Страница 24 из 24
«Чего доброго, и портрет Гитлера вывесят рядом», — подумал Мрачек.
Но в это время адъютант открыл дверь.
— Войдите!
Мрачек вошел в просторный кабинет и вытянулся шагах в двух от стола, за которым сидел генерал Миклик. Занятый чтением документа, на котором делал пометки, генерал долго не обращал внимания на Мрачека.
На стене висела большая карта Чехословакии, исчерченная на севере, западе и востоке жирными полосами.
Наконец генерал отбросил документы и посмотрел на Мрачека холодным, безразличным взглядом.
— Я не ожидал от вас такого непродуманного поступка в столь тяжелые дни. Вы опозорили честь офицера, осложнили наши отношения с польским командованием.
— Зато я защитил честь родины, господин генерал, а она мне дороже всего, — спокойно произнес Мрачек.
— Мало этого, — как бы не слыша его, продолжал Миклик. — Ваш ординарец, воодушевленный явно недостойным для офицера поступком, вызвал беспорядки среди солдат.
— Об этом мне неизвестно, господин генерал, — сказал Мрачек.
Он и в самом деле ничего не знал о солдатских беспорядках. Отказавшись надеть белую повязку и работать в комиссии, отстраненный от работы, он тотчас же выехал в Моравскую Остраву. Ординарец Антонин Слива, сопровождавший его в Прагу, ни одним словом не обмолвился о том, что произошло в части.
— Зато нам все хорошо известно, — повысил голос генерал. — Расследование окончено, и я приказал отдать под суд вашего ординарца. А вы… вы, — он старался подобрать подходящее слово, — вы недостойны носить мундир офицера.
Мрачек проглотил обиду, сделал два шага к столу и подал Миклику лист бумаги.
— Что это?
— Рапорт. Я со своей стороны тоже не хочу оставаться офицером армии, которая отказывается защищать честь и достоинство нации. Я не хочу пятнать свою совесть патриота родины.
— Пятнать, пятнать! — передразнил его генерал. — Я думаю, нам говорить с вами больше не о чем.
Мрачек четко повернулся через левое плечо и быстро вышел…
Прага жила своей деятельной жизнью. Непрерывным потоком катились автомашины, торопливо сновали на тротуарах горожане, выкрикивали свежие новости продавцы газет… Мрачек ничего не замечал, ничего не слышал. Машинально сворачивая с улицы на улицу, он шел наобум, наугад, не держа никакого направления, шел без всякой цели. «Я больше не офицер, не подполковник», — упрямо твердил он одну и ту же фразу.
Чувство опустошенности и апатии охватило Иржи Мрачека. Ему казалось, что он все потерял в жизни и оказался чужаком в своем родном городе. Долго он бродил по улицам Праги, прежде чем решился, усталый и измученный, вернуться домой.
В передней его ждал ординарец Слива.
— Здравствуйте, господин подполковник! — бодро приветствовал Антонин своего командира.
Мрачек тусклыми глазами посмотрел на ординарца.
— Я больше не подполковник, я вышел в отставку… А тебя, мальчик, хотят упрятать за решетку. Ты ничего не говорил мне, а положение создалось серьезное…
Антонин широко раскрыл светло-карие глаза. По его выпуклому лбу побежали к переносице тоненькие морщинки. Он силился понять, что означают слова его начальника.
— Ты рассказывал солдатам, что я отказался надеть белую повязку? — спросил Мрачек.
— Рассказывал. Все одобрили. Да что там, так возликовали, что словами не скажешь. Некоторые солдаты начали погоны срывать…
— Вот за это ликование тебя и будут судить, оборвал его Мрачек.
— Ну и на здоровье… Пусть судят. Я и на суде смело заявлю, что на месте подполковника Мрачека поступил бы точно так же.
Улыбка тронула губы подполковника.
— И ты надеешься, что после такого заявления тебя оправдают?
Антонин сказал просто:
— Нет, не надеюсь. Но наступит время…
Когда ординарец взялся за ручку двери, собираясь уходить, Мрачек остановил его:
— Подожди минутку… — Мрачек, стоя в раздумье посреди передней, двумя пальцами потирал лоб. У него возникла неосторожная мысль, до того дерзкая, что он просто не знал, как ее высказать. — Я… я хочу дать тебе один совет. Правда, совет этот… как бы тебе сказать?.. Ну, не слишком-то украсит офицера, тем паче бывшего твоего начальника… Но придется… придется дать такой совет.
И Мрачек закончил решительно:
— Ты не возвращайся в часть, не надо. Тюрьмы тебе не миновать… Скройся. Останься в Праге, а придется трудно — свяжись со мной. Я буду жить в деревне, на хуторе своих родителей, недалеко от Конопиште — километрах в полутора-двух. А впрочем, как знаешь… Самому тебе виднее.
Глава тринадцатая
В служебный кабинет Прэна ввалился пожилой мужчина и назвал себя представителем чешской фирмы «Колбен-Данек» Гоуской. Над правой бровью его темнел неглубокий, но заметный шрам.
— Я пришел к вам за содействием, — начал Гоуска, удобно расположившись в кресле. — У меня есть друзья, в судьбе которых я кровно заинтересован. Я бы хотел оказать им услугу, а это зависит от вас.
— Мне кажется, я где-то вас видел, — проговорил Прэн, всматриваясь в лицо гостя.
— У нас с вами есть общая знакомая… Эльвира Эрман… Она и порекомендовала мне вас, — пояснил Гоуска.
— Ах, Эрман! Теперь понятно… Продолжайте, я вас слушаю.
— Так вот, — говорил Гоуска, передвигая на столе тяжелую бронзовую пепельницу, — я связан деловыми отношениями со многими промышленниками как здесь, так и за границей. Среди моих знакомых есть немало евреев, которым в свое время удалось благополучно вырваться из когтей Гитлера и найти прибежище в Чехословакии. Все это известные и уважаемые люди из Берлина и Лейпцига, особенно пять семейств среди них. Поскольку обстановку в Праге сейчас, а в будущем тем более, нельзя назвать для них надежной, они желали бы получить визу на въезд в США. Конечно, выехать можно не только в США, но и в Южную Америку, Швейцарию, Англию — выбор большой. Но для этих господ предпочтительнее в США, так как их деньги хранятся в американских банках.
Гоуска добавил, что его друзья уже обращались с этой просьбой к господину Сойеру. Мистер Сойер обещал подумать, но думает он что-то слишком долго. А политическая ситуация требует быстрых действий.
— Я вам тоже не обещаю скорого ответа, — сказал Прэн. — Это большая волокита, связанная…
— Я понимаю… Все понимаю! — прервал его на полуслове Гоуска. — Дело упирается в неизбежные расходы…
— Совершенно верно, — подтвердил Прэн.
— Но я еще раз обращаю ваше внимание на то, что это люди весьма состоятельные и все расходы они, конечно, примут на себя. В этом не может быть сомнений. Если вы не возражаете, я могу их представить вам.
— Нет, нет, — торопливо отказался Прэн и даже, предостерегая, поднял руку. — В этом нет никакой нужды. Я предпочитаю иметь дело лично с вами.
Удовлетворенный таким оборотом дела, Гоуска благодушно засиял улыбкой.
— Я вас понимаю и могу сейчас же передать вам все необходимые документы. Они при мне. — Он полез в карман пиджака, вынул объемистый пакет, перетянутый резинкой, и положил его на стол. — Здесь и паспорта, и все, что полагается. Когда прикажете зайти?
— Дня через три, не раньше, — ответил Прэн.
Гоуска раскланялся и вышел.
Когда гость удалился, Прэн заглянул в пакет. В нем, кроме паспортов, лежал чек на Чикагский банк на десять тысяч долларов.
Паспорта он положил в ящик стола, чек — в карман. Потом подошел к телефону и набрал номер.
— Хелло! Это ты, Эльвира? Необходимо тебя видеть… Да, я, Роберт… Буду ждать в «Альгамбре»… В твоем распоряжении сорок минут…
Снимая корку с апельсина, Прэн внимательно слушал Эльвиру. Предметом сегодняшнего разговора был Гоуска. Она охарактеризовала его с положительной стороны. Гоуска — представитель фирмы «Колбен-Данек» в балканских странах; безусловно, человек солидный, располагающий широкими связями в промышленных влиятельных кругах.
Эльвира по-прежнему чувствовала себя легко и свободно в обществе Прэна. Она уже не жаловалась на новые отношения, сложившиеся между ней и американцем. Вначале характер их угнетал ее, а потом она приспособилась и свыклась. Во всяком случае поручения Прэна не шли ни в какое сравнение с поручениями брата. Они не только не затрудняли, но даже интересовали ее. А самое главное — личные доходы ее значительно увеличились.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.