Утомленная балом

Лиза прощала матушке ее особенную любовь к старшему сыну. Эта любовь казалась безграничной. Если бы так любили ее с сестрой! Лиза никогда не пыталась противопоставить себя Виктору, понимая, что брат действительно заслуживает обожания. Младшая сестрица Анна, напротив, переносила эту матушкину слабость с ярким негодованием, с детства недолюбливая брата и оттого будучи дружнее с Лизой.

— Матушка, а что же Анна? И приедет ли кузина Ольга с мужем? Я думаю, ты их тоже не забыла?

— Да, милая, будут все. Ольгу жду с минуты на минуту, они с твоей сестрой отправились к портнихе. Ты ведь знаешь, что скоро бал в немецком посольстве? Мы всей семьей приглашены. Вас с Николя, надеюсь, пригласили?

— Я рада, что мы там встретимся, матушка. Вам необходимо чаще бывать в свете. И не пропускать ни единого бала.

Открылись двери, и в комнату вошли две девицы. Обе весело щебетали, обмениваясь впечатлениями. Следом вошел молодой человек, на вид застенчивый и неприметный. В руках он держал толстую папку с рисунками.

— Ах, вот и Аннушка с Ольгой и Алексисом! Мы вас давно ждем, мои милые, — Нелицкая снова пустила в ход обаяние.

— Мадам, — проговорил Алексей, целуя протянутые руки, — позвольте выразить почтение. Вернувшись из Градбурга, рад застать вас в добром здравии. Рад видеть и тебя, Лиза, посвежевшей и похорошевшей, — Лиза подставила щеку для поцелуя.

Нелицкая усадила молодежь на стулья напротив себя так, чтобы видеть всех присутствующих. Алексей устроился поудобнее, положил папку на колени и принялся делать наброски карандашом. Ольга с интересом наблюдала за тем, чем он занимается.

Неторопливым движением Нелицкая достала письмо, расправила его и начала читать.

Письмо было коротким. Виктор сообщал, что служба на Кавказе идет своим чередом, горцы усмирены и не пытаются атаковать. Что красоты гор не поддаются его описанию, что погода стоит сырая, и что он очень скучает по дому. Письмо заканчивалось поцелуями, пожеланиями здоровья и приветами всем членам семьи.

— Как можно усмирить этот свободолюбивый народ?! Виктор наверняка не договаривает. Неужели он ранен? — и после очередной порции слез Нелицкая с гордостью добавила. — Вот видите, дети мои, я всегда говорила, что Виктор — настоящий герой, вылитый папенька…

На этом официальная часть Лизиного визита закончилась — всех пригласили на чай. После шумная компания поспешила в зал, где матушка устроила концерт: Анна пела, а Лиза аккомпанировала ей на рояле. За неимением других кавалеров, девушки танцевали поочередно с Алексеем, которого такое положение вещей веселило неимоверно. Так прошла вторая половина дня, в разговорах и развлечениях. Лиза не заметила, как зажгли свечи, и только когда вернулась из гостей тетушка, поняла, что уже достаточно поздно. Старшее поколение отправилось играть в карты, молодые же, расположившись в гостиной возле камина, начали наперебой делиться последними новостями. В основном расспрашивали Ольгу о недавней поездке в Градбург.

— Итак, Оленька, надеюсь, вы съездили не напрасно. Что привезли, какие впечатления? — Лиза с интересом разглядывала новое платье кузины, сшитое, как оказалось, во время поездки. — Я вижу, у тебя много обновок.

— Чем еще заниматься в провинции? Мне порекомендовали довольно сносную портниху. Вы не поверите, но Алексис снова всех удивил. Ему вздумалось рисовать плакальщиц, и мы, словно большие оригиналы, отправились на похороны!

— Алеша, милый, зачем нужно было водить молодую жену на кладбище? — удивилась Лиза.

— Супруг задумал новое полотно. Как ты его называешь? «Слезы по Христу»?

— Это будет нечто грандиозное, — вставил Алексис.

— Да-да, но для этого необходима натура. Вообразите, мы с мужем, одетые несообразно случаю, присоединяемся к траурной церемонии. Он достает блокнот и начинает зарисовки. Что делать мне? Я пытаюсь выяснить, кого хоронят.

— Надеюсь, Оленька, — Анна была настроена язвительно, — ты удовлетворила любопытство?

— О да! Дорогой, покажи-ка черновики.

Алексей достал из папки листы и пустил их по кругу, Ольга же важно их комментировала:

— Вот здесь группа плакальщиц. Посмотрите, как живо они изображены. Он талантлив, не правда ли? Здесь семья умершей стоит у гроба. Обратите внимание, какие скорбные лица! Это приглашенные… Это… И это тоже… А вот, пожалуй, самый интересный персонаж, — Ольга не спешила передавать следующий лист, желая сначала пересказать историю, которую услышала накануне. — Представьте, умерла совсем еще молодая женщина. Смерть ее была ужасной. Поговаривали, что ее убили — отравили индийским ядом, от которого несчастная несколько дней мучилась. Тело так и не показали, настолько яд его обезобразил. Похороны проходили при закрытом гробе.

— Какая жестокость, — Аннушка заерзала в кресле. — Надеюсь, убийцу поймали?

— Не тут-то было! Не нашли доказательств.

— Тогда почему ты решила, что несчастная была отравлена? — Лиза выразила сомнение и тут же поплатилась за недоверие.

— Какая же ты чудная, Лиза! А от чего, по-твоему, могла умереть молодая, пышущая здоровьем женщина, как не от яда? Говорят, она была сказочно богата! Деньги после ее смерти должны были достаться супругу. — Ольга наконец показала следующий рисунок, — посмотрите, какой это дивный красавец!

— Это же Дмитрий Петрович! — в один голос воскликнули Лиза с Аннушкой.

Ольга, желавшая произвести впечатление рассказом, не могла и предположить, что эффект будет настолько бурным. Она с большим интересом наблюдала за Лизой — кузина вела себя так, будто бы речь шла не о постороннем, а об очень близком знакомом. И это выходило за рамки приличия.

— На тебе лица нет! — Аннушка бросилась к графину с водой.

Лизе поднесли к губам заполненный наполовину стакан, и она сделала несколько нервных глотков. Опомнившись, Лиза обнаружила, что привлекла внимание, и теперь следовало объясниться.

— Я напугала вас? Мне показалось странным… Дмитрий Петрович…

— Так вы знакомы! — Ольга недоумевала.

— Накануне он приезжал сюда. Во время беседы он и словом не обмолвился о смерти жены. Неужели в столице пока об этом никто не знает?

— Думаешь, Панин что-то скрывает? — удивились присутствующие.

— Определенно. Он так рассказывал о жене, что никому и в голову не пришло подозревать его в чем-то… А что тебе известно, Алексис?

Бывший все это время неподалеку молодой человек подошел к Ольге сзади:

— Не думаю, что Катрин отравили. Сплетни распускают дальние родственники умершей. Им не досталось денег, они и злятся. А ты, Олюшка, не пересказывай глупостей. Моя версия такова: Панин дома нашел супругу без дыхания, кинулся звать лекаря, но тот, не нащупав пульс, определил смерть от сердечного приступа. Дмитрий Петрович из-за слухов, порочащих офицерский мундир, подал в отставку. Вот все, что известно.

— Очень странное дело, — Ольга не унималась. — Следователи не усомнились в заключении врачей, мыслимо ли это? В том, что скончалась молодая, здоровая женщина, никто не виноват!

— И прошение об отставке было недавно удовлетворено, коль скоро Панин оказался в столице, — подытожила Лиза.

Разговор снова переключился на платья, а Лиза, погрузившись в размышления, изредка вставляла в беседу несоответствующие ей комментарии. Когда часы пробили десять раз, всех пригласили к ужину.

Нелицкая предложила Лизе ночевать в комнате Анны, на что та с готовностью согласилась.

В спальне догорала свеча. За раскрашенным морозом окном начиналась метель. Свет от уличных фонарей настойчиво проникал в комнату и оставлял размытые силуэты на потолке. Лиза отложила книгу, задула свечу и забралась под одеяло. То, что она узнала, необходимо было обдумать. Новость о странной смерти Катрин смутила Лизу, — она перестала понимать, что происходит на самом деле.

И она снова думала о Мите. Лиза понимала, что смерть Екатерины Львовны напрямую связана с Паниным. Он первым обнаружил бездыханное тело, он наследовал огромное состояние, и после всего ему вздумалось утверждать, что супруга жива! Ей чудился взгляд Мити — смелый, лукавый, завораживающий. В нем читалось нечто неуловимо-притягательное, словно глаза приоткрывали дверь в глубины его души, такой же лукавой и — о, ужас! — порочной. Лиза удивилась открытию. Ведь ничто в Мите не выдавало порока. Наоборот, он казался слишком красивым и оттого положительным. Но глаза… Глаза были другими. Они манили, давали надежду. В этом и был порок, ведь надежда не могла осуществиться. Порок был и в том, что в этой невозможности скрывалось нечто сладостно-запретное, желанное…