Страница 3 из 97
Родители отвезли нас в Дувр, мы сели на пароход, пересекли Ла-Манш и прибыли в Остенде. Потом мы долго ехали на поезде через Бельгию и Германию. Эдвард, который однажды уже проследовал этим маршрутом туда и обратно, знакомил нас с местными достопримечательностями. Когда стемнело, мы легли спать, но спали плохо, урывками, то и дело пробуждаясь от грохота идущего поезда.
В Мюнхене мы задержались на сутки, поскольку поезд на Регенсбрюк отправлялся лишь на следующий день.
— Нам предстоит еще один долгий переезд, — предупредил нас Эдвард. — В Регенсбрюке мы будем под вечер. Курт встретит нас и отвезет в замок.
Мы обрадовались вынужденной задержке в большом городе. В отеле для нас заказали две комнаты — одну для Эдварда, другую для нас.
— Нам нужно немного отдохнуть, — предложил, Эдвард.
Отдохнуть? Мы посмотрели на него с удивлением. Какой может быть отдых, когда мы оказались в городе, о котором знали только из учебника географии?
— Ну хорошо, — согласился он, — мы побродим по городу, но только недолго, а то я проголодаюсь и начну искать местечко, где бы подкрепиться.
Дама за гостиничной стойкой оказалась очень любезна. Она улыбнулась и пожелала нам приятного времяпрепровождения в Мюнхене.
Эдвард, который немного владел немецким и старался говорить на нем, сказал ей, что завтра мы уезжаем в Регенсбрюк.
— Ах, Регенсбрюк! — воскликнула она. — Там лес, там хорошо. Вундербар. У вас там друзья?
— Да, друг по колледжу.
— Друг — это хорошо… хорошо… но вы должны познакомиться с Мюнхеном… немножко посмотреть красивые места: Собор… Фрауэнкирхе… Петерскирхе…
Она объяснила нам, где что находится, и тепло улыбнулась нам на прощанье.
Город понравился мне своим порядком и деловитостью. Я обратила внимание на большое количество музеев, но у нас не хватило времени, чтобы зайти хотя бы в один из них. Эдвард сказал, что у нас в запасе всего несколько часов, и напомнил о том, что неплохо бы подкрепиться.
Горожане были очень вежливы, и, если мы кого-нибудь спрашивали, как нам пройти куда-либо, нам подробно объясняли дорогу. В отель мы вернулись в хорошем настроении.
В столовой зале было много народу, и только один стол — на шестерых — оставался свободным. Нам предложили занять его. Нам принесли горячий суп, и едва мы принялись за еду, как к нам подошел официант в сопровождении двух молодых людей и извинился, что побеспокоил нас, при этом Эдварду стоило больших усилий понять, чего же он хочет. Наконец, с помощью мимики и жестов мы уяснили, что молодые люди хотят поесть, но свободных мест нет — нельзя ли им подсесть к нам? Мы не стали возражать и пригласили их занять места за нашим столом.
Незнакомцы были светловолосые и высокие. Мы почувствовали, что проведем время в приятном обществе. Узнав, что мы приехали из Англии, молодые люди заметно оживились.
Они жили в пригороде Мюнхена.
— Мюнхен — очень большой город, — гордо сказал один из них, — второй по величине после Берлина. Но очень многое здесь изменилось после того, как пришел к власти фюрер.
Мы внимательно слушали. Мне хотелось порасспрашивать их кое о чем, но нам мешал языковой барьер. Они немного говорили по-английски, и Эдвард, используя свое знание немецкого, помогал нам понять, о чем идет речь.
— Нам нравятся англичане, — признались наши новые знакомые.
— А мы убедились в том, что здесь все приветливы и обходительны, — сказал Эдвард.
— Иначе и быть не может, — заверили они нас.
— Нам здесь понравилось, — позволила я себе вмешаться в разговор.
Дорабелла сидела молча. Ее удручало то, что молодые люди не уделяли ей того внимания, которого она ждала от них. Они показались ей слишком серьезными.
— Это хорошо, что вы приехали к нам, — сказал тот, которого, как выяснилось, звали Франц. Другого звали Людвиг. — И хорошо, что вы увидели, как мы живем.
Мы промолчали, ожидая, что он скажет дальше.
— После войны мы очень страдали. Нам навязали несправедливый договор. Но это прошло, мы снова станем великими.
— Вы и так великая нация, — Дорабелла обворожительно улыбнулась им.
Оба молодых человека посмотрели на нее с интересом:
— Вы это чувствуете?
— О да, — сказала Дорабелла.
— И вы вернетесь домой и расскажете всем, что Германия возродилась?
— Непременно, — ответила Дорабелла. Однако я не была уверена, что она сдержит свое слово.
— Мы гордимся тем, — сказал Людвиг, — что именно здесь, в Мюнхене, наш фюрер сделал великую попытку повести за собой немецкую нацию.
— В каком году это было? — спросил Эдвард.
— В тысяча девятьсот двадцать третьем, — ответил Франц. — В пивном погребке фюрер призвал штурмовиков к путчу.
— В пивном погребке?! — воскликнула Дорабелла. — Нельзя ли посетить тот погребок?
Казалось, молодые люди не услышали ее слов. Они сидели молча, глядя прямо перед собой.
— Путч не состоялся, — сказал Франц. — Фюрера посадили в тюрьму.
— Но он не терял времени даром, — добавил Людвиг, — и, пока сидел в тюрьме написал «Майн кампф».
— А когда умер Гинденбург, он стал канцлером, потом — диктатором… и все изменилось, — сказал Франц.
— Как интересно! — пролепетала Дорабелла. — Очень интересно! — В ее голосе слышалась насмешка. Эти серьезные молодые люди начинали надоедать ей. Тем не менее, атмосфера за столом оставалась вполне миролюбивой.
После обеда мы посетили Петерскирхе — самую древнюю церковь в Мюнхене. Потом мы сидели за столиком на улице рядом с рестораном, пили кофе, ели вкусные кексы. И с интересом наблюдали за прохожими. Эдвард напомнил о том, что не стоит засиживаться, — придется рано вставать. Нам завтра предстояла долгая поездка. Вернувшись в гостиницу, мы поужинали и разошлись по комнатам. Мы с Дорабеллой долго обсуждали события дня, пока не уснули.
Завтра нам предстояло ехать в Регенсбрюк.
Мы сошли с поезда, и я почувствовала себя так, будто попала в волшебную страну.
Мы ехали через гористую местность, со склонов гор, поросших соснами, стекали ручьи, сверкая на солнце. На пути встречались деревеньки с островерхими домиками и мощенными булыжником улицами. Они напоминали мне иллюстрации к сказкам братьев Гримм.