Бесноватые

– В доме старой… Как?! Что вы такое говорите?

– Я говорю об этой женщине, Грейс Делайт, хотя, конечно, это не настоящее ее имя. Вы сказали, что она долго служила у вас когда-то.

Слабый свет луны просачивался между вертикальными балками и горбатыми коньками домов. Джеффри едва мог различить лицо Пег и дом справа от нее. Страхи ее почти прошли, хотя глаза все еще поблескивали беспокойством. Джеффри уже не прижимал ее к себе, но все еще держал ее руки, которые она прятала под плащом. Капюшон плаща был откинут, а шляпку она потеряла, и видно было, что волосы ее слегка растрепались.

– Пег, Пег.

– Но вы сказали…

– Нет, милая моя ветреница. Я сказал, Пег, что «в известном смысле» она оказала некоторые услуги моему деду. Я ничего не уточнял. Вы бы, наверное, удивились…

– Нимало.

Джеффри не столько увидел, сколько представил себе, как взлетают кверху брови Пег.

– Вы бы могли уточнить, что она была содержанкой вашего деда, не так ли? И что когда-то она была очень хороша.

– Но откуда, черт возьми, вы знаете?!

– Как откуда? От вас, – пояснила Пег. – По тому, как вы это говорили. А кому, кроме куртизанки – если не хуже, – взбредет в голову взять себе такое имя?

– Пег, вы входили в этот дом? Вы ее видели? Нет, нет, вы вряд ли бы о чем-нибудь догадались по ее теперешнему виду.

– Сомнений нет, это было ужасно. Но ведь и происходило все в ужасные времена вашего деда. Потом, это все неважно. Если когда-то, много лет назад, она и была содержанкой, это не мешает ей сейчас оставаться надежным и преданным человеком.

– Никакая она не надежная и не преданная. Опять пошли ваши романтические бредни. Хотя они прекрасно согласуются с тем, что ныне эта отвратительная безумная старуха составляет гороскопы и насылает порчу.

– О Боже!

Когда Великий лондонский пожар 1666 года, двигаясь с севера на юг, выжег на Лондонском мосту коридор, он был остановлен совсем рядом с первым проемом между зданиями и все же не перекинулся ни на Нонсач-хаус, стоящий здесь еще со времен короля Гарри, ни на еще более старые строения, около которых находились сейчас Джеффри и Пег.

Помещение, в котором располагалось «Волшебное перо», имело только одно широкое окно, наглухо закрытое ставнями. Слева от окна были две двери; Джеффри знал, что одна из них ведет прямо в лавку, другая – к лестнице, идущей наверх. В доме, узкий фасад которого пестрел пятнами выцветшей штукатурки на фоне почерневших бревен, было еще два этажа с аленькими окошечками, забитыми или завешанными изнутри. Вывеска с надписью «Волшебное перо», болтающаяся на скрипучем вертлюге над головами Джеффри и Пег, издала громкий стон и качнулась под порывом ветра.

– Пег, еще раз спрашиваю: вы входили в этот дом?

– Нет! Я собиралась. Бармен в «Винограднике» объяснил мне, как сюда пройти; я им тогда рассказала, что хочу здесь укрыться. Я, правда, взялась за ручку двери, но войти не решилась. Не знаю почему. Тогда меня не страшили ни духи, ни привидения. Это я теперь их боюсь.

– Это вы кричали?

– Кричала?

– Несколько минут назад. Мне показалось, что я слышал крик. Вы кричали?

– Нет. Я стояла здесь, сама не знаю, сколько времени, и не могла двинуться с места. Я чуть не умерла со страху, когда услышала, что вы бежите в мою сторону. Но никто не кричал; я уж точно не кричала.

– Верю. Я сам столько навоображал – я так беспокоился о вас и мучился угрызениями совести, – не исключено, что и это мне просто пригрезилось. А вы не трусиха. Не зря вы племянница сэра Мортимера Ролстона, а по характеру могли бы быть ему и дочерью. Ну, раз вы туда не входили, то и нам теперь незачем.

– Джеффри, я потрогала дверь, ту, слева: она была незаперта…

– Уличная дверь, здесь – да где угодно – ночью, и незаперта?

– Сама удивляюсь, но так оно и было! Я потрогала дверь, а она тут же отворилась – дюйма на два, на три. Я думала, там внутри так тесно, и грязно, и отвратительно. Там действительно тесно, и ступеньки такие крутые, будто у пожарной лестницы, но совсем не так грязно, как я опасалась. Но я все равно не решилась войти и задвинула щеколду. Но наверху там горела свеча.

– Свеча?

– Помилуй Боже, что же тут такого особенного?

– Вы никогда не знали бедности, Пег. Ни у кого в этих местах не может быть свечи, даже если…

Он осекся.

– У этой женщины, Грейс Делайт, мог гореть только фитиль в масляной плошке, – если она вообще зажигает свет по вечерам.

– Боже, Боже, но почему вы никогда мне не верите? Посмотрите сами!

Пег потянула за ручку, и дверь, висящая на ременных петлях, распахнулась, ударившись о стену.

И в тот момент, когда дверь ударилась о стену, кто-то вскрикнул.

Крик раздался наверху. Это мог быть крик смертельного ужаса или агонии, а может быть, и. того и другого. Потом он сменился каким-то повизгивающим клекотом, который исходил из человеческой гортани, хотя ничего человеческого не было в этих звуках. Крик этот проникал в самую плоть и бил по нервам. Затем раздались тяжелые сдавленные вздохи и глухой звук, как при падении на пол. Может быть, что-то еще происходило там, наверху, но двое людей перед домом уже ничего не слышали.

Из окна наверху действительно пробивался слабый свет, и Джеффри довольно ясно видел Пег. Ноги ее подгибались, а глаза как будто потухли. Секунд десять никто из них не мог вымолвить ни слова.

Потом Джеффри произнес:

– Слушайте, Пег, я иду туда.

– Вы с ума сошли!

– Возвращайтесь в «Виноградник». Там вы будете в безопасности. Бегите!

– Вы оставляете меня? Я должна вас оставить? Нет, я не могу! Пожалуйста!

– Тогда идите за мной. Но держитесь на расстоянии. Чтобы я мог извлечь шпагу, если понадобится.

– Вы готовы бежать от горстки французов, а теперь идете прямо навстречу опасности. Неужели вы не боитесь?

– Боюсь. Но не привидений и злых духов. Если же какой-то человек пришел к старухе и напал на нее…

– Кто стал бы нападать на нее?

– Я, к примеру. От этого-то мне совестно. Кроме того, моя профессия – ловить воров. Я должен войти в дом.

Взяв Пег за руку, он вместе с ней переступил порог и закрыл за собой дверь. На полу лежал деревянный брус. Джеффри поднял его и вставил концы в деревянные петли по бокам двери, закрыв, таким образом, доступ с улицы в это тесное влажное помещение. В потолке был люк, к которому вела примитивная каменная лестница, похожая на простой столб с небольшими углублениями; достаточно было слегка покачнуться, чтобы сломать на ней шею. Наверху находились две маленькие комнатки, примыкающие друг к другу и идущие в глубь дома, к задней стене, которая выходила на реку и Вестминстер.

– Оставайтесь здесь, – сказал Джеффри. – Если наверху кто-то есть, он не может напасть на вас, минуя меня.

Джеффри скинул плащ, швырнув его прямо на пол. Пег видела, как он начал подниматься по узеньким ступенькам, придерживая левой рукой ножны шпаги. Голова его, освещенная светом свечи, падающим сверху, была хорошо видна. Девушка заметила, как он покачнулся, чуть не потерял равновесие, но успел схватиться за край люка, влез внутрь и исчез.

– Джеффри!

Ответа не было. Даже шагов его не было слышно. Ей стало трудно дышать: сажа и копоть, скопившиеся здесь за два века, как будто давили ей на грудь.

– Джеффри!

– Тихо!

Она отступила к запертой двери и прижалась к ней. Джеффри поскользнулся и чуть не упал с лестницы. Он был едва различим в темноте: сначала показались башмаки с пряжками, затем ноги в серых шерстяных чулках, затем штаны до колен и сиреневый камзол с петлями, . обшитыми серебряной нитью. Тем не менее Пег угадала, что лицо его было того же цвета, что парик.

– Тихо! – повторил он. – Здесь никого, кроме нас. Старуха мертва.

– На нее напали? Она была ранена? Ее?..

– Да, ранена в известном смысле. Хотя, как мне кажется и как можно судить по выражению ее лица, это не телесные раны. Она умерла от ужаса.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Шпаги в лунном свете

– Не надо бояться, Пег. Я прикрыл ей лицо. Дайте руку и идемте наверх.