Страница 18 из 19
Я включила радио: шел сюжет о нападении на профессора Компанеец и похищении у нее дискеты с романом про двух Вулков. Вооружившись ножницами, я вскрыла пакет и извлекла из него нечто, завернутое в тонкую бумагу. Сорвав ее, я обнаружила пластмассовую коробочку.
Ко дну ее липкой лентой был приклеен конверт. На нем значилось мое имя. Почерк показался мне смутно знакомым, и, только разорвав конверт, я поняла, кто является автором.
«Дана! Я обещал, что ты получишь небольшой, но чрезвычайно приятный сюрприз. Я сдержал слово – убил! Учти – тебе осталось недолго наслаждаться жизнью! Я сделаю с тобой то же, что сделал с моей первой жертвой. Ибо я вернулся! Любящий тебя до мозга костей Вулк».
Сумасшедший продолжает терроризировать меня! От ночных страхов не осталось и следа. Я и поверить не могла, что всего пару часов назад тряслась от ужаса и воображала, что кто-то бродит по квартире с твердым намерением вырвать мое сердце.
Так что же Вулк прислал мне? Первым делом я налила себе в бокал кофе, сдобрила его сливками и сахаром, тщательно размешала и, усевшись на высокую табуретку перед барной стойкой, придвинула к себе пластмассовую коробку. В ней находилось что-то небольших размеров. Не без труда я поддела ногтями крышку. Вообще-то стоило вызвать полицию, наверняка этот лопух Вулк оставил где-нибудь свои отпечатки. Я так и сделаю, но прежде мне хотелось во что бы то ни стало взглянуть на его «сюрприз».
Если до этого я считала Вулка назойливым, но по сути своей безобидным малым, то «сюрприз», лежавший на дне коробочки для хранения пищевых продуктов, полностью переменил мое мнение. Я придвинулась к барной стойке и еще раз взглянула на содержимое посылки.
Нет, я не страдала галлюцинациями, и разбушевавшееся воображение не сыграло со мной злую шутку. В лужице свернувшейся крови лежало сердце. Отчего-то я не сомневалась, что оно принадлежало не животному, а человеку! Мне сделалось дурно, и я, подавив рвотный рефлекс, бросилась к телефону. Страх снова объял меня, на глаза навернулись слезы. Боже мой, этот зверь совершил убийство! Я не сомневалась, что вновь объявившийся Вулк поступил так же, как и его знаменитые предшественники, – он вынул сердце из груди почти живой жертвы!
– Полиция? – спросила я, набрав дрожащими пальцами знакомый с детства телефон из трех цифр. – Мне срочно требуется помощь! Я получила посылку от человека, воображающего себя Вулком Сердцеедом и Вулком Климовичем. Да, да, вы не ослышались. В посылке находится человеческое сердце! Немедленно приезжайте!
Инспектор Кранах
1 ноября
Инспектор Фердинанд Кранах припарковал свою старую белую «Тойоту» в неположенном месте – другого выхода не оставалось. Часы показывали половину шестого утра, и звонок о том, что в одном из домов Ист-Энда обнаружен труп зверски убитой женщины, вырвал его из тревожного короткого сна.
Кранах, высокий мужчина лет тридцати пяти, с трехдневной щетиной на щеках и короткими, жесткими, как проволока, темными волосами, в которых пробивалась ранняя седина, облаченный в помятый черный плащ с красным шарфом и кожаные перчатки, подошел к оцепленному полицейскими и огороженному по периметру желтой лентой с надписью «Место преступления. Вход строго запрещен. Полиция Экареста»подъезду пятиэтажного панельного дома. Несмотря на ранний час, около фонаря, ярко освещавшего пятачок перед входом в подъезд, толпилось десятка два зевак – в основном девиц легкого поведения, бомжей и алкоголиков. За прошедшие сто лет мало что изменилось – Ист-Энд, как и в начале двадцатого века, был кварталом сомнительных развлечений, секс-шопов, баров и клубов с подозрительной репутацией и местом обитания великого множества «ночных бабочек». Ситуацию пытались исправить еще герцословацкие короли, правившие страной до 1947 года, но потерпели поражение, и даже коммунистические лидеры, пришедшие им на смену, не смогли с корнем вырвать сорную траву: в те времена проституция была уголовно наказуема, старинные кособокие домишки в Ист-Энде снесли, заменив их страшными стандартными пятиэтажками, в которых поселили ударников социалистического труда и матерей-одиночек.
Через несколько лет власти столицы с удивлением и негодованием заметили, что в Ист-Энде, который планировалось сделать местом жительства образцовых коммунистов, за закрытыми дверями и плотно опущенными шторами вовсю процветает порок. Как из небытия, словно притягиваемые аурой прежних развеселых времен, в Ист-Энде возникли замаскированные под сауны, маникюрные и массажные салоны бордели, центры по продаже наркотиков, запрещенной порнографической литературы, казино, перевалочные базы фальшивомонетчиков, фарцовщиков и мошенников.
Борьба с ними велась с переменным успехом, многие самонареченные властители Ист-Энда исчезли в тюрьмах и лагерях, но на их место приходили другие, поддерживавшие дружеские отношения с членами Политбюро и их детьми, стремившимися к официально запрещенным в коммунистической Герцословакии удовольствиям. Ходили слухи, что единственная дочь престарелого генерального секретаря бывала частым гостем в Ист-Энде, как и представители бомонда, у которых прогулка по экарестскому кварталу развлечений считалась высшим шиком.
После краха коммунизма Ист-Энд дал новые всходы, подобно ядовитым грибам, чьи споры оказались на навозной куче, – не прошло и пары месяцев после провозглашения в стране демократии и многопартийной системы, как последние честные граждане покинули этот район, вытесненные угрозами и страшной ночной жизнью. Ист-Энд обрел официальный статус огромного притона. Самые гнусные преступления происходили именно там, но и самые большие деньги зарабатывали там. Согласно слухам, кое-кто из руководителей страны и столицы получал колоссальные прибыли и являлся владельцем множества злачных заведений в Ист-Энде.
– О, доброе утро, инспектор! – сказал один из полицейских, поеживаясь. – Ребята уже работают.
Он приподнял желтую ленту, пропуская Фердинанда Кранаха к подъезду. Инспектор слышал обрывки разговоров, которые вели между собой проститутки и бездомные.
– Как пить дать, Лайму кокнули. Только ее и не хватает. Она же на последнем этаже снимает комнатушку.
– Ее, ее пришили, я точно знаю! Ее Тихон нашел – вернулся из кабака, а Лаймы нет. Девчонки, конечно же, сказали, что она с клиентом ушла, а он не поверил. Знает эти трюки. Ну, и отправился к ней в квартирку. Я сама видела, как он опрометью из подъезда через пять минут вылетел, весь трясется, харя перекошенная и бледная, как будто с призраком столкнулся.
– Ого, и что же такое произошло, чтобы Тихон полицаев вызвал? Если клиент Лайму зазвездачил, он бы без лишнего шума и гама спустил ее тело в канализацию или утопил в реке.
– Судачат, что там настоящий маньяк потрудился. Тихон труханул, решил: наверняка, если он от тела избавится, а потом это всплывет, он станет первым подозреваемым.
– Может, он полицаев для отвода глаз вызвал, алиби себе создает. Вроде того: вот, смотрите, какой я законопослушный гражданин, пришел к Лайме, а она мертвая! А он сам ее до этого и порешил?
– Если Тихона засадят, никто плакать не будет. А Лайме вот не повезло. Славной и компанейской девкой была, справедливой и доброй, правда, чуток нервной, но что поделать, у нее же дочка даун. Да и мальчишка в школу ходит. И кто теперь будет за ними смотреть? Наверняка в сиротский дом отправят. А она так их любила…
Инспектор Кранах, прибыв на место преступления, всегда прислушивался к разговорам, которые велись в толпе зевак, зачастую так можно было узнать очень много полезных сведений.
Он прошел к подъезду с облупившимся козырьком, там был еще один полицейский.
– Доброе утро, инспектор, вы позавтракали? – спросил он. Кранах ответил:
– Не успел, только проглотил стакан сока и бутерброд с колбасой наспех.
– Ну и хорошо, – произнес одобрительно полицейский, – а то картинка в квартире жертвы, скажу вам, не из приятных. Я без малого двадцать лет ишачу, думал, что все на свете повидал и ничем меня больше не проймешь, но такое… Меня наизнанку вывернуло, когда я увидел эту несчастную. Вернее, то, что от нее осталось!