Страница 8 из 15
В середине августа настроение профессора Кочубея вдруг резко испортилось. Он был чем-то озадачен, недоволен, поражен. Дочери Павел Леонидович ничего конкретного не говорил, но Алена и так заметила, что у отца на душе кошки скребут. Девушка попыталась выяснить у Катюши, в чем же дело, но та только плечами пожала: она усиленно работала над своей диссертацией и ничего такого не видела. Сам же профессор уж точно не ставил ее в известность касательно причин, приведших к изменению его настроения.
Алена пробовала осторожно выведать у отца, что стряслось, однако тот отделывался общими замечаниями, а как-то даже накричал на нее, заявив, что она не должна мешать ему своими дурацкими вопросами. Кричал Павел Леонидович крайне редко, и это означало, что дело приняло серьезный оборот.
Попала ему под горячую руку и Катюша Горицветова – Алена застала ее как-то в слезах, и «мачеха» призналась, что научный руководитель в достаточно грубой форме заявил, что у него сейчас имеются куда более важные дела, чем чтение кусков ее диссертации.
– Алена, я понимаю, что пришла в неурочное время, ведь профессор сейчас очень занят. Но ведь Павел Леонидович сам мне говорил, что я могу задавать вопросы. А мне так нужно его мнение касательно третьей главы моей диссертации!
Алена вызвалась помочь Катюше, смотреть на которую было жалко, но та печально покачала головой:
– Я тебе до чрезвычайного признательна, Алена, однако не хочу обременять еще и тебя своими проблемами. Боюсь, если это дойдет до Павла Леонидовича, он окончательно выйдет из себя. Он чем-то страшно расстроен. Буквально раздавлен! И все время пропадает в лаборатории. Причем отказывается от помощи ассистентов, а делает все один, в основном – ночью. У меня сердце кровью обливается – он ведь работает на износ!
Катюша вытащила большой кружевной платок и громко высморкалась. Алена и сама заметила, что ее любимый папка сторонится помощников и в особенности своих коллег. В чем же дело, он упорно не говорил. Но Катюша права – профессор Кочубей производил сейчас впечатление человека, увидевшего призрак. Продолжать терзать его вопросами все равно бессмысленно, потому что профессор отличается легендарным упрямством и может, как устрица, просто замкнуться в себе, отметая любые вопросы и попытки помочь. Оставалось только одно – терпеливо ждать. Алена знала: рано или поздно отец расскажет ей, в чем же дело, и, возможно, даже поинтересуется ее мнением.
За день до гибели Павел Леонидович, взъерошенный и молчаливый, долго ходил взад-вперед по своему номеру в гостинице и курил одну сигарету за другой. Алена тактично не вмешивалась, хотя не могла без содрогания смотреть на то, как отец насыщает свои легкие никотином. С тех пор как от лейкемии умерла мама, Алена дала себе слово, что будет заботиться о здоровье отца. А почти целая выкуренная пачка крепких герцословацких сигарет, да еще в течение всего двух часов, ни к чему хорошему привести не могла.
В день гибели, во второй половине дня, Алена видела отца в лаборатории. Он сначала говорил с кем-то по телефону, причем по-герцословацки, а потом вышел, громко хлопнув дверью. Заплаканная Катюша доложила Алене:
– Павел Леонидович на взводе! Я пыталась его успокоить, но ничего не выходит. Никак понять не могу, что творится. Ах, только бы все закончилось хорошо!
Алена в тот момент даже представить себе не могла, что видела отца в последний раз живым. Затем она пыталась в течение нескольких часов дозвониться до него, но его мобильный, которым профессор пользовался в Герцословакии, был отключен. Беспокойства девушка не испытывала, потому что знала: отец часто выключает телефон, дабы спокойно работать. Алена решила, что поговорит с ним вечером, когда он появится в отеле, и тактично намекнет ему, что нельзя срывать свое напряжение и плохое настроение на подчиненных, в первую очередь на Катюше.
Вечером, за ужином в ресторане, отца Алена так и не увидела. Телефон его все еще молчал, и она оставила на автоответчике очередное сообщение с просьбой перезвонить ей как можно быстрее. Но отказ папки от ужина не насторожил и не обеспокоил Алену – он вечером вообще ел мало.
Поэтому, так и не поговорив с отцом и решив, что обязательно сделает это на следующий день, Алена отправилась к себе в номер. Там она написала несколько сообщений по электронке друзьям и коллегам в Москве, приняла душ, прочитала нудную статью в научном журнале, немного посмотрела телевизор и легла спать. А посреди ночи ее разбудил телефонный звонок. Так она и узнала, что ее папка умер. Вернее – убит…
Двери лифта распахнулись, и Алена стряхнула с себя воспоминания. Она задумалась всего на пару секунд, пока лифт, гудя и вибрируя, поднимал ее с нижнего этажа института судебной медицины наверх, а случилось так, что пережила заново события последних месяцев, причем в течение всего нескольких мгновений.
А как было бы хорошо, если бы она вдруг на самом деле оказалась в прошлом! Хотя бы во вчерашнем дне. Тогда бы она ни за что не отпустила папку из лаборатории одного – ведь он отправился навстречу своей смерти...
В коридоре Алена увидела ошарашенную Катюшу Горицветову. Та, тоже заметив Алену, метнулась к ней с криком:
– Это ведь не он, да? Нелепая ошибка, кошмарное стечение обстоятельств, правда? Но не Павел Леонидович, так?
Алена поняла, что должна проявить силу, потому что рядом с ней человек гораздо более слабый и беззащитный, чем она сама. И его требуется защитить, успокоить. Но утаить от Катюши правду она не имела права. Поэтому, взяв девушку под руку, Алена завела спокойным, задушевным тоном разговор о том, что сейчас бы неплохо выпить по чашке кофе.
Катюша немного успокоилась, видимо посчитав, что профессор Кочубей в самом деле жив и имела место ошибка. Усадив впечатлительную аспирантку в кресло, Алена, смотря в стену, принялась излагать сухие факты.
– Нет! – простонала Катюша, зажимая розовенькие ушки ладошками. – Павел Леонидович не может лежать там, в морге! Это все ерунда! Он не мог умереть! Ведь он был таким молодым, еще полным сил…
Алена, чувствуя, что сама вот-вот расплачется, крепилась изо всех сил.
– Сердце подвело, да? – частила Катюша. – Он почувствовал себя плохо, а прохожие, увидев лежащего на тротуаре мужчину, решили, что он… что он пьян, и не стали помогать? Ведь так? Или… Наверное, несчастный случай? Милый Павел Леонидович может задуматься и перейти дорогу на красный свет... Или идти по трамвайным рельсам, сам того не замечая и думая о чем-то исключительно важном…
Алена медленно произнесла:
– Нет, не сердце виновато. И несчастного случая не было. Павла Леонидовича… моего отца… убили!
Катюша вытаращилась на Алену, затем ойкнула, закатила глаза и брякнулась в обморок.
Хорошо, что врачи были рядом и смогли при помощи нашатыря привести несчастную аспирантку в чувство. Лежа на кушетке, с бледным лицом, после инъекции для повышения тонуса, Катюша в ужасе шептала:
– Такой человек убит! Господи, как страшно! И как ужасно несправедливо! Гордость российской науки… Уж лучше бы меня убили…
– Что ты такое мелешь! – прикрикнула на нее Алена.
Катюша снова затряслась в рыданиях, а Алена отвернулась, чтобы никто не видел ее собственных слез. Глупые мысли лезли в голову: если бы ей предложили выбрать между папкой и этой Машей-растеряшей, вернее, Катюшей-истерюшей, она бы…
Какой бы выбор она сделала, Алена предпочла не додумывать. Ей даже стало стыдно за себя. Нет, папку к жизни уже ничто и никто не вернет, и зачем думать, что могло бы быть… Когда-то, много лет назад, она так просила боженьку, чтобы мама выздоровела, чтобы ее страшная болезнь отступила, чтобы курсы лечения наконец-то оказали положительное действие. Отец однажды застал ее за самосочиненной горячей молитвой и долго кричал, что никакого бога нет, что все это глупости и суеверия, что надо надеяться на самого себя и на природу, а также на целительные силы человеческого организма.