Стук мертвеца

— Можешь не закрывать его, Тоби! — крикнул Марк, который никогда не запирал своего «шевроле». Крикнул он громче, чем сам предполагал. — Кэролайн! В чем дело? Заходи.

— Честно говоря, я не знаю, стоит ли нам заходить, — сказала Кэролайн. — Не хочется беспокоить тебя, ведь ты, наверное, работаешь над биографией. Но это довольно важно, и мой отец попросил Тоби встретиться с тобой.

— Твой отец?

— Да. А где Бренда?

— Боюсь, что она ушла.

— Ну, может, оно и к лучшему. Я… то есть я, конечно не хочу сказать, что это лучше, — торопливо добавила Кэролайн. — Только мы хотели встретиться с тобой одним.

Тоби Саундерс в желтовато-коричневом костюме с выбившимся галстуком заторопился к ним по дорожке. Тоби был примерно одного с Марком возраста. Историк по специальности, он вместе с коллегами работал на Пентагон, писал историю Второй мировой войны, стараясь опередить тех, кто заканчивал свою историю Первой мировой. Тоби шел опустив голову; Марк видел только коротко стриженные темные волосы, но не мог разглядеть его худого, резкого, нервного лица.

— Ты уверен, что мы тебе не помешаем? — продолжала настаивать Кэролайн.

— Я весь вечер ровно ничем не занимался. Заходите.

Марк закрыл дверь и провел их в гостиную. Он слышал тяжелое дыхание Тоби.

В гостиной, которая обставлялась по вкусу Бренды — удобные стулья в белых чехлах, светло-зеленые стены, темный ковер, — были опущены жалюзи. Кэролайн, помешкав, села на диван в эркере переднего окна. Марк посмотрел на ее спутника.

Тоби, худой и не особенно высокий, был в таком нервном напряжении, что, казалось, воздух вокруг него искрится и потрескивает. Его прищуренные голубые глаза испытующе оглядели комнату, после чего остановились на Марке.

— Все это держится в секрете, — отрывисто сказал он, — никто пока не знает, что это значит. Но через неделю в колледже может начаться черт-те что.

— Ну? Каким образом?

— Пока тут нет студентов, кто-то из нашей среды, — пробормотал Тоби, — кто-то из наших преподавателей разыгрывает чисто студенческие номера. Но это уже не шутки. Они смахивают — я подчеркиваю, смахивают — на полномасштабную попытку убийства.

Кэролайн открыла рот, чтобы возразить. Она сидела опустив вдоль тела руки, упираясь ладонями в диван. Свет из-под матерчатого абажура лампы падал на ее серьезные карие глаза и на короткие густые завитки волос.

— Убийства? — воскликнул Марк. — Полиция в курсе дела?

— Полиция? Здесь? Ради бога, дружище, пошевели мозгами! Куин-колледж пустит в свои пределы скорее бубонную чуму или Черную смерть.

— Так что случилось, Тоби? Сядь. И рассказывай.

Подчинившись, Тоби опустился на диван рядом с Кэролайн. По-прежнему было слышно его тяжелое дыхание. Перед ними на низком кофейном столике стояла серебряная сигаретница. Откинув крышку, Марк подвинул ее гостям.

Кэролайн решительно и нетерпеливо замотала головой. Тоби этого даже не заметил.

— В год от Рождества Христова 1710-й… — начал он.

— Тебе обязательно надо начинать так издалека?

Тоби, нервничая, с вызовом вскинул голову.

— Заткнись, — сказал он, внезапно теряя свою ораторскую манеру и столь же скоро вновь обретая ее. — Итак, в год от Рождества Христова 1710-й, когда штат Вирджиния был колонией ее величества Вирджинии, некий Септимус Хьюит основал академию для мальчиков. Заложил он ее как раз на окраине Белхавена, ныне известного как Александрия. Поселение было небольшим; никому и в голову не приходило, что школа Септимуса Хьюита может добиться процветания. Но плантаторы посылали в нее своих сыновей, и школа в самом деле начала богатеть. Через двадцать лет она перестала считаться только школой для мальчиков. Куин-колледж давал образование или, по крайней мере, учил держаться в обществе молодых джентльменов из Вирджинии. Септимус Хьюит умер. В центре того места, которое никогда не называлось кампусом, а только Лужайкой, ему воздвигли статую: парик с буклями, камзол и все такое. Запомни статую. Это важно. — Прервав повествование, Тоби сказал уже без саркастических ноток в голосе: — Если я рассказываю тебе эту историю, Марк, поскольку ты ни черта не знаешь о том заведении, в котором преподаешь, ты уж поверь, что у меня есть на то основания.

— Конечно.

— Но может, я и не должен ее рассказывать. Ведь меня с полным основанием можно считать тут чужаком. Может, Кэролайн…

Кэролайн коснулась его руки.

— Нет, — сказала она. — Ты, Тоби. Только ты.

При всей своей невозмутимости Кэролайн могла быть такой же настойчивой, как и Тоби. Тот посмотрел на нее. Увидев, что Кэролайн слегка смущена, он и сам смутился, но, взяв себя в руки, продолжил повествование.

— Прямым наследником первого Септимуса Хьюита ныне является мастер Куин-колледжа. Он никогда не именовался президентом — именно мастер. Но давайте забудем прошлое, насколько это у нас получится. Обратимся к личности, известной под именем Джордж. — Он повернулся к Кэролайн: — Ты знаешь Джорджа?

— Тоби! Я не могла бы прожить тут всю жизнь, не зная…

Тоби наморщил лоб.

— Если ты не перестанешь так буквально понимать каждое слово, ангел мой…

Едва слушая это брюзжание, Кэролайн бросила в сторону Марка легкую улыбку, как бы говоря: «Его не стоит принимать всерьез; на самом деле он так не думает». Но Тоби, как обычно, тут же раскаялся. Хотя они не демонстрировали своих чувств посторонним, у этой пары была настоящая любовь. Люди, знавшие Тоби, считали его истым пуританином, но его чувства были такими глубокими и искренними, что у Марка сейчас сжалось сердце, и он едва не выбежал из комнаты.

— Личность, известная под именем Джорджа, — продолжил Тоби, — это незаменимый сотрудник. Ему за семьдесят. Во время летних каникул каждый вечер, до того как стемнеет, он обходит здания колледжа, проверяя, все ли в них в порядке, после чего закрывает их. То есть он обходит все строения, кроме библиотеки, Зала Науки и изолятора. Библиотека и Зал Науки, выходящие на Лужайку, остаются открытыми допоздна. Расположенный неподалеку изолятор да лето закрывается. Но о нем можно забыть; я упомянул его лишь в связи с кое-чем еще.

Ухмыльнувшись, Тоби сделал паузу.

— И тем не менее! Первый из этих «инцидентов», как мы будем их называть, имел место в пятницу вечером, 9 июля. Джордж почти закончил свой обход. Последним он инспектировал гимнастический зал. В зале стояла полная тишина. В сумерках им никто не пользовался, поскольку на лето электричество отключали. Хотя и после захода солнца света там вполне достаточно — из-за световых люков, — так что Джордж видел перед собой зал. Он был аккуратно убран. Маты, параллельные брусья, конь — все снаряды были составлены под балкон, опоясывающий зал. Но на западной стенке светящейся краской было грубо намалевано изображение статуи Септимуса Хьюита.

Марк мог ожидать чего угодно, но только не этого.

— Изображение… чего!

— Статуи Основателя! — резко повторил Тоби с таким видом, словно хотел вскочить с места, хотя остался сидеть. — Теперь ты его вспомнил? Не было ни надписей, вообще ничего! Только рисунок статуи с несколькими подробностями, примерно трех футов в высоту. Изобразили ее тонкой кистью, люминесцентной краской. — Тоби криво усмехнулся. — Ну, старик испытал чертовское потрясение. Сегодня вечером отец Кэролайн расспрашивал его, что там было. Сначала Джордж не знал, что и ответить. Он запинался и мямлил, но наконец вспомнил настоящую причину своего испуга. Уже стемнело, сказал он, и зал как-то странно выглядел, а тут еще в углу кто-то засмеялся.

Кэролайн повернула голову. Тоби не шевельнулся. Марк пожал плечами, отгоняя подкрадывающиеся из воображения образы.

— Что Джордж сделал?

— Повел себя в высшей степени сознательно. В меру своих сил тряпкой стер рисунок. На следующее утро сообщил в администрацию. Они решили, что он был пьян или ему приснилось. Может, Джордж и сам так решил…

— Почему?

— Потому что, когда он в субботу вечером вернулся в зал там не было и следа светящейся краски. Ни в спортивном зале, ни в бассейне в подвальном помещении — нигде никого и ничего. В воскресенье все здания остаются закрытыми. Джордж взял отгул. В понедельник вечером, 12 июля, он уже чувствовал себя лучше. То есть, пока снова не оказался в зале. — Тоби горько усмехнулся. — Изображение статуи Основателя, светящееся, как и раньше, снова появилось. Только теперь оно было намалевано на полу у южной стены, под балконом. Джордж окончательно растерялся. В голову ему пришла единственная мысль — снова стереть, уничтожить любой ценой. Но коленях он подполз к светящимся линиям, — Тоби прокашлялся, — но кто-то ждал его на галерее, в восемнадцати футах над головой Джорджа. Кто-то перегнулся через ее перила, держа в руках тяжелый железный стержень, вывернутый из тележки, на которой в зал привозят гимнастические снаряды. Он грохнулся на пол, как гиря, в восемнадцати дюймах от головы Джорджа.