Степь в крови

– Алексей Алексеевич, – с порога начал юноша, – Митя погиб…

– Митя погиб как герой! – отрезал мужчина за столом. Он оказался обладателем низкого грудного баритона, но, видимо, не довольствуясь тембром своего голоса, старательно переходил на звонкий фальцет. – Он наш герой и наше знамя.

– Да, – в разговор вмешалась барышня, – я все видела. Когда его схватили и стали связывать, он усилием вырвался и взорвал бомбу в своих руках, без всякой надежды, что взрыв достигнет тирана, но лишь движимый чувством долга! – карие глаза ее блеснули слезой.

– Все так, но и не так вовсе, – задумчиво возразил Алексей Алексеевич. – Тиран до сих пор жив и строит свои козни. Теперь мы открыты и под угрозой, но я не отступлюсь. Вы со мной?

– Да! – воскликнул юноша.

– И я с вами! – барышня протянула Алексею Алексеевичу маленькую руку в надежде, что он коснется ее своими белыми пальцами. Но Алексей Алексеевич остался холоден, он не любил ее.

– Мы обязаны продолжить борьбу с тираном, помня о жертвах наших отцов и дедов, эсеров и народовольцев. Но они боролись со злом в тысячу раз менее коварным! Перед нами же гниющая пасть военной диктатуры! Но! Клянусь! Она будет повержена! – Алексей Алексеевич в волнении встал и затушил папиросу. – Но сейчас, как мне сообщили, возникла и другая угроза. Наши доброхоты в беде, и виной всему некий поручик Глебов. Этот офицер недавно бежал из большевистского плена, где видел и слышал слишком многое. С ним необходимо переговорить, а при неблагоприятном исходе беседы устранить его. Мы вынуждены поступиться этой жертвой ради идеи.

– Приказывайте! Что нам делать! – юноша прижал ладонь Алексея Алексеевича к своей груди. – Здесь бьется сердце, которое принадлежит вам!

– Мое также, – простонала девушка.

– Он живет на Малой Атаманской улице, у своей любовницы вдовы Лешковской. Завтра с рассветом вы должны быть здесь. Позаботьтесь об оружии – нужно быть готовыми ко всему.

Алексей Алексеевич снова закурил и принялся расхаживать по комнате.

– О! Чуть было не забыл вам сказать, – юноша прервал молчание, – как-то в разговоре вы обмолвились, что еще в Петрограде имели честь познакомиться с балериной Петлицкой.

– Да, и что? – Алексей Алексеевич насторожился.

– Намедни я видел ее в гостинице «Европа», она была там с каким-то офицером…

– Офицером? Опиши мне его.

– Он среднего роста, крепкого сложения, у него красивое лицо с тонким орлиным носом…

– Зетлинг?! И он… что ж, это неспроста…

В дверь флигеля постучали, и внутрь вошел есаул Куцеба. Никого не застав в первой комнате, он прошел во вторую и здесь в дальнем конце за столом увидел двух офицеров.

– Присаживайтесь, – Минин указал на стоящий посреди комнаты табурет.

Есаул Всевеликого войска Донского Иван Куцеба был человеком не робкого десятка и в кругу друзей слыл отчаянным рубакой и забулдыгой. Но на фронт он не шел, а, пользуясь некими связями в Новочеркасске, был прикомандирован к караульной службе штаба войск и большую часть времени проводил в городских кабаках.

Таинственность поручения полковника Вершинского и атмосфера, царящая во флигеле, топор, вонзенный в пол, непроницаемые лица офицеров за столом – все посеяло в сердце есаула страх. Несколько поколебавшись, он все же прошел сквозь дверной проем и сел на табурет.

– Представьтесь.

– Есаул Куцеба. Командующий пластунской полуротой при штабе войск.

– Под чьим командованием вы состоите?

– Полковника Тишевского, командующего караульной службой штаба.

– Где вы были в ночь с Рождества на Сретение? – в допрос вмешался Минин.

– Не знаю… не помню, – Куцеба в нерешительности пожал плечами.

– Не знаешь! – проревел Минин и, опрокинув стул, вскочил на ноги. – Не помнишь!..

Кипя от бешенства, Минин ухватил стул за ножку и с силой отшвырнул его к стене. В два молниеносных прыжка он оказался в противоположном углу комнаты, вырвал из пола топор и наотмашь, со свистом, рассек воздух над головой Куцебы. Есаул опешил и тупо уставился на Минина. Но ротмистр при виде оцепенения врага разошелся без меры. Ударом ноги он выбил из-под есаула табурет, поставил ступню на грудь упавшего противника, взмахнул топором и вонзил острие у самого затылка лежащего навзничь Куцебы. Есаул застонал и попытался подняться. Но придавленный страхом, ногой Минина, а ко всему прочему и топором, приковавшим его пышную шевелюру к полу, он лишь захрипел, неуклюже перевалился на бок и затих.

– Есаул, вам был задан вопрос! Почему вы не отправились в Сибирь вместе с посольством генерала Алмазова? Отвечайте, – Зетлинг говорил холодно и равнодушно.

Куцеба скорчил болезненную гримасу и вновь попытался подняться.

– Отвечать! Сука! – проревел Минин. – А не то!..

– Дайте встать же… я объясню, – загнанно промямлил Куцеба.

– Ротмистр, поднимите его, – приказал Зетлинг.

Ротмистр вырвал топор из пола и, ухватив есаула за шиворот, поднял в воздух, тряхнул и отбросил в угол комнаты. Куцеба поднялся, но, опасаясь встать в полный рост, съежился, прижавшись к стене.

– Мы вас слушаем.

– Мне было приказано, – начал Куцеба, – отправиться с посольством генерала Алмазова к Колчаку. Но я все уже объяснил следователю…

– Молчать, скотина! – Минин грозно двинулся к несчастному есаулу. – Отвечать только на вопросы!

– Хорошо… да… у меня здесь жена, то есть любовница, друзья… Я донской казак. Я живу здесь, и предки мои здесь жили, и со своей родины я ни ногой.

– Мразь ты подколодная!

Минин преодолел расстояние, отделявшее его от Куцебы, и сокрушительным ударом опрокинул есаула. Заливаясь кровью, тот рухнул на пол и застонал.

– Нет, не он… – задумчиво проронил Зетлинг.

– Вы что здесь устроили?! – раздался голос с порога.

Минин и Зетлинг обернулись и увидели офицера, стоящего в полутьме сеней. Они узнали в нем начальника караульной службы штаба войск. Тот был низок, худощав и понур. Его не любили, но уважали за неизменную исполнительность и выдержку.

– Господа офицеры, – прервал водворившуюся на мгновение тишину Тишевский, – это возмутительно! Сколько я знаю, вы проводите следствие по распоряжению генерала Деникина. Но неужто он дал вам право пытать и бить подозреваемых, к коим, судя по всему, отношусь и я? Так что ж вы, и со мной поступите так же? – Тишевский для большей назидательности своего возмущения кивнул в сторону стонущего на полу Куцебы.

– Стул господину полковнику! – рявкнул опомнившийся Зетлинг. – Вызвать караул. Есаула Куцебу отправить в госпиталь на перевязку, а после – в гарнизонную гауптвахту за нарушение воинской дисциплины.

Минин вытянулся во фронт, отдал честь, выбежал на улицу и пронзительно свистнул. Через минуту на зов пришли юнкера из ночной стражи. С трудом подняв грузное тело есаула, они вынесли его наружу. Тем временем, пока происходили все эти перестановки, Тишевский и Зетлинг молча и напряженно смотрели друг другу в глаза.

«Да, – думал Зетлинг, – этот орех будет покрепче. Его с наскоку не возьмешь. Но вся беда в том, что он один-то и остался. Единственная зацепка. Если предположить, что предатель действительно существует, то кто подошел бы на это место лучше полковника? Он только с виду серенький, но взгляд – цепкий, острый, пронзительный. А, памятуя о совете моего друга Аваддона, что, как не глаза, выдает истину в человеке, его чувства и мысли?»

– Исполнено, господин штабс-капитан, – нарочито рьяно отрапортовал Минин и занял свое прежнее место подле Зетлинга.

– Итак, господин полковник, – начал Зетлинг, – отвлечемся от предыдущей нелицеприятной сцены и попытаемся найти общий язык. Мы хотели бы знать ваше имя, звание, должность и то, какую роль вы играли в подготовке посольства генерала Алмазова.

– Меня зовут Андрей Петрович Тишевский, я полковник, занимаю должность начальника караульной службы штаба войск. У меня в подчинении находится рота юнкеров и казачья сотня. Что касается посольства, – Тишевский сделал характерный жест, говорящий о его недоумении и безразличии к предмету разговора, – то с генералом Алмазовым я знаком не был. Но в конце марта ко мне обратился полковник Вершинский с просьбой подобрать пять или шесть офицеров для трудной экспедиции. Я исполнил это поручение.