Искушение сирены

Он перевернул страницу и замолчал.

София сверлила взглядом свой холст. Стук собственного сердца громко отдавался в ее ушах. Бисеринки пота стекали между лопаток, горячее зудящее желание нарастало между ног.

Черт бы побрал его! Он понял, что она дразнит его своими рассказами. И теперь вот сидит здесь и с почти скучающим видом произносит дразнящие реплики, явно пытаясь смутить ее. Это напоминает игру в карты, и он только что поднял ставки.

София улыбнулась. Она всегда выигрывала в карты.

— Чепуха, — спокойно сказала она, отложила в сторону палитру и сложила руки на столе. — У вас довольно интересная форма носа.

Его губы слегка искривились в усмешке.

— В самом деле?

— Да.

Она наклонилась вперед, так что ее грудь коснулась сложенных рук. Его взгляд опустился, затем он быстро поднял глаза и посмотрел ей в лицо.

— Легкая горбинка на вашей переносице определенно говорит о вашей способности бросать вызов кому угодно. И чему угодно.

— Неужели? — Он опустил голову и уставился в книгу. София смотрела на него, выжидая, прежде чем он поднял руку и потер переносицу. Вполне удовлетворительный прогресс.

— Однажды во время одного из моих уроков с Жерве я пыталась рисовать скульптуру Микеланджело «Давид», точнее, я пыталась ее срисовать с гравюры в книге. Но мне никак не удавались мускулы руки этого библейского героя, пока Жерве не взял мою руку и не провел моими пальцами по каждому бугорку и сухожилию своей руки.

— Вы опять о нем?

Грей с шумом захлопнул книгу и, отбросив ее в сторону, с вызовом посмотрел на Софию. Мрачная напряженность его взгляда заставила сердце Софии на несколько мгновений остановиться. Она медленно протянула руку к его лицу.

— Вот так. Теперь не двигайтесь.

Когда она коснулась пальцем его переносицы, Грей, обреченно вздохнув, закрыл глаза. Намеренно медленно она кончиком пальца провела по неровному, медно-бронзового цвета изгибу. Его дыхание стало хрипловатым. Наконец София отняла руку. Он не стал открывать глаза.

Она провела большим пальцем по его левой брови, затем, осмелев, прочертила пальцем четкую линию от его виска до скулы. Его кожа была мягче, чем она ожидала, и кончики пальцев ощущали ее странную прохладу. Она медленно, раскрыв ладонь, провела рукой вдоль его скулы прямо по жесткой щетине, чтобы ощутить, как волоски щекочут чувствительную кожу ладони.

Он прерывисто задышал, чувствовалось, что он едва сдерживает стон, но его глаза оставались закрытыми, а сам он будто окаменел.

Она провела по его бровям, которые точно повторяли уязвимые изгибы его век. Его ресницы, длинные и изогнутые, как у ребенка, затрепетали под ее прикосновением, и она ощутила сладкий укол нежности в своем сердце. Набравшись дерзости, София огладила его лицо, слегка царапнув симпатичную ямку на подбородке, и нежно дотронулась до тонкого шрама в уголке рта. Он с силой выдохнул, и София почувствовала, как жар его дыхания проник в ее кровь. Не думая о последствиях, она скользнула большим пальцем по его выпуклой нижней губе.

Быстрым движением он перехватил ее руку и прижал к своей щеке. Тяжелым, даже скорее измученным взглядом посмотрел на Софию, дыхание было хриплым и прерывистым.

Она достигла своей цели.

— Я не невинна, Грей. Я знаю, чего ты хочешь. Разве ты не понимаешь, что я тоже этого хочу?

— Моя дорогая…

София склонилась над ним, ее губы были на расстоянии одного дюйма от его губ.

— Я обещал, что не буду даже пытаться за тобой ухаживать.

— В самом деле? Но вообще-то я устала от того, что за мной ухаживают. Меня бы больше устроила другая роль.

— Милая, поверь мне. Я не стою того, чтобы за мной ухаживали. А если я… — Он крепко закрыл глаза, потом вновь открыл их. — Если я допущу, что такое произойдет, то я тем более не буду того стоить. Я дал слово, и на этот раз я хочу сдержать его. Я негодяй, по профессии и по призванию, и я совсем не подхожу такой женщине, как ты.

— Такой, как я? Но моя репутация и так уже погублена.

— Погублена? Оттого, что ты познала удовольствие? В тебе нет ничего порочного. Ты молода, красива, у тебя есть мечты. Ты изысканна. — Он коснулся ее лица. — Совершенна.

Слезы жгли Софии глаза. Какие чудесные слова! Как жаль, что она их не заслуживает!

Он осторожно дотронулся до выбившегося из прически тонкого, непокорного завитка волос.

— Этот учитель, который пытался погубить тебя, явно был любителем. Но, милая, к моему стыду, у меня слишком большой опыт, к тому же, я пытаюсь стать респектабельным человеком. Пытаюсь стать лучше.

— Ты пытаешься стать не тем, кем являешься в действительности, и это делает тебя несчастным. — Она прижала руку к его другой щеке, теперь его лицо оказалось в ее ладонях. — У тебя действительно лицо негодяя…

— Значит, ты меня понимаешь.

— Но ведь совсем другой человек живет внутри тебя. Я это знаю, я это чувствую. Страсть к жизни. Такая сила… — Запустив пальцы ему под воротник, она скользнула ладонью по его мускулистому плечу. — И это сердце.

Ее пальцы спустились ниже и слегка коснулись линии шрама.

Он вздрогнул. С тихим горловым рыком Грей отвел ее руки в сторону.

— Моя дорогая, я… — Он резко вздохнул, и его лицо подернулось тенью, словно кто-то быстро захлопнул ставень. — Я не могу.

— Я понимаю.

София села, ощущая боль поражения.

— Мне очень жаль. — Грей жестко провел рукой по волосам. — Ты представить себе не можешь, как жаль.

— Пожалуй, тебе и следует сожалеть. — Она почти угрожающе нависла над ним. — Очень… очень… сожалеть.

Легко, как в танце, повернувшись, София упорхнула на свой стул, хотя чувствовала она себя неважно: сердце болело, отказываясь работать, а бедра пылали, охваченные жарким томлением.

— Ну что ж, — с наигранной веселостью сказала она, взяв в руки палитру и обмакивая кисточку в краску. — Я закончу работу. Можешь продолжить чтение.

София сосредоточила свое внимание на холсте. Однако боковым зрением она видела, что книга Грея осталась закрытой и по-прежнему лежит на столе. Она слышала его дыхание — медленное и тяжелое. Даже в духоте каюты она чувствовала, как исходящий от него мужской жар прожигает ее сквозь тонкое муслиновое платье и рубашку.

Становилось все труднее делать вид, что ее не беспокоит его откровенное вожделение. Через несколько минут у нее заболела рука — так сильно она вцепилась в палитру. София положила палитру и кисточку и начала растирать место, где шея встречалась с плечами, массируя затекшую мышцу. Завитки волос на ее шее были влажными от испарины.

— Потрогай себя.

София оцепенела. Ее сердце остановилось. Она явно ослышалась.

— Ты не ослышалась. — Громыхнув стулом, он придвинулся к ней почти вплотную. — Я обещал, что не прикоснусь к тебе. Так прикоснись сама.

Ее сердце, испуганно подпрыгнув, снова вернулось к жизни, и его бешеный ритм отдавался тупыми, мощными толчками в высшей точке ее бедер. София закрыла глаза. Предложение было шокирующим, но возбуждающим, хотя принять его было, конечно же, невозможно. Она должна найти ответ. Едкий, язвительный, подобный ушату ледяной воды, которая остудит его пыл, да и ее собственный. Она должна залить студеной водой эту дикую страсть, буквально разрывающую ее жилы.

Но не было холодной воды: Только горячее, растекающееся желание капельками выступало у нее на лбу и тонкими, почти невидимыми струйками стекало между грудями. Она первой начала эту игру, она блефовала, не подумав, что он может вынудить ее раскрыть карты. Но едва ли теперь она могла отступить — проиграть означало потерять его.

Словно двигаясь независимо от ее воли, ее пальцы спустились с плеч к отороченному кружевом вырезу платья.

— Да. — Мягкое шипение этого слова проскользнуло по ее коже, словно эротическая ласка. — Да. Коснись их вместо меня.

Ее соски мгновенно набухли и проступили твердыми вершинками сквозь рубашку. Она заколебалась, глаза были все еще плотно закрыты. Дыхание стало тяжелым, и с каждым вздохом грудь высоко поднималась под ее пальцами.