Бесноватые

Перебросив плащ через руку, Джеффри поднялся по наружной лестнице, ведущей на галерею. Правда, подойдя к нужной двери, он не взялся за ременную петлю, служившую дверной ручкой, а вместо этого заглянул в окно, расположенное рядом с дверью.

В комнате было неспокойно – именно так! Но это было не то беспокойство, которое ожидал увидеть Джеффри.

Две свечи на каминной полке освещали обитую деревянными панелями гостиную с голым дощатым полом. В середине комнаты, за столом, лицом к окну сидел мужчина, явно поглощенный своим ужином.

Это был крупный человек, за пятьдесят, мускулистый, но одновременно и тучный, с большим животом и тяжелым подбородком. На нем был роскошный костюм из цветастого шелка с пятнами от еды и крошками нюхательного табака, а на голове – неопрятный парик. Шпагу сэр Мортимер Ролстон носил, лишь следуя этикету. Нередко, стукнув кулаком по столу, он заявлял, что не знает, как ею пользоваться, и подозревает, что и все прочие фехтуют не лучше, чем он. В данный момент его красное лицо отражало не столько дурное расположение духа, сколько сосредоточенную задумчивость; он прихлебывал из массивного стеклянного кубка, поводя глазами из стороны в сторону.

Упомянутое выше беспокойное настроение в гостиной исходило от изящной женщины со сложенным веером в руке, которая расхаживала взад и вперед перед камином. Миссис Лавинии Крессвелл, вдове, на вид можно было дать лет тридцать, но только не при дневном свете, которого вообще избегали, как правило, дамы из общества.

Миссис Лавиния Крессвелл была весьма миловидна, если не считать слишком уж выцветших светлых волос и слишком бесцветных голубых глаз. Роста она была невысокого. В то же время держалась она величественно и с какой-то ленивой надменностью, чему Пег безумно завидовала и тщетно пыталась подражать. Миссис Крессвелл что-то резко и отрывисто говорила, обращаясь к сэру Мортимеру. Слов нельзя было разобрать, но видно было, как сэр Мортимер сжимается от них.

– Отчего бы это? – думал Джеффри Уинн.

Все суставы его ныли от долгой тряски в карете, и голова гудела после напряжения и беспокойства последних месяцев. Он еще немного постоял у окна (о чем он при этом думал, пусть домыслит сам читатель), затем бесшумно переместился к двери. Столь же бесшумно, стараясь, чтобы не звякнул засов, Джеффри потянул за ремешок. Затем он распахнул дверь.

Впечатление, которое появление его произвело на людей в комнате, напоминало эффект разорвавшейся бомбы.

– Что такое? – воскликнул сэр Мортимер.

Этот тучный человек привстал, толкнув животом стол, так что задребезжала оловянная посуда. Нижняя челюсть у него отвисла. Он взглянул сначала на Джеффри, потом за спину Джеффри; при этом краска отлила от его лица. Голос его, глубокий, хрипловатый и раскатистый, на этот раз дрогнул.

– Что такое? – воскликнул сэр Мортимер.

Затем:

– Черт возьми! Ничего не вышло?

– Не беспокойтесь, сэр. Все в порядке.

– Но распутница? Все ли в порядке с ней?

– С ней тоже все в порядке.

– Ну так!.. – произнес сэр Мортимер, к которому постепенно возвращалось самообладание. – Ну так!..

Миссис Крессвелл не глядела в их сторону; она стояла, постукивая сложенным веером по выступу каминной полки. Сэр Мортимер откинулся в кресле и жадно припал к кубку, торопливо глотая вино, которое проливалось, струясь по его подбородку и стекая на кружевной ворот рубашки. Он допил вино, потом еще несколько секунд молчал. Лицо его пылало гневом, и на лбу вздулись синие жилы. Он грохнул кубком по столу и снова вскочил на ноги.

– Что, боится? – спросил он. – Кто кого, черт возьми, боится? Ну ладно. Где моя племянница? Где эта распутница? Где она прячется? Приведите ее сюда, молодой человек. Приведите, и я убью ее. Убью и лишу наследства. Ведите ее сюда!

– Сэр, – сказал Джеффри, – выслушайте меня, прошу вас.

– Выслушать тебя? Где она?!

– Сэр, Пег в другой комнате. Она готовится к встрече с вами. Умоляю вас, сэр, будьте с ней помягче. Как бы она ни притворялась, душа ее страдает.

На этот раз ответила ему миссис Крессвелл; она повернула голову и холодно взглянула на молодого человека.

– Что вы говорите? – спросила она, улыбаясь. – Боюсь, что, когда мы разберемся с ней, тогда придется пострадать и ее телу.

– Если мне будет позволено, сударыня…

– Не будет. Могу я спросить, сколько вам лет, мистер Уинн?

– Двадцать пять.

– Вот как! Двадцать пять. – Миссис Крессвелл подняла свои выцветшие брови. – По вашему лицу и манере рассуждать я бы решила, что вам несколько больше. Но вам всего двадцать пять. Поэтому будьте любезны говорить, лишь когда вас просят об этом – и не ранее.

– Сударыня…

– И еще, мистер Уинн. Насколько я понимаю, вы оказали нам некоторые услуги. Что побудило вас к этому?

– Меня наняли.

– Именно. Меня радует, что вы осознаете это. Но больше мы не испытываем нужды в вас, и, как это ни прискорбно, интереса к вам мы тоже не испытываем.

Неожиданно сэр Мортимер стукнул кулаком по столу.

– Эй, Лэвви…

– Дорогой друг, неужели вы полагаете, что меня – подобно всем прочим – не заботят интересы и честь вашей семьи?

– Нет, Лэвви, я… Я, конечно, знаю… Но зачем же вы так суровы с мальчиком?

– Ну тогда зачем же проявлять суровость и к девочке? – спросила миссис Крессвелл.

Слегка раскрыв веер, она двинулась в направлении сэра Мортимера; на ее восковом лбу появился румянец, а верхняя губа красивого, строгого рта слегка приподнялась. Отблески свечи играли на кулоне – оправленных в золото рубинах – на шее миссис Крессвелл.

– Или вы полагаете, что ввели меня в заблуждение своей яростью, тем, как вы изображаете эдакого сквайра Уэстерна из сочинения покойного мистера Филдинга?[9] Нимало. Вы говорите, что убьете ее? Что вы сделаете? Собираетесь ли вы покарать ее, как она того заслуживает, за побег из дома, который она совершила? Собираетесь ли вы покарать ее вообще?

– Ну, Лэвви, зачем вы так суровы? Она же дочь моего покойного брата. Я воспитывал ее.

– Воспитывали. И ваше воспитание видно в ее манерах. Спору нет, в ее жилах течет благородная кровь. Но, как и вы, она – деревенщина.

– Лэвви…

– Вы когда-нибудь видели такие лживые глаза? Такое жеманство, уловки, к которым прибегает скотница, когда она кокетничает с глупыми мужчинами? Кого вы могли воспитать? Только деревенщину. Но зачем же было воспитывать шлюху? Можно ли допустить такую в Сент-Джеймсский дворец и представить Его Всемилостивейшему Величеству?[10]

– Его Всемилостивейшему Величеству? – вскричал сэр Мортимер. – Этому жирному олуху, который и по-английски-то толком говорить не научился! Да они все, ганноверцы, – безмозглые!

– А мы все еще якобиты![11] Мы еще со школьной скамьи обожаем Стюартов! Ну ничего. Можете не дрожать за свою шею! Якобиты давно в могиле и напрочь забыты. Но то, что вы хотите видеть свою распутную девицу в хорошем обществе, – это ведь не просто разговоры? Или, может быть, все же прибегнуть к каким-то радикальным средствам и поучить вас уму-разуму – для вашей же пользы?

– Лэвви, Лэвви, вы правы абсолютно во всем! Боже мой, поступайте как сочтете нужным. Как, по-вашему, следует обойтись с Пег?

– Ее следует раздеть донага и выпороть кнутом, а после этого засадить на месяц в Брайдвелл по обвинению в распутстве. Что она вам или вы ей, когда есть люди, которые вас действительно любят? И пороть ее будете не вы; этого я не допущу: у вас слишком мягкое сердце. Внизу находится мой дорогой брат, мистер Тониш, он готов оказать нам эту услугу.

Миссис Крессвелл повернулась к Джеффри:

– Вы что-то хотели сказать, молодой человек?

– Да, сударыня.

– Могу я спросить, что именно?

– Я хотел сказать, сударыня, что ваш «дорогой брат» крупно рискует, если только осмелится тронуть мисс Ролстон.

9

Филдинг, Генри (1707–1754) – английсктй писатель, автор романа «История Тома Джонса, найденыша» (1749 г.). Сквайр Уэстерн – персонаж этого романа.

10

Георг ІІ (1683–1760) – король Великобритании и Ирландии (с 1727 г.), курфюрст Ганновера, сын Георга І (1660 – 1727), основателя Ганноверской английской королевской династии, сменившей династию Стюартов.

11

Якобиты – сторонники Якова ІІ Стюарта (1603–1701), бежавшего во Францию в 1688 г.