Тот, кто шепчет

Настроив себя на циничный лад, Майлс добрался до холла наверху, где неяркие лампы с матовыми стеклами освещали двери из красного дерева. Там никого не было, и тишину нарушал только доносившийся издалека гул голосов. Все было почти так же, как и до войны. Над одной из дверей светилась надпись: «Гардероб для джентльменов», и он вошел в этот гардероб и повесил там шляпу и плащ. Напротив гардероба, на другой стороне холла, он увидел дверь с надписью: «Клуб убийств».

Майлс открыл дверь и застыл на пороге.

— Кто… — неожиданно агрессивно произнес женский голос, в котором слышалось смятение. Девушка осеклась, а потом заговорила мягко и ровно, даже неуверенно: — Извините, но кто вы?

— Я ищу «Клуб убийств», — сказал Майлс.

— Да, это здесь. Но только…

Что-то тут было не так. Совсем не так. Посередине внешнего зала стояла девушка в белом вечернем платье, ярко выделявшемся на фоне темного ковра. В плохо освещенном зале царил желтовато-коричневый полумрак. На двух окнах, выходивших на Ромилли-стрит, висели мрачные, расшитые золотом шторы. К этим окнам был придвинут длинный, покрытый нарядной белой скатертью стол, выполнявший функцию бара, и на нем бутылка хереса, бутылка джина и бутылка пива соседствовали с дюжиной изящных бокалов, из которых в этот вечер еще не пили. Кроме девушки, в зале никого не было.

Майлс заметил справа от себя приоткрытые двойные двери, ведущие во внутренний зал. Он мог видеть большой, накрытый для обеда круглый стол, вокруг которого впритык друг к другу стояли стулья и на котором теснилось сверкающее столовое серебро; украшавшие стол алые розы и зеленые листья папоротника ярко выделялись на белой скатерти; четыре высокие свечи еще не были зажжены. Над каминной полкой, придавая всему фантастический колорит, висела, в знак того, что проводится заседание «Клуба убийств», заключенная в раму гравюра с изображением черепа.

Между тем заседание «Клуба убийств» не проводилось. Более того, в зале никого не было.

Тут Майлс заметил, что девушка подошла ближе.

— Мне ужасно жаль, — сказала она. Низкий нерешительный голос, казавшийся пленительным после наигранно-бодрых голосов медицинских сестер, согрел ему сердце. — С моей стороны было чрезвычайно невежливо кричать на вас подобным образом.

— Вовсе нет! Вовсе нет!

— Полагаю, нам следует друг другу представиться. — Она подняла глаза. — Меня зовут Барбара Морелл.

Барбара Морелл? На каком поприще могла прославиться эта юная сероглазая девушка? Вернувшись из наполовину обескровленного войной мира, Майлс остро ощущал невероятную энергию и живость, бурлившие в ней. Это видно было в блеске глаз, повороте головы, подвижности губ, свежести лица, шеи и плеч, розовеющих на фоне белого платья. Он задался вопросом: сколько же времени прошло с тех пор, как он в последний раз видел девушку в вечернем платье?

И каким пугалом рядом с нею должен был выглядеть он сам!

На стене между двумя зашторенными окнами, выходившими на Ромилли-стрит, висело высокое зеркало. Майлс мог видеть в нем неясное отражение белого платья Барбары Морелл, срезанное ниже талии столом-баром, и изящный узел, в который она собрала свои гладкие пепельные волосы. Поверх ее плеча мелькнуло его собственное отражение: изможденное, перекошенное, полное сарказма лицо с высокими скулами и удлиненными золотисто-карими глазами, седая прядь волос, из-за которой он казался сорокалетним, хотя ему исполнилось всего лишь тридцать пять. Ну просто король-интеллектуал Карл Второй, и при этом (черт бы его побрал!) столь же располагающий к себе.

— Меня зовут Майлс Хэммонд, — сообщил он и стал в отчаянии озираться в поисках кого-нибудь, перед кем можно было бы извиниться за опоздание.

— Хэммонд? — Последовала небольшая пауза. Девушка смотрела на него широко раскрытыми серыми глазами. — Значит, вы не член клуба?

— Нет. Я гость доктора Фелла.

— Доктора Фелла? Так же, как и я! Я тоже не состою в клубе. Но в этом-то все дело. — Мисс Барбара Морелл всплеснула руками. — Ни один из членов клуба не появился здесь сегодня вечером. Весь клуб в полном составе просто… исчез.

— Исчез?

— Да.

Майлс оглядел зал.

— Здесь никого нет, — объяснила девушка, — кроме нас с вами и профессора Риго. Фредерик, метрдотель, почти потерял голову, чего же до профессора Риго… Господи! — Она оборвала фразу. — Почему вы смеетесь?

Майлс вовсе не собирался смеяться. В любом случае, сказал он себе, это трудно назвать смехом.

— Извините, — поспешно проговорил он. — Просто я подумал…

— Подумали о чем?

— Ну, понимаете, члены этого клуба регулярно собирались в течение многих лет, и каждый раз новый оратор освещал изнутри какое-нибудь знаменитое преступление. Они обсуждали преступление, они упивались преступлением, они даже вывешивали на стену гравюру с черепом, избрав его символом своего клуба…

— И что же?

Майлс смотрел на ее волосы, такие светлые, что казались почти белыми, и разделенные посередине пробором: прическа, по его мнению, несколько старомодная. Он встретил взгляд серых глаз с темными ресницами и черными крапинками на радужной оболочке. Барбара Морелл стиснула руки. Ее манера жадно внимать собеседнику, дарить ему все свое внимание и ловить каждое произнесенное им слово успокаивала расшатанные нервы выздоравливающего.

Майлс ухмыльнулся.

— Просто я подумал, — ответил он, — какая бы это была сенсация из сенсаций, если именно в тот вечер, на который назначено собрание клуба, все его члены исчезли бы из своего дома. Или при двенадцатом ударе часов обнаружилось бы, что все они преспокойно сидят в своих креслах с ножом в спине.

Шутка не удалась. Барбара Морелл слегка изменилась в лице:

— Что за ужасная фантазия!

— Правда? Простите меня. Я только хотел сказать…

— Не пишете ли вы, случайно, детективных романов?

— Нет. Но я прочел их множество. Это… а, ладно!

— Эго серьезно, — вспыхнув, заверила она с наивностью маленькой девочки. — В конце концов, профессор Риго проделал очень длинный путь, чтобы рассказать об этом преступлении, об этом убийстве в башне, а они так обошлись с ним! Почему?

А если в самом деле что-то случилось? Это казалось не правдоподобным, фантастическим, но, с другой стороны, сам вечер выглядел настолько нереальным, что можно было поверить в любую нелепость. Майлс пораскинул мозгами.

— Не можем ли мы что-нибудь предпринять и выяснить, в чем дело? — спросил он. — Можно позвонить?

— Уже звонили!

— Кому?

— Доктору Феллу, он почетный секретарь клуба. Но никто не ответил. Сейчас профессор Риго пытается связаться с президентом клуба, судьей Коулменом…

Выяснилось, однако, что связаться с президентом «Клуба убийств» не удалось. Внезапно дверь распахнулась, словно произошел какой-то бесшумный взрыв, и в комнату ворвался профессор Риго.

В походке Жоржа Антуана Риго, профессора французской литературы Эдинбургского университета, было что-то от дикой кошки. Он был мал ростом и тучен; он был суетлив; он был одет слегка небрежно, от галстука-бабочки и лоснящегося темного костюма до тупоносых ботинок. Редкие волосы на затылке казались очень черными по контрасту с огромной лысиной и красным лицом. Надо сказать, что профессор Риго умел напустить на себя чрезвычайно важный вид, но мог вдруг ни с того ни с сего расхохотаться во все горло, выставляя на всеобщее обозрение золотую коронку.

Но сейчас он никаких вольностей себе не позволял. Его очки в тонкой оправе и даже щеточка черных усов дрожали от мрачного негодования. Голос звучал резко и грубо; по-английски профессор говорил почти без акцента. Он поднял руку ладонью вверх и растопырил пальцы.

— Прошу вас, не говорите ничего, — попросил он. На сиденье стоящего у стены стула, обтянутого розовой парчой, лежали темная шляпа с мягкими полями и толстая трость с изогнутой ручкой. Профессор Риго бросился к стулу и схватил их.

Сейчас его манера держаться была заимствована из высокой трагедии.