Страница 49 из 57
— Надеюсь, вы на меня не в обиде, старина? — ляпнул Джемми, и Таунсенд внезапно расхохотался.
— Какие могут быть обиды, — вежливо отозвался Даруэнт.
Он ясно видел, что Джемми не лицемерит, а искренне считает себя славным парнем. Если беспечный мотылек замышляет и осуществляет смертоносный план, то не по злобе, а лишь потому, что должен получить то, что хочет.
— Когда вы представили меня Бакстоуну в клубе «Уайтс»...
— Я ведь не хотел этого делать, верно?
— Жаль, что мы не вели письменный протокол, — усмехнулся Даруэнт. — Каждое ваше блеяние, якобы из желания уладить дело миром, только подстрекало нас обоих, что и было вашей подлинной целью. А потом, когда я подошел к выходу из клуба и вы последовали за мной... Помните тот момент?
— Конечно, черт возьми! Почему бы и нет?
— Мы ведь были там только вдвоем, не так ли?
— Ну и что? Разве не может человек подойти к выходу из собственного клуба?
— Я сказал вам, что через два часа должен быть в своем доме... вернее, в доме моей жены — на Сент-Джеймс-сквер.
— Вы выглядите как пугало! Почему бы вам не почистить одежду?
Даруэнт широко улыбнулся:
— Спустя три четверти часа в меня выстрелили из пистолета через окно квартиры Тиллотсона Луиса. Во всем Лондоне только вы знали, где я нахожусь.
Последовало гробовое молчание.
Маленький толстый раннер, глубоко заинтересованный происходящим, начал ковырять в зубах лезвием карманного ножа. Это плохо соотносилось с его модной прической.
— Как же вы любите рисковать! — воскликнул Даруэнт, с любопытством глядя на Джемми. — И не только играя в карты! Было меньше одного шанса из ста, что вы увидите меня в окне напротив. Но вы явились туда в безупречном вечернем костюме — прошу прощения за состояние моего — с заряженным пистолетом под накидкой. Удача сначала улыбнулась вам, а потом посмеялась над вами. Вы промахнулись.
Джемми, успевший обрести хладнокровие, вскинул голову и усмехнулся:
— Бросьте, старина! Если я знал, что Джек собирается прикончить вас следующим утром, зачем мне было стрелять в вас?
— В том-то и дело, Джемми, что вы этого не знали!
— То есть как?
— Когда я расстался с вами у дверей клуба, вы были почти в истерике и с трудом контролировали собственную речь. Вы ожидали, что я выберу пистолеты, но я выбрал сабли. Если бы я настаивал на своих правах, чего следовало ожидать от учителя фехтования, то вполне мог бы убить Бакстоуна. А вы, бедняга, остались бы ни с чем, да еще с обвинением в прямом и косвенном соучастии. Поэтому вы потеряли голову и спустили курок.
— Чертовски умно с вашей стороны, старина. Но вы не можете этого доказать.
— Могу, — возразил Даруэнт. — Таунсенд!
Старый раннер, положив нож на пол, полез в бездонный карман и вытащил скомканный грязный обрывок газеты.
— Когда вы приходили ко мне потом, — продолжал Даруэнт, — этот клочок бумаги выпал из-под вашего шикарного черного жилета с перламутровыми пуговицами и оказался на полу.
— Неужели?
— Да, и вы этого не заметили. Но вам хорошо известно, Джемми, что в качестве пыжей для пистолета обычно используют газету. Этот клочок, как видите, выглядит так, словно, перепачканный порохом, он оторвался, когда пыж заталкивали слишком поспешно. Я отправил его в письме к мистеру Таунсенду вместе с гонораром...
— Весьма щедрым гонораром, милорд!
— ...и просьбой обыскать ваши комнаты на Честерфилд-стрит. Ну, Таунсенд?
Раннер выпятил брюшко и заговорил таким тоном, словно давал показания в суде:
— В назначенный день я и Том Джиллифлауэр обыскали вышеупомянутые апартаменты. В шкафу для сапог в спальне обнаружен старый тяжелый пистолет с выгравированным на нем именем обвиняемого. — Из объемистого кармана Таунсенд извлек пистолет и возвратил на прежнее место. — С помощью маленькой пилочки из дула удалось достать необожженные обрывки пыжа. Они вырваны из экземпляра «Тайме», куда был завернут пистолет. Найденный вами обрывок с датой точно подошел к этому экземпляру. Заявление о находке подписано Дж. Таунсендом, эсквайром, и Т. Джиллифлауэром.
— Какую же комедию вы разыграли, Джемми! — вновь заговорил Даруэнт. — Намекали, что меня обвинят в трусости, расписывали в красках, как насмехался Бакстоун над дуэлью на саблях, как будет реагировать на это haut monde![122] Но у меня были права, хотя вы пытались убедить меня, что они ничего не стоят, и любой дурак настаивал бы на них, если бы только не был метким стрелком. Однако вам удалось меня убедить, и, уходя, вы чуть не плакали из-за того, на что меня обрекли. — Даруэнт провел рукой по мокрым волосам. — Хотя только что вы пытались застрелить меня в спину.
— Я всего лишь мотылек, старина! Мотылек не может повредить.
Даруэнт повысил голос:
— Что скажете, господа присяжные? Виновен обвиняемый или нет?
— Виновен! — одновременно отозвались Элфред и Томас, шагнув вперед.
— Он грязный... — Кэролайн была не в силах продолжать.
— Пожива для палача, — кивнул Таунсенд, снова ковыряя зубы ножом.
— Вы не имеете права держать меня здесь! — почти шепотом произнес Джемми.
— И судить вас тоже пока не имеем права, — согласился Даруэнт. — Но вы получите справедливый шанс. Загляните в нижнее отделение буфета и выберите оружие.
— Оружие?!
— Да.
Тело Джемми напряглось. Он медленно двинулся вперед, остановившись под люстрой. Свечи среди стеклянных призм догорали и начали подтекать, но ни хозяева, ни гости этого не замечали.
— Послушайте, старина! — Джемми судорожно глотнул. — Я не трус, уверяю вас. Вы бы удивились, увидев, как я владею саблей. Но рисковать жизнью... — Его голос перешел в почти женский визг. — Это немыслимо, Дик! Только дураки способны на такое! Лежать под землей, где нет ни альбомов для стихов, ни модной одежды! Я не стану с вами драться! Вы не можете меня заставить!
Громкий звук заставил всех вздрогнуть, но они сообразили, что Джемми тут ни при чем — это распахнулась парадная дверь.
В столовую величавой походкой шагнул мистер Хьюберт Малберри, в белой шляпе, сдвинутой на ухо.
— Отойдите от него! — рявкнул он.
Адвокат не был пьян — он выпил всего лишь три или четыре стакана бренди, чтобы поднять дух и прочистить мозги. Малберри снял шляпу таким царственным жестом, что Томас тотчас подбежал забрать ее.
— Кто вы такой, черт возьми? — огрызнулся Таунсенд, хотя отлично знал и мистера Малберри, и его умственные способности.
— Замолчите, вы, подонок с Боу-стрит! — цыкнул на него адвокат. — И позвольте юристу представить доказательства!
Таунсенд не лгал, утверждая, что он лучший ловец воров. Когда он умер шестнадцать лет спустя, то оставил двадцать тысяч фунтов, полученных в качестве гонораров и знаков благодарности королевской семьи. Но он безропотно уступил Хьюберту Малберри, так как сразу понял, что неряха адвокат знает правду.
Малберри посмотрел на Даруэнта, и его взгляд смягчился.
— Я потратил кучу времени, приятель, на визит в отель «Стивене», чтобы узнать, действительно ли вас прикончили. Насколько я понимаю, сейчас вы даете объяснения этим добрым людям?
— Вы слышали?
— Не стану отрицать — я слушал, стоя у парадной двери. Вы рассуждали логично, Дик. — Малберри набрал воздух в легкие. — Но...
— Но — что?
Адвокат указал на Джемми Флетчера:
— Но вы обвинили не того человека.
В наступившей тишине были слышны даже удары сердца. Даруэнт, стоя слева от окон, начал пятиться, пока не уперся в заднюю стену, соединенную со стеной соседнего дома. Только тогда он обрел дар речи:
— Это невозможно!
Малберри ткнул ему в лицо не слишком чистым пальцем:
— Помните клятву, которую вы дали, покидая Ньюгейт? Найти и отправить на виселицу человека, который убил лорда Франсиса Орфорда, верно?
— Да!
Мистер Малберри вновь указал на Джемми, на которого вовсю капал воск:
122
Высший свет (фр.).