Страница 4 из 29
Дуг бросил на нее быстрый взгляд: всегда контролировал? Вероятно, не когда они были наедине.
— Муж заявил, что знает, как будет лучше для его дочери, и не стоит этого даже обсуждать. Именно тогда он перешел из нашей спальни в отдельную комнату — по другую сторону от детской. Этим не ограничилось. Он уволил Матильду, не посоветовавшись со мной, и каждое утро начинал заниматься с Лу раньше, чем я уходила на работу. Я не знала, что делать. Пыталась поговорить с ним, но он приходил в неистовство. Поэтому я обратилась к близкой подруге, объяснив, что произошло. Она предложила помочь Уилли в колледже. Как это сказать ему? Наконец я решилась. В итоге он… ударил меня. — Нора сжала дрожащие губы, не в силах продолжать. Вздохнула, чтобы успокоиться, и пробормотала: — Я подала на развод на следующий же день. Уилли совсем распоясался. Мне пришлось уйти из дома вместе с Лу под защиту полиции, потому что он грозил мне убийством. Он без конца звонил мне, даже на работу, говорил отвратительные вещи. Пришлось призвать его к порядку. В первый день, когда слушалось дело о разводе, Уилли проклинал судью, снова угрожал Лу и мне. Опекунство над нашей дочерью выиграла я — неуравновешенность отца была слишком очевидна. После развода я не встречала его целых три месяца. Он подстерег меня на стоянке автомашин возле продуктового магазина, когда уже стемнело. Лу была со мной. Он силой заставил нас сесть в его машину и отвез за город. Там он открыл дверь, выпихнул меня… и сказал…
— Да? — спросил Дуг увидев, что она замолчала.
— Он сказал… если я приду за Лу, он убьет ее… а потом себя.
Эти слова прозвучали для Дуга как гром среди ясного неба.
2
Не может быть! Совсем как последний случай! Нет, это выше его сил!
— Пожалуйста, вы поможете найти моего ребенка… раньше, чем он причинит ей вред?
Собираясь сразу же отказать ей, Дуг бросил взгляд на ее глаза, полные отчаяния, и быстро отвернулся. Что может означать для него помощь этой женщине? Он решил, что не будет пытаться.
— Нет.
— Ч-что вы говорите?
— Нет, я не могу вам помочь.
Она не могла поверить. Он отказывает ей после всего, что услышал! После всего, что она рассказала ему?!
— Три недели! Лу у него три недели! Один Бог знает, что может случиться, а вы говорите «нет». Значит, вы отказываетесь?
Нора начала дрожать, сама не зная от чего — от негодования или отчаяния. Зубы у нее громко стучали, к горлу подступала тошнота. Она хотела быть сильной — она должна быть сильной — ради Лу! Если бы не этот постоянный страх перед угрозой Уилли! Он хочет извести ее.
А она желала вернуть своего ребенка! Почему никто не поймет: единственное, что ей нужно, — ее дитя. Как заставить его поверить ей, почувствовать ее боль?
— Неужели вы не представляете, ч-что со мной происходит? — Сильнейшая боль, какую она когда-либо испытывала, смешивалась в ее душе со слепой яростью. — Неужели трудно понять, каково мне сейчас? Я беспомощна, одинока и не знаю, что делать дальше.
Медленно поднимаясь со стула, она смотрела ему в лицо, но он совсем не стремился встретиться с ней глазами.
— Каждый день, когда я просыпаюсь, первая моя мысль — про Лу. Я думаю, что вижу свое дитя, прижимаю к себе ее теплое тельце… — Нора скрестила руки на груди. — И чувствуя, как ее пухлые ручки обнимают меня за шею, — она положила руку на горло, — слышу, как детский голосок шепчет мне на ухо: «Я люблю тебя, мамочка.»
Тут ее голос прервался, а челюсти сжались, чтобы Дуг не услышал, как стучат у нее зубы.
— Потом я вспоминаю, — продолжала она, — что ее нет со мной… что я не могу ее найти. — Напряжение вызывало спазмы, речь ее прерывалась. — Где мне искать ее? — Она вскинула руки. — Она может быть где угодно! А я одна со своим горем, и никто — ни полиция, ни даже ФБР — не в силах вернуть моего ребенка.
Она сделала несколько шагов, став на пути Дуга и гипнотизируя его неотрывным взглядом.
— Он-на потеряна для меня, н-никто не м-может ее найти… кроме… может быть, вас.
Дуг пытался не слушать этот умоляющий голос, не видеть страдания на бледном лице. Но как это сделать? Ведь и он чувствовал ту же безнадежность и отчаяние. Достаточно было лишь взглянуть на нее, чтобы представить, в какой агонии ее душа, однако как успокоить ее? Слов утешения у него не было. И он сделал то единственное, что мог сделать в этот момент.
Он молча покинул комнату.
Нора стояла там, где он ее оставил, и к чувству поражения теперь добавились сильная боль и отчаяние. Ей нужно уйти — ведь он принял решение. Но разве можно смириться? Уступить? Ведь речь идет о жизни твоего ребенка!
Внутренний голос убеждал ее: не отступай, пытайся уговорить этого человека. Это был тот же голос, который заставил ее лететь в Вашингтон, искать Элиаса Брендона и умолять, умолять его сделать что-нибудь еще. Он назвал ей Брауна, Дугласа Брауна. Для нее он стал последней надеждой, она должна склонить его на свою сторону.
Нора приготовилась к уговорам, когда он снова появился в комнате, но, к ее удивлению. Дуг вернулся с дымящейся чашкой в руке. Но и это было не все: подойдя к женщине, он протянул ей чашку.
— Не трогайте меня! — отпрянула от него Нора.
Дуг стоял молча, не отводя руки. Наконец она взяла чашку нервным движением, и горячая жидкость пролилась на пол. Тогда Дуг перешел к действиям. Придерживая ее голову, он обхватил своей рукой ее руку и поднес чашку прямо ко рту Норы. Она еще колебалась, смотрела на него с упрямством и вызовом, но от борьбы уже внутренне отказалась. Когда чашка коснулась ее губ, она приоткрыла их и попробовала жидкость кончиком языка. Мужчина хмуро наблюдал за ее действиями.
— Это не мышьяк, — сказал он. — Моя… мама очень верила в целебные свойства чая с медом.
Нора уловила легкую заминку перед тем, как он произнес слово «мама».
Глубоко вздохнув, она сделала большой глоток и прошептала:
— Скажите, вы не передумали? Может быть, измените свое решение и поможете мне?
Нет! Снова этот ответ готов был слететь с языка, но на этот раз губы его не послушались.
— Почему я? — только и спросил он.
Нора смутилась.
— Что вы имеете в виду?
— Почему вы пришли ко мне? — повторил он. — Если вы говорили с Элиасом Брендоном, то от него должны были узнать, что я больше не работаю в агентстве. Больше не занимаюсь такой работой.
— Но вы самый лучший…
— Вы меня не поняли? — переспросил он сердито; ее напористость начала сердить Дуга. — Неужели нужно снова повторять? Я больше не работаю в агентстве. Уволился! Найдите хорошего частного детектива, кого-нибудь, кто специализируется на…
— Я это сделала, — прервала она его нетерпеливо. — И нашла вас.
— Но я не могу помочь.
— Вы самый лучший…
— Нет! — закричал он зло. — Я не самый лучший. Неужели трудно понять? И… я… не… возьмусь за это дело, — прогремел он с расстановкой.
— Вы должны. — Она сказала это спокойно, отказываясь соревноваться с ним в крике. — Он сказал, вы лучше всех, кто был и кто будет. — В упрямстве и ей трудно отказать.
— Элиас Брендон так сказал? Что я самый лучший? — быстро спросил он.
Нора кивнула.
— Я вам не верю.
Элиас находился с ним в ту ночь, когда его ранили. Он знал все про Лили и Джун Стэплтон. Невозможно, чтобы Брендон рекомендовал его.
— Это он сказал, где я? — отрывисто продолжал Дуг.
— Да.
— Черт бы его побрал! — Дуг размахнулся и так стукнул кулаком по камину, что почувствовал боль в спине.
Нора с испугом увидела красное пятно на белой повязке, обернутой вокруг его руки. Очевидно, он разорвал швы.
— Послушайте. — Она придвинулась к нему, все еще держа чашку в руках, затем поставила ее на камин. — Я не знаю, почему вы оставили свою работу и что имеете против мистера Брендона. И меня это не интересует, — быстро добавила она. — Я знаю только одно: мое дитя, моя маленькая Лу в опасности. Я нужна ей.
Голос Норы дрогнул, но она постаралась взять себя в руки и не дать волю эмоциям.