Призраки страсти

Профессор рассказал еще много чего. Например, что статью его тогда, конечно же, «зарезали» и не пропустили. И еще, что честолюбивый психолог показал ее своему научному руководителю, могущественному академику, отчего молодого ученого чуть было не отчислили из докторантуры.

– Еще бы, деточка… ведь я поставил под сомнение основы марксизма-ленинизма! – улыбнулся профессор. – Вернее, взял в руки метафизическую кирку и стал ковырять ею материалистический фундамент советской науки. И тем не менее, время – всего лишь иллюзия. Материя же – отражение времени. Иллюзия – основа бытия. А бытие – это иллюзия. И то и другое – всего лишь отражение. Отражение того, чего не существует, но на чем зиждется все. А вот желания, и фантазии, и сны – это реальность! Кстати, теперь их можно зафиксировать при помощи измерения реакций мозга. Хотя, к сожалению, пока реакции, а не сами сны. Да, до самих снов мы еще не добрались, но рано или поздно сумеем открыть и эту дверь…

Профессор тогда и не заметил, что его последние слова вызвали у Натальи легкий приступ паники. Но, конечно же, он имел в виду вовсе не ее ДВЕРЬ, …просто оборот речи…

– Деточка, пейте, пейте чай, ну что же вы! Так вот, вернемся к нашим баранам, вернее, к вашему коридору и зловещей двери. Но сначала пару слов о моем кладбище. Тогда, в детстве, пришедшемся на послевоенные годы, мне пришлось многое испытать. Например, на спор я ночевал на кладбище, а также разрывал старые дворянские могилы…

Профессор тяжело вздохнул, выпустил ароматные клубы из своей трубки и добавил:

– Но уже не на спор, а исключительно потому, что требовались деньги. Раскопками многие у нас в городке занимались – искали в дворянских захоронениях сокровища. Ничего особо ценного, конечно же, не находили, а мне как раз повезло – золотые часы обнаружил. С бриллиантами! Хотя гордиться здесь нечем. Но ведь отец у меня на войне без вести пропал, мать работала вполсилы, так как, я это теперь понимаю, у нее первые симптомы рассеянного склероза появились, а я был самым страшим из четырех ребятишек…

Помолчав, профессор продолжил:

– К чему я веду, можете вы спросить, деточка? К тому, что в моих индивидуальных кошмарах кладбище тоже меняет формы и очертания. С одной стороны, сплошные метаморфозы, с другой, я знаю, что снится мне то самое кладбище. Так и с вашим коридором, и с вашей дверью. Наверняка в вашей жизни имеется какое-то знаковое событие, оказавшее на вас сильное влияние, отчего вы то и дело вспоминаете о нем, причем воспоминания приходят к вам в виде затейливого сна с дверью. Вы можете не помнить того события, которое сидит в глубинах вашей памяти, за дверью за семью печатями, уж извините за невольный каламбур, но оно до такой степени трагическое, что сознание передало его на хранение вашему подсознанию. Однако и там это событие, подобно радиоактивным отходам, продолжает источать зловредное излучение, которое достигает поверхности посредством снов в такой интересной форме…

Наталья покинула тогда профессора разочарованной. Она-то думала, что старый психиатр поможет ей: подскажет, как избавиться от кошмара или хотя бы разгадать его природу. А профессор философски заметил, что делать ни того, ни другого не надо. Мол, кошмары, как ни странно, придают нашей жизни смысл.

– Деточка, если бы люди видели только радостные сны, то давно все превратились бы в пациентов психиатрических лечебниц! Сон, деточка, – реальность, повторяю. Просто реальность иного порядка. А кошмарные сны укрепляют нашу нервную систему. Да, да, стимулируют нашу ментальную оборону и повышают интеллектуальный иммунитет! Так что смиритесь со своим кошмаром.

Но именно этого Наталья делать и не собиралась. Поэтому спустя года полтора (профессор к тому времени неожиданно умер) она, блестяще защитив диссертацию и найдя хорошо оплачиваемую работу в престижной фирме, решила обратиться к другому специалисту. Тот, доктор психологических наук, учившийся в Москве, защитившийся в Питере и долго работавший во Франции, США и Японии, задействовал как инновационные, так и древние методики и слыл потомственным ведуном. Говорили, что у него очень мощное энергетическое поле и что он состоит в контакте с астральным миром.

В подобные вещи – астрологию, хиромантию и колдовство – Наталья не верила. Точнее, являясь медиком, относилась к ним с большой долей здорового скепсиса. Но полностью не отвергала, так как считала, что современная наука нашла ответ едва ли на ноль целых одну десятитысячную процента вопросов, заполнявших наш мир.

Ее знакомые и друзья утверждала, что Святополк не шарлатан, коих развелось великое количество, а в самом деле творит чудеса. Если он не в состоянии помочь (такое тоже случалось), то сразу говорит об этом, а не пытается заработать на людской беде деньги.

Попасть к Святополку на прием было невероятно сложно. Он достиг такой степени независимости, что мог сам решать, кого принимать, а кого нет. Шептались, будто чуть ли не вся столичная тусовка души в нем не чает и побывала в его клинике на Цветном бульваре. Но более всего потрясала сплетня, что жена одного очень, ну просто ОЧЕНЬ влиятельного человека в стране, можно сказать САМОГО влиятельного, инкогнито посетила Святополка, и тот смог ей помочь – ее брачный союз, давший трещину (ОЧЕНЬ влиятельный человек не на шутку увлекся молоденькой фигуристкой, к тому времени триумфально завершившей спортивную карьеру и оперативно ставшей депутатом Госдумы от проправительственной партии), пришел в норму.

Наталье повезло: жена одного из важных клиентов фирмы, где тогда работала Тогобицкая, оказалась хорошей знакомой главной ассистентки Святополка, и та, в свою очередь, устроила Наталье прием у своего шефа – ждать пришлось всего две недели. А другие стояли в очереди по полгода!

Над интерьером клиники Святополка трудились лучшие дизайнеры Москвы. При этом все выглядело не аляповато (от переизбытка позолоты и мрамора, как нередко бывает в модных учреждениях), а по-европейски сдержанно (чему способствовали использованные для отделки помещений стекло, сталь и полированный порфир). Но в то же время от внимания посетителя не ускользало, что гравюра на обитой сапфировым шелком стене – подлинник семнадцатого века. И статуэтки на колоннах причудливой формы – творение всемирно известного скульптора, выходца из СССР и одного из друзей (и, кто знает, может, и пациента?) Святополка.

Сам кудесник не отличался сколько-нибудь запоминающейся внешностью. Разве что лысина у него была искусственная – маг явно брил голову. Если бы Наталья столкнулась с ним на улице, ни за что бы не подумала, что этот человек знаком с интимными тайнами сильных мира сего. Более всего мужчина походил на провинциального бухгалтера или заслуженного учителя. И одет Святополк был не в какой-нибудь просторный балахон, украшенный бренчащими амулетами и мерцающими талисманами, а в добротный, наверняка сшитый на заказ у эксклюзивного зарубежного портного черный в полоску костюм-тройку.

Зато Святополк обладал способностью сразу же расположить к себе собеседника. И пациентка, через пару минут полностью расслабившись и забыв о том, сколько стоил ее визит к кудеснику, растянулась на чрезвычайно удобной кушетке, принялась в подробностях рассказывать ему о своем кошмарном сне.

Святополк прервал ее на полуслове. Она как раз упомянула о том, что в коридоре, как ей кажется, за ее спиной притаилось что-то враждебное и чужеродное.

– Достаточно! – раздался его резкий голос.

Наталья вздрогнула и в изумлении приподнялась на кушетке. Затем медленно обернулась и увидела Святополка, сидевшего в кресле у изголовья. Блокнот, который он до того держал в руках, валялся на пестром персидском ковре, там же лежал и остро заточенный карандаш. Маг обхватил свою лысую голову руками и, казалось, утробно хрюкал.

– Боже, что с вами? Вам плохо? – спросила Тогобицкая, вскакивая с кушетки и бросаясь к Святополку. – Позвать вашу секретаршу? Или вызвать «Скорую»?

Наталья дотронулась до плеча мужчины, и тут произошло неожиданное – тот шарахнулся от нее, словно она была прокаженной. Но так как кудесник сидел в кресле, то движение вышло неловким, кресло опрокинулось и с грохотом полетело на пол, а сам мэтр, упав, охнул.