Огонь, гори!

Чевиот помимо своей воли то и дело сравнивал Флору, изображенную на портрете, с настоящей Флорой, которая казалась более живой не только потому, что была из плоти и крови.

— Да, — кивнул он. — Дорогая моя, когда мистер Ричард Мейн днем забросал меня вопросами, я больше всего боялся, что он вспомнит о том письме. Тогда я не знал бы, что ему ответить. — Встав на коврик у камина, Чевиот снова обратился к леди Корк: — Вчера, в ночь убийства, писали ли вы полковнику Роуэну в Скотленд-Ярд?

— Да, ну и что из того?

— Вы запечатали письмо желтым воском? Позвольте узнать, почему вы велели вручить письмо только полковнику Роуэну, а не обоим комиссарам полиции?

— Ах, молодой человек! Чарльз Роуэн — частый гость в моем доме. Он даже был знаком с бедняжкой Пег.

— Понятно. — Чевиот оглянулся. — Флора! Ты помнишь, как ждала меня на улице, в карете? Потом подъехал верховой лакей. Вы остановили его и попросили дать вам письмо.

— О боже! — Флора вдруг выпрямилась. — И правда! Я забыла…

— К счастью, мистер Мейн тоже запамятовал. Зачем вы хотели взглянуть на письмо?

— Как ты и говорил, оно было запечатано крупной печатью желтого воска. Я увидела ее при свете фонаря в карете… — Флора замялась и покраснела. — Всему свету было известно, — дерзко продолжала она, — что я собиралась поехать с тобой. И все знали, куда ты направлялся в тот вечер. Я подумала, что письмо, может быть, предназначено мне.

— Ты взламывала печать на письме?

— Господи помилуй, нет! Оно было адресовано полковнику Роуэну. И потом… печать уже была взломана!

Чевиот некоторое время молча смотрел ей в глаза.

— Отлично! — воскликнул он. — А сейчас, леди Корк, позвольте еще один вопрос… Кому вы передали письмо после того, как написали его?

— Конечно же Пег Ренфру! Я была наверху, у себя в будуаре, и…

— А она… кому отдала письмо она?

— Лакею, кому же еще?

— Печать, — пробормотал Чевиот, глядя на огонь, — была взломана, когда письмо попало в руки полковника Роуэна. Значит, вероятнее всего, ее взломала сама Маргарет Ренфру. — Он хлопнул в ладоши. — Да! Она раскусила (прошу простить мне вульгарное выражение, мадам) ваши, как всегда, косвенные намеки на украденный птичий корм. Она поняла, что в дом нагрянет полиция. Леди Корк! Вы помните, как она вела себя потом?

— Да, — угрюмо кивнула старуха. — Я все видела.

— Она замкнулась в себе от стыда, дерзила… Но стыдно ей было главным образом потому, что… стойте! Не кажется ли вам, что ее мучила совесть? Если бы я тогда как следует нажал на нее, могла бы она признаться во всем?

— Вполне, — согласилась леди Корк, щелкнув пальцами. — Скажу больше: я так и думала, что она сознается. Или я бы… впрочем, не важно! Кто может сказать, что творится в душе у одинокой женщины? Может, она и созналась бы, а может, и нет. Но…

— Убийца заткнул ей рот.

Чевиот продолжал задумчиво смотреть на огонь; жар обжигал лицо. Картина постепенно прояснялась.

— Он застрелил ее. Убил, намеренно и хладнокровно. И все из-за того, что она могла его выдать! Из-за пригоршни драгоценностей… и из-за пачки бумажек… прошу прощения, банкнотов…

— Джек! — вмешалась Флора. — Ради всего святого, где ты набрался таких странных выражений? «Супершикарные», «шайка-лейка», «бумажки»! И еще многое другое. Откуда?

Чевиот пожал плечами:

— Я… не знаю.

— Я спрашиваю, — нерешительно продолжала Флора, — потому что некоторые из них встречаются в книге, которую я читала, когда ты пришел.

— В книге? — спросил он, резко поворачиваясь к столу.

К изумлению обеих женщин, он схватил книгу в кожаном переплете. Раскрыв ее, пробежал глазами титульный лист.

— Она была издана пять лет назад, — сказал он. — Я вполне мог прочесть ее, но почти забыл о ней — а может, так и не дочитал. Но такая книга едва ли подходит тебе, Флора. «Роковые последствия азартных игр, показанные на примере убийства Вильяма Вира, а также судебный процесс над убийцей Джоном Тартеллом и его сообщниками…».

Флора поспешно перебила его:

— Нет, не то! Вторая часть книги. Посмотри ниже!

— «Бедствия игрока, — прочел он вслух, — Полное описание всех столичных азартных игр…».

Название было длинным, и Чевиот, не дочитав его до конца, раскрыл книгу и принялся листать страницы. Флора снова вмешалась:

— Нет, ты уже пролистал ту часть, где говорится об азартных играх. Ты смотришь приложение. Оно посвящено злодею по фамилии Проберт, обвиненному в убийстве Вира. Он дал показания после того, как ему была предоставлена отсрочка исполнения смертного приговора… Джек! В чем дело?

Чевиот вдруг страшно побледнел — таким она его еще не видела — и поднес раскрытую книгу к свету. Руки его дрожали.

У него были все основания для волнения. На четыреста восьмидесятой странице ему в глаза бросились несколько строчек. Казалось, что они набраны жирнее остального текста. Он медленно перечел их. Потом прочитал следующую страницу и еще три — безрезультатно. Наконец, наверху следующей страницы шесть строчек ужалили его, как ядовитая змея.

— Что такое? — проворчала леди Корк, беспокойно разглядывая суперинтендента. — Что там еще случилось?

— Конец, — произнес Чевиот.

— Конец?

— Да. — Он закрыл книгу. — Не так уж она мне была и нужна. Но в ней подтверждаются мои выводы. В книге говорится, где мне искать то, что мне нужно. — Он улыбнулся. — Так что вы говорили об убийце, мадам?

— Я ничего не говорила, но…

— Я знаю, кто он, — ровным тоном произнес Чевиот. — Он у меня в руках! — И он сжал правую руку в кулак. — Вот где!

— Боже! — Леди Корк ударила палкой об пол, отчего драгоценности едва не свалились с ее коленей. — Но кто же он? И как сотворил свое черное дело?

— Извините, мадам. Пока я оставлю это в секрете.

— И мне не скажете?

— Не могу.

— Ну-ну! Хорошие манеры, нечего сказать! В таком случае я забираю украшения — спасибо вам большое — и удаляюсь.

Обиженная старуха, злясь, сама не понимая на что, дрожащими пальцами начала связывать углы носового платка, но пальцы ее не слушались. Чевиоту пришлось помочь леди Корк. Затем он очень бережно вынул узелок у нее из рук.

— Леди Корк, мне очень жаль, но пока я не могу вернуть вам драгоценности. Они послужат вещественным доказательством.

Изумленная гримаса исказила лицо старухи.

— Нельзя? Даже брошь?! Даже свадебный подарок?

— Мадам, мне очень жаль! Их вам, разумеется, отдадут. Если хотите, я напишу расписку.

— Расписку! — негодующе каркнула леди Корк. — Расписку!

Она с трудом встала, опираясь на палку, и запахнула на шее мантилью.

— Спокойной ночи, мадам, — обратилась она к Флоре. И, повернувшись к Соланж, которая устроилась в довольно развязной позе, закинув ногу на ногу: — Пойдем, милочка! — Соланж, поспешив к дверям, распахнула их перед своей хозяйкой. Леди Корк величественно проплыла в них, точно военный корабль.

— Кучер замерзнет, и я тоже, — проворчала она. Стоя на пороге, она обернулась и посмотрела на Чевиота в упор: — Ну и ну! Я и не думала, что вы умеете так бледнеть. Нечего сказать, хороший будет у вас завтра вид на встрече с… — Переведя взгляд на Флору, она прикусила губу и замолчала. Видимо, ей стало стыдно.

Интересно, подумал Чевиот, глядя на старуху, откуда ей все становится известно? Наверное, от Фредди Деббита; Фредди не заткнешь рот. Но завтра, постреляв по мишени на спор, ему предстоит драться на дуэли с капитаном Хьюго Хогбеном, о чем он совершенно позабыл.

Леди Корк остановилась, опершись на палку; сзади ее фигуру подсвечивал газовый рожок. Она снова помялась и вдруг решительно объявила:

— Мистер Чевиот! Своенравная старуха с мерзким характером просит у вас прощения. Как вам известно, вы мне нравитесь. Я ваша должница; и это вы тоже знаете. — В глазах ее сверкнули слезы. — Удачи вам, молодой человек! Пусть Господь укрепит вашу руку!

Двери за леди Корк закрылись. Издалека донеслись голоса, потом шум запираемых засовов — это за гостьей заперли тяжелую входную дверь.