Искушение сирены

— Должно быть, вам кажется необычным, мисс Тернер, — сказал второй помощник, — отмечать зимний праздник в тропическом климате. Это совсем не типичное английское Рождество, не так ли?

София улыбнулась:

— Совсем не типичное.

Благослови Боже мистера Уиггинса. Она освободилась от непонятного взгляда мистера Грейсона и потянулась за своей мадерой. Не желая отвечать на другие вопросы на любую тему, она с облегчением передала бремя ведения разговора, словно блюдо с горячим жарким.

— Вы согласны, капитан Грейсон?

София не отрывала взгляда от капитана. Его тонкие черные брови поднялись.

— Боюсь, что я не могу этого сказать, мисс Тернер. Почти каждое свое Рождество я проводил либо в море, либо на Тортоле.

— Да, конечно, — ответила София капитану. — Мистер Грейсон, — сказала она многозначительно, надеясь привлечь его внимание, — упоминал как-то, что у вашего отца там плантации. Что, говорили вы мне, выращивает ваш отец, мистер Грейсон?

Он не стал встречаться с ней взглядом. Пожав плечами, Грей поставил чашку на стол и начал с преувеличенным вниманием рассматривать свои ногти.

— Я вам ничего подобного не говорил.

— Сахар, — ответил капитан. — Это была плантация сахарного тростника, мисс Тернер, но наш отец скончался несколько лет назад.

— О-о! — София заставила себя повернуться к капитану, хотя ей хотелось задержать взгляд на лице мистера Грейсона, чтобы разобраться в проявлявшихся на нем эмоциях. — Мне жаль это слышать.

— В самом деле?

Он пробормотал эти слова тихо и словно мимоходом. Так тихо, что София подумала, не ослышалась ли она. Она обвела взглядом стол. Если кто-то еще из присутствующих слышал эту реплику, то не подал вида.

— А кто управляет собственностью сейчас? — Она покатала маслину на своей тарелке. — Может быть, ваш старший брат или управляющий?

Братья обменялись странными взглядами.

— Земля больше не принадлежит семье, — ответил капитан Грейсон коротко. — Она была продана.

— О-о! Это решение, должно быть, далось нелегко — продать дом, где прошло ваше детство.

Капитан Грейсон положил нож и вилку и буквально навалился на дрогнувший стол.

— Мне очень жаль, мисс Тернер, но я не могу ответить на ваш вопрос. Как это было, Грей?

— Было — что? — Мистер Грейсон явно желал уклониться от ответа.

— Пудинг! — Делая витиеватые телодвижения, что, наверное, Стабб считал признаком светскости, он вошел в кают-компанию и торжественно поставил на стол новое блюдо. Как только он поднял крышку, под которой скрывался огромный куполообразный пудинг, ароматы инжира, специй и бренди смешались со знакомыми запахами патоки и перегретого пара. Поистине рождественское чудо. У Софии потекли слюнки.

— Дама задала вопрос, Грей. — Капитан чуть наклонился вперед, не обращая внимания ни на Стабба, ни на пудинг. Его голос приобрел стальной оттенок. — Трудно ли далось решение продать наш дом, где прошло наше детство? Я сказал, что не могу ответить на этот вопрос, поскольку не участвовал в принятии решения. Значит, на этот вопрос должен ответить ты. Это было трудно?

Мистер Грейсон стиснул челюсти. Он смотрел на брата, прищурив глаза.

— Нет, это ни в коей мере не было трудно, хотя бы потому, что это была довольно выгодная сделка.

Губы капитана искривились в невеселой улыбке, и он выпрямился.

— Вот вам и ответ, мисс Тернер. Когда речь идет о выгоде, мой брат быстро и легко принимает решения там, где речь идет о банковском счете.

София переводила взгляд с одного брата на другого. Мужчины вели тихую войну, обмениваясь каменными взглядами, гоняя желваки на крепких скулах и сжимая серебряные приборы, словно рукояти кортиков.

Неожиданно мистер Грейсон расслабился, и на его лице появилась плутоватая улыбка, которую не раз видела София по самым разным поводам.

— Так вот почему Грей не женат. — Мистер Уиггинс негромко хмыкнул и встал, чтобы разрезать пудинг, раз-исивая возникающий между братьями конфликт. — Для богатого человека банковские дела важнее личной жизни.

Мистер Грейсон довольно демонстративно отреагировал улыбкой на эту шутку. Но потом его улыбка угасла, и на мгновение София заметила то, чего никогда не замечала раньше. Очень нелегко давалась ему эта плутоватая улыбка. Под ней он выглядел безмерно… усталым. Сочувствие пронзило ее, прежде чем она смогла противостоять этому чувству. Вечера, проведенные в бальных залах, и мучительные попытки преодолеть тяжесть напускной легкости слишком свежи были в ее памяти. В эти недавние времена она вводила в заблуждение всех, кроме себя.

Неожиданно он поднял голову и поймал ее пристальный взгляд. София покраснела, чувствуя себя так, словно забралась к нему в ванну. И от этой мысли она покраснела еще сильнее.

И вновь на помощь к ней пришел мистер Уиггинс:

— Не будь у меня жены, я бы просто не знал, что с собой делать. Я даже не могу решить, какого цвета жилет мне заказывать у портного. — Он бросил на Софию игривый взгляд, полный хмельного веселья. — Скажите нам, мисс Тернер, почему представительницам прекрасного пола подобные решения даются без труда?

София улыбнулась:

— Для вас, мистер Уиггинс, выбор очевиден. Вы темноволосы, значит, вам больше всего подойдет жилет цвета слоновой кости.

Она посмотрела на свою тарелку и осторожно тронула пудинг вилкой.

— Понимаете, сэр, есть люди, для которых само принятие решения вовсе не является тяжелым испытанием. А вот дальнейшая жизнь со сделанным выбором… действительно может стать довольно обременительной.

Она осторожно взглянула на мистера Грейсона.

И в этот момент он вытянул ногу и мыском своего сапога осторожно огладил ботинок Софии, от кончиков пальцев до пятки.

О да! Возникшее ощущение было почти невероятно волнующим. И охватило оно не только ногу. Обжигающее покалывание, подобное языкам пламени, распространилось по ее телу, а сердце… сердце просто затрепетало в ее груди. София оцепенела, вилка застыла в воздухе. Она уставилась в свою тарелку, моля Господа, чтобы он не заметил, каким пунцовым румянцем покрылись ее щеки.

Пытка продолжалась. Щиколотка Грея совершенно недвусмысленно прошлась по ее щиколотке. Сердце Софии подскочило и остановилось, замерев почти у самого горла. И прежде чем она поняла, что происходит, его нога обвила ее ногу в тайном и интимном объятии.

О, теперь София чувствовала, как краснеет и наливается желанием каждая часть ее розовой плоти.

— Что-то не так с вашим пудингом, мисс Тернер? Будь проклято дерзкое очарование его голоса! Будь проклята реакция ее тела на это очарование! Она на мгновение закрыла глаза.

— Нет, все в порядке.

Как любит поиздеваться этот мужчина! Однажды он уже отказался от нее, и, черт побери, какой же она будет дурочкой, если снова предложит себя ему. Прежде всего, нужно убрать ногу, сказала себе София. Лягнуть его в голень, вонзить вилку ему в бедро, словно в кусок жареного козьего мяса. Но ничего этого ей делать не хотелось. Она хотела сидеть так как можно дольше, лишь бы его сильная нога касалась ее ноги. Она хотела чувствовать себя живой, возбужденной, желанной и совсем не одинокой.

Но Софии было мало этого обеда, этого вечера, этого тайного объятия, она желала большего. Она хотела быть как можно ближе к нему, ближе по-человечески. Кроме того, она по-настоящему хотела его. Эта ночь была ее шансом, сегодня она не была напугана, она не была неуверенна, она не была хмельна от рома. На этот раз она не даст ему уйти.

Принять такое решение было легко. Жить с таким решением — совершенно другое дело.

— Нет, — смело повторила она, подняв глаза. Ее больше не волновало, что он видит ее распутный румянец или слышит ее прерывистое дыхание и громко бьющееся сердце. Его взгляд бросал ей вызов, и София, не моргнув глазом, встретила этот вызов, ответив улыбкой на его улыбку. — Нет, — повторила она. — Мне все по вкусу.

Глава 12

— Что, черт возьми, это было? — Джосс повернулся к нему, как только Габриэль унес последний прибор.