница, ведущая наверх, на последний, шестнадцатый, этаж. Тогобицкие жили на пятнадцатом.
Наталья взлетела по ступенькам. Удивительно, но движения давались легко, хотя обычно во сне она едва волочила ноги. Но был ли это сон сейчас?
Сон, деточка, – реальность. Просто реальность иного порядка…
Снова профессор, будь он неладен!
Наталья миновала один пролет, вознамерившись переметнуться ко второму. И вдруг обомлела: лестница никуда не вела! Ступеньки обрывались – дальше шла стена. Да-да, гладкая, колышущаяся стена. Стена, которая срезала последний этаж, крышу, небо, звезды.
Оставался только один этаж – тот, где располагалась их квартира. Наталья медленно спустилась вниз. Странно, но сияние исчезло, дверь уже не тряслась, только ручка все еще мерцала, теперь темно-красным.
– Мама, мамочка! – донесся до Натальи знакомый детский голосок из-за двери. Голосок принадлежал ее сыну, Стасику.