Страница 90 из 117
В экспериментах, ведшихся в 1820—1825 годах в Сальпетриере, мы имеем дело с психиатрическим применением гипноза такого типа. Больного или больную усыпляли и затем спрашивали у них, какой болезнью они поражены, с каких пор, по каким причинам и что они должны сделать, чтобы выздороветь. Об этой практике имеется целый ряд свидетельств.
Вот, например, месмеризация, проводившаяся в 1825—
1826 годах. Больная сидит перед гипнотизером, и тот задает ей вопросы: «Кто вас усыпил? — Вы. — Почему вчера вас тошнило? — Потому что мне дали холодный бульон. — Когда вас тошнило? — В четыре часа. — После этого вы ели? — Да, месье, и тошноты больше не было.— Почему вы заболели в первый раз? —Я простыла. — Это произошло давно? —Год назад. — Вы падали? — Да, месье. — Падали на живот? — Нет, на спину...» и т. д.47 Медицинская диагностика осуществлялась некоторым образом через окно открытое практикой гипноза.
Один из виднейших алиенистов этого времени, Жорже, подверг гипнозу двух больных по прозвищам «Петронилла»
и «Гульфик».48 Находясь под гипнозом, Петронилла поведала врачу: «Я заболела после того, как упала в воду, и если вы хотите вылечить меня, то вам нужно сделать со мной то же самое».49 Жорже так и поступил, но исцеления не произошло, поскольку, как уточняла больная, она упала в Уркский канал, тогда как психиатр просто выкупал ее в бассейне.50 Петронилла, требовавшая повторения своей травмы, затем была сочтена симулянткой, невинной и простодушной жертвой хитрости которой оказался Жорже. Впрочем, сейчас это не важно; я лишь хотел показать, что в это время, в 1820-х годах, гипноз функционировал как дополнение, продолжение классического кризиса, помогая познать болезнь, открыть ее истинное лицо.
Подлинное же введение гипноза в психиатрическую практику произошло несколько позднее, после выхода трактата Брей-да «Неврогипнология, или Рассуждение о невротическом сне» (1843)51 и распространения во Франции, в круге Брока в 1858— 1859 годах,52 методов автора этой книги.
Почему же брейдизм был принят на вооружение, в то время как месмеризм к 1830-м годам уже отвергли?53 Его отвергли по той простой причине, что гипнотизеры ничтоже сумняшеся хотели доверить больным и «ясновидению» больных медицинские власть и знание, которые согласно самому принципу института больницы могли принадлежать исключительно врачу. Именно это заставило Академию медицины и самих врачей преградить первым практикам гипноза путь в психиатрию.
Брейдизм же, напротив, был спокойно принят и уже в 1860-е годы распространился в больничной практике. Почему? Отчасти, конечно, потому что брейдизм, да, впрочем, и гипноз вообще уже не следовали старой теории материального магнетизма.54 В определении Брейда гипноз всеми своими эффектами обязан воле врача. Только твердость врача, только его авторитет, только власть, которой он обладает над больным, без участия каких-либо токов сами по себе могут вызвать гипнотическое действие.
Кроме того, брейдизм лишил больного способности продуцировать медицинскую истину, которой еще добивались от него в 1825—1830 годах. В рамках брейдизма гипноз образует стихию, в которой может развернуться медицинское знание. Техника Брейда позволила в некотором смысле всецело нейтрализо-
332
333
вать волю больного и предоставить полную свободу чистой воле врача — вот что прельстило психиатров и заставило их принять то, от чего в 1830 году они отказались. Реставрация гипноза во Франции состоялась после проведенной Брока хирургической операции над загипнотизированным больным.55 Гипноз вернулся уже как окно, через которое могла проникнуть к больному и овладеть им медицинская власть-знание.
Гипнотическая нейтрализация больного, то, что теперь у него уже не просили познать свою болезнь, но, напротив, старались сделать его чистой поверхностью, готовой принять волю врача, имела огромное значение, ибо, опираясь на нее, можно было дать определение гипнотическому воздействию. Что и было сделано Брейдом, а главное, уже после Брейда, во Франции, автором книг, выпущенных под именем Филипса, которого в действительности звали Дюран де Гро. Он эмигрировал из Франции в 1852 году, но через несколько лет вернулся и впоследствии публиковался под псевдонимом Филипс. И в 1860—1864 годах этот Филипс определил процесс и отдельные аспекты гипноза.56 Он показал, насколько важен гипноз хотя бы потому, что он обладает дисциплинарным воздействием; он успокоителен точно так же, как опрос и наркотики; не будем к этому возвращаться. Но главное, что гипнотическое состояние, которое Филипс называет «гипотаксическим» и в котором пребывает загипнотизированный субъект57 предоставляет врачу возможность распоряжаться больным по своей воле. Прежде всего распоряжаться его поведением: врач может запретить или напротив предписать больному вести себя так или иначе просто приказав ему Дюран де Гро называет это «ортопедией»: «Брейдизм предоставляет основу -говорит он — для умственной и душевной ортопе-лии которая однажды несомненно станет обычной в воспита тельных домах и исправительных у,чреждениях» 58 Таким обра зом,гипноз позволяет моделировать, формировать поведение
Кроме того, он позволяет устранить симптомы. С помощью гипноза следует предотвращать появление симптомов: так, Дюран де Гро утверждает, что, если больному дать соответствующий приказ, можно прекратить у него приступы хореи.59
И наконец, анализируя и корректируя функции больного, гипнотизер может распоряжаться его телом: вызывать сокращения или, наоборот, паралич мышц, усиливать или ослаблять чув-
334
ствительность тех или иных участков тела, возбуждать или затормаживать те или иные умственные и душевные способности. Он может вмешиваться даже в автоматические функции — такие, как кровообращение и дыхание.60
Таким образом, в рамках подобного принятого в середине XIX века гипноза определяется или, точнее, появляется пресловутое тело больного, ранее отсутствовавшее в психиатрической практике. Гипноз оказывается тем, что позволяет действительно взяться за тело — не только на дисциплинарном уровне поступков, но и на уровне мышц, нервов и элементарных функций. И следовательно, это новый для психиатра, куда более совершенный, куда более эффективный, нежели опрос, способ подступа к телу больного; или, говоря точнее, в его распоряжении впервые оказывается тело больного во всех, так сказать, функциональных подробностях. Психиатрическая власть наконец берется за это тело, которое уклонялось от нее с тех пор, как выяснилось, что патологическая анатомия неспособна проникнуть в функционирование и механизмы безумия*
Мне кажется, что описанные выше различные орудия, различные техники реализации болезни стали элементами, содействие которых обусловило центральное событие в истории психиатрии и безумия в XIX веке. Есть три орудия — опрос, гипноз и наркотики, три способа эффективной реализации болезни. Однако в рамках опроса эта реализация осуществлялась исключительно в языке и главное имела два изъяна: во-первых не позволяла психиатру иначе нежели путем игры вопросов и ответов на внутреннем уровне общаться с механизмами безумия и, во-вторых, не давала ему подступа к строению тела больного.
Наркотики, напротив, предоставили доступ к безумию изнутри, это властное дополнение, получаемое психиатром в
* В подготовительной рукописи М. Фуко добавляет: «Таким образом, гипноз предоставляет еще один способ выпытывания болезни, родственный наркотикам своим дисциплинарным действием и эффектом воспроизводства патологической реальности, но отличающийся от них и в некотором смысле даже превосходящий их, поскольку он всецело адекватен воле врача, а также поскольку он позволяет или во всяком случае может позволить устранить один за другим симптомы и открывает непосредственный доступ к телу».
335
силу того, что он думает, воображает, что понимает феномены безумия. Что же касается гипноза, то с его помощью психиатр подступился к самому функционированию тела больного.
Таковы элементы, на основе которых выстроилось... Или, точнее говоря, эти элементы имели место, и вдруг, в 1860— 1880-х годах, их значение и статус резко выросли, когда в рамках самой классической медицины возникло новое определение, а точнее новая реальность тела, когда было открыто тело, не просто состоящее из органов и тканей, но тело с функциями, навыками, поведением — иными словами, после того как в 1850—1860-х годах в кругу Дюшена де Булоня зародилось понятие неврологического тела.61