Страница 71 из 84
— Неужели? — спросила я, надрезая стебель маргаритки.
— Конечно. Разве я стал бы так говорить, если бы это не было правдой?
— Стал бы, — ответила я.
— Тебе приятно видеть меня?
— Маме нравится, когда вся семья собирается вместе под одной крышей.
— Что за манера у тебя уходить от ответа? Тебе следовало бы быть в парламенте или на дипломатической службе.
Клодина, ты ведь иногда скучаешь по мне? Ну же, скажи правду.
— Не часто, — солгала я.
— А себя ты тоже обманываешь, как и меня?
— Довольно об этом! — резко оборвала я его. — Ты — женатый мужчина.
Я — замужняя женщина, и мы не муж и жена.
Он расхохотался, и моя мать подняла глаза и улыбнулась нам.
— Я — это я, и ты — это ты, — сказал он. — И ничто, любовь моя, не может этого изменить.
Я почти взмолилась в ответ:
— Джонатан, с твоей стороны нехорошо так говорить — ведь ты недавно женился. Что, если Миллисент услышала бы тебя?
Мне показалось, она выглядит такой счастливой.
— Она счастлива. Разве она не замужем за мной? Я тебе говорю, Клодина: я — самый образцовый муж.
— Это только так кажется со стороны, — сказала я. — Сейчас же ты далек от этого идеала.
— И кто в этом виноват?
— Ты.
— Не совсем. Вина лежит на нас обоих.
Я рассердилась. Я с таким трудом старалась забыть о том, что произошло, а ему было достаточно только взглянуть на меня, чтобы все вернулось. Я презирала проявленную мной в прошлом слабость, особенно потому, что так легко могла вновь поддаться искушению, и яростно обломала цветочный стебель.
— Не вини маргаритки в том, что случилось, Клодина, — сказал он. — Бедные цветочки… Не их вина в том, что мы с тобой были предназначены друг для друга и поняли это слишком поздно. Но ты должна быть признательна судьбе. Ты никогда не узнала бы, сколь совершенными могут быть отношения… если бы не то время, что ты провела со мной.
— С тех пор я не знала настоящего покоя.
— Бедная Клодина! Ты бы так и продолжала жить в неведении в тихом, созданном тобой раю, но разве это жизнь? Не отважившись узнать настоящий мир… мир страсти, приключений и того волнения, которое бывает, когда живешь полнокровной жизнью. И вот в созданный тобой рай, огражденный приятным неведением, однажды проник змий-искуситель и позволил тебе сорвать плод с древа познания, и ты сделала это. Ты вкусила истинную радость жизни и с тех самых пор боишься: боишься жить, боишься любить. Ты знаешь это и хочешь быть со мной, хотя и не признаешься в этом. Но я это знаю, да и ты тоже… Я в твоих сокровенных мыслях.
— Мне нужно идти, — сказала я.
— Отступление — знак поражения. Я посмотрела на него:
— Я хочу забыть, что это вообще было. Тебе это никогда не удастся.
— Я попробую, Джонатан.
— Посмотри правде в глаза, — сказал он. — Все, что я сказал, — верно.
Ты никогда не забудешь.
Жизнь предназначена для того, чтобы ее прожить весело.
— Свою я хочу прожить достойно, — сказала я. И, повернувшись, пошла через лужайку.
— Ну, не чудесный ли день? — сказала моя мать. — В этом году таких наберется немного. Посиди с нами.
Я подумала, что она может заметить румянец на щеках и тот задорный блеск в глазах, который появлялся у меня при таких встречах с Джонатаном, поэтому ответила:
— Нужно поставить цветы в воду. Они так быстро вянут.
Я присоединюсь к тебе попозже.
Джонатан сел возле моей матери.
Когда я пересекала в спешке лужайку, то услышала, как он произнес:
— Как ты прекрасна, дорогая матушка!
Позже у меня состоялся разговор с Миллисент, и от него мне снова стало не по себе.
Она хотела одолжить одну из моих брошек, чтобы заколоть платье, которое было на ней; она объяснила, что оставила почти все свои украшения в Лондоне. Она хорошо знала эту брошь с гранатами и бриллиантами… и если бы я могла дать ее на время…
— Конечно, — сказала я. — Я принесу ее, как только мы поднимемся наверх.
Когда я пришла к ней в комнату, она сидела у туалетного столика в пурпурном пеньюаре, который был ей к лицу. Ее темные волосы были распущены, и она выглядела гораздо привлекательнее, чем обычно.
— Именно ее я и хотела, — сказала она. — Спасибо, Клодина.
Я остановилась в нерешительности. Эта комната принадлежала им. Я вспомнила ту, другую комнату… пыльные голубые занавеси и загадочный голос, который обратился ко мне через переговорную трубу.
Мне не хотелось думать о взаимоотношениях Миллисент и Джонатана. Очень многое и слишком живо я могла себе представить. Глядя на нее, я почувствовала злость. Я должна была признать, что ревную. Что толку было делать вид, что он мне безразличен, что я хочу все забыть. Нет. Я хотела помнить. Я никогда не забывала дни, когда, нарушив брачный обет, вела себя так беспутно и была счастлива.
Было бессмысленно обманывать себя. Каким бы ой ни был, я хотела его. Любила ли я его? Кто может дать истинное определение любви? Я любила Дэвида. Я бы многое сделала, чтобы не причинять ему боль. Временами я ненавидела себя за то, что совершила. Но если неистовое возбуждение, ощущение того, что мир восхитителен и мне так много еще предстоит узнать, и желание, чтобы он обучил меня всему… если это было любовью… то я любила Джонатана.
Она взяла гранатовую брошь и приложила к пеньюару.
— Восхитительная вещица! — сказала она. — Это так мило с твоей стороны, Клодина.
— Пустяки. Я рада, что тебе нравится.
— Когда много ездишь, всего с собой не возьмешь.
— Конечно.
— Кроме того, мы спешили. Похоже, с Джонатаном всегда так. — Она снисходительно улыбнулась:
— Да, наверное.
У тебя очень счастливый вид.
— О да, я счастлива.
Я и не мечтала о такой жизни… — Она улыбалась, — как мне показалось, вспоминая ласки Джонатана.
— Этого и следовало ожидать, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и сухо.
— Некоторые думают, что это брак по расчету.
— Ты хочешь сказать, между тобой и Джонатаном? Она кивнула:
— Родители были весьма довольны.
— Да, и те и другие. Именно на это и надеялись.
— И в этом случае можно было подумать… Но все получилось совершенно иначе.
— Хорошо, что ты нашла свое счастье.
— В некотором роде, — сказала она, — это испытание.
— Ты имеешь в виду супружество? Полагаю, так часто бывает.
— Но у всех по-разному. У тебя с Дэвидом… Но ведь Дэвид совсем не такой, как Джонатан, правда? Хоть и считается, что близнецы должны быть похожими. Однако они — антиподы. Никто так не похож на Джонатана, как Дэвид. Я хочу сказать, ты всегда знаешь, что Дэвид собирается сделать.
Я ответила довольно церемонно:
— Все знают, что Дэвид делает то, что считает правильным.
— Люди по-разному смотрят на вещи. То, что правильно для одного, может быть не правильным для другого.
— Ах, полно, есть же определенные нормы.
— Я знаю, что ты имеешь в виду. Но Дэвид предсказуем, а Джонатан, как мне кажется, самый непредсказуемый человек на земле.
— И ты предпочитаешь второе?
Она взяла щетку и принялась причесывать волосы, загадочно улыбаясь своему отражению в зеркале.
— Конечно. Это превращает жизнь в приключение, в испытание. Ты всегда уверена в Дэвиде. Я же никогда не буду уверена в Джонатане.
— И тебе хочется… этой неопределенности?
— Мне ничего не остается. Таков Джонатан. А Дэвид всегда будет верным мужем.
Я не удержалась и спросила:
— И ты считаешь, что Джонатан способен изменять. и находишь это волнующим испытанием? Приключением?
Она повернулась ко мне и медленно кивнула, глаза ее блестели в свете свечи.
— У него будут маленькие романы. Они у него всегда были, и брак его не остановит. Я это знаю Но он с еще большей радостью будет возвращаться ко мне.
Я была поражена и не могла это скрыть:
— Казалось, ты не тот человек, который стал бы..
— Потакать ему? Закрывать глаза на проступки мужа?