Страница 46 из 69
Возле станции метро мы останавливаемся. Ее невозможно узнать. Все, что не было прикреплено прочно, сорвано, вплоть до выключателей. Не иначе, это обитатели лагеря для иностранных рабочих — того, что рядом с ипподромом — помогали русским. По словам местных жителей, которые укрылись в бомбоубежище рядом со станцией, эсэсовцы устроили в лагере облаву и расстреляли тех его обитателей, у кого нашли оружие.
Мы движемся дальше вдоль линии подземки. Судя по всему, справа от нас, рядом с бассейном, русские установили пулемет, потому что здесь повсюду валяются мертвые тела — солдат и гитлерюгендовцев. Рядом со станцией «Рейхсштадион» — разбитое противотанковое орудие и его боевой расчет [110]. Несколько солдат и гражданских лиц копают в ближней части кладбища могилы и собирают мертвые тела, главным образом мальчишек из гитлерюгенда. Тех, что ранены, помогают донести до перевязочного пункта, который устроен тут же, на станции метро.
Нам приходится соблюдать меры предосторожности, потому что мы не знаем, как далеко отступил враг. Мы широким фронтом бредем вдоль линии подземки, прочесывая район. Переходим Вестенд-аллее и движемся к станции Ной-Вестенд. Русских здесь нет. Местные жители говорят нам, что враг отступил к Грюнвальду [111]. Прямо за станцией — желтый автобус BVG, окна выбиты, но сам он цел. Врага по-прежнему не видно, но издалека доносится грохот боя. Похоже, что боевая группа, отправленная через Шпандау к Шарлоттенбургу, пробилась в город, и теперь там идут уличные бои [112]. Мы оставляем справа Пройсен-аллее, а слева — Кастаниен-аллее. Последняя ответвляется от шоссе, что ведет к Шпандау, и где-то посередине ее расположена площадь Бранитцер-платц.
На площади Адольф-Гитлер-платц [113]русских также нет, лишь там и здесь валяется русское и немецкое оружие, а также несколько мертвых тел — вот и все свидетельства того, что здесь был бой. Местные жители говорят нам, что враг отступил к станции метро Эйхкамп. Наш командир, капитан люфтваффе, который, судя по всему, понятия не имеет, как действует пехота, отправляет многочисленный отряд к Выставочному комплексу, чтобы узнать, нет ли там врага. Вскоре они возвращаются назад, дойдя почти до Дойчланд-аллее и нигде не попав под обстрел.
Судя по всему, враг занял позиции по обе стороны Кайзердамм и возле радиовышки на Мазурен-аллее. Капитан отдает приказ части бойцов двигаться дальше вдоль туннеля подземки, чтобы выйти врагу в тыл и атаковать его. Другая часть должна двигаться вдоль улицы к «Колену».
Мы бредем в направлении туннеля по пустой и заброшенной станции. На рельсах застыл поезд, кажется, мгновение — и он сдвинется с места. Или вот-вот раздастся крик начальника станции: «Осторожно, двери закрываются!» И вот мы уже под сводом туннеля — темного и затхлого. Мы на ощупь движемся вдоль путей, стараясь не производить лишнего шума, но это получается у нас плохо. Под нашими сапогами хрустит и перекатывается гравий. Жутковато брести в темноте, нащупывая путь, когда впереди — кромешная тьма. Наша путеводная нить — это электрический кабель, который подобно веревкам тянется вдоль стен. Стоит впереди кому-то замешкаться, как я налетаю на того, кто идет передо мной, и тогда у меня из глаз сыплются искры. Но затем мы вновь бредем дальше, двигаясь на ощупь, словно слепцы. Я натыкаюсь на какое-то препятствие и пытаюсь его обойти. Это брошенный поезд подземки, который стоит прямо посередине перегона. Выходит, следующая станция уже совсем близко? Здесь, под землей, любые расстояния кажутся гигантскими. Вскоре поезд остается позади. Впереди на рельсах вижу какое-то светлое пятно. Это отверстие вентиляционной шахты, которая выходит на улицу. Теперь нас от внешнего мира отделяет лишь чугунная решетка. Мне не хочется идти дальше, после кромешной тьмы этот скудный свет — сама жизнь, но на меня сзади напирают, и мы идем дальше.
Каждый раз, стоит нам миновать вентиляционную шахту, как темнота становится еще более пугающей и невыносимой. В любое мгновение жизнь каждого из нас может оборвать вражеская пуля. Нервы у всех на пределе — жутко брести вдоль путей, когда нет ничего, кроме электрических кабелей, которые должны где-то закончиться и быть готовыми к тому, что в любую минуту по нам откроют огонь. А может случиться и так, что там, впереди, немцы, и они могут принять нас за русских. В таком случае они сразу начнут поливать нас свинцом. Наконец туннель становится шире. Теперь по нему тянется не один путь, а два, значит, скоро станция. Но нет, это лишь участок с двойными рельсами. Мы взбираемся на платформу. Обычно путь от одной станции подземки до другой занимает две-три минуты, но мы бредем уже как минимум полчаса. Выходы на платформы перегорожены железными решетками. Несколько ударов прикладами, и путь свободен. В тусклом свете виден указатель с названием станции. Мы на Кайзердамм. Огромный рекламный плакат призывает посмотреть новый фильм, «Opfergang» (Жертвоприношение). Но нам не нужно никакое кино, мы немало насмотрелись в этой жизни, мы видели смерть и сейчас тоже обречены на заклание — тупое, бессмысленное жертвоприношение.
Несколько бойцов вышли на улицу. Со стороны «Колена» доносятся звуки перестрелки, похоже, там также задействованы танки. Мне видно, как вторая часть нашего отряда движется от Адольф-Гитлер-платц. Некоторые из нас ждут, когда они подойдут ближе, другие же вновь спускаются вниз, и мы движемся дальше, прокладывая себе путь в кромешной тьме подземного лабиринта, от тайн которого у нас порой перехватывает дыхание, и тогда начинаешь чувствовать себя полным ничтожеством. Никто не мечтает о солнце и воздухе так горячо, как мы. Здесь, в темноте, нас сковывает первобытный страх. Он словно следит за нами из темноты, словно некое затаившееся злобное животное, готовое в любой момент обрушиться на нас и безжалостно уничтожить.
И вновь у нас на пути очередная вентиляционная шахта, и издалека доносится грохот боя. Где-то там, над нашими головами свистят пули, отчего по туннелю разносится громкое эхо. Вскоре оно перерастает в оглушающий гул, и мы устремляемся вперед, во тьму. Пули отскакивают от стен, впиваются в гравий, и тот взрывается фонтанчиками. Затем перестрелка неожиданно стихает, и нашим ушам становится больно от неожиданной тишины. Мы медленно бредем вперед. Мы не стреляем, потому что можем попасть в тех, кто впереди. Постепенно туннель расширяется, и мы выходим на платформу. На ней — несколько гитлерюгендовцев с фаустпатронами и бойцы войск СС. Это они открыли по нам огонь, приняв нас за русских. Их ошибка стоила нам четырех погибших и раненых. Они говорят нам, что русские заняли район, прилегающий к Рихард-Вагнер-платц. Станции наземки Весткройц и Шарлоттенбург тоже в их руках. А еще русские заняли Бисмарк-штрассе, в промежутке между Софи-Шарлотте-платц и оперным театром, то есть вогнали клин между обеими станциями. Мы бросаем взгляд на улицу. Судя по грохоту, бой там идет нешуточный. Движущийся по улице отряд старается держаться как можно ближе к стенам домов.
Мы делимся на группы и продолжаем путь по подземному лабиринту. Наша задача — незамеченными проскользнуть мимо врага. Те гитлерюгендовцы, что прошли курс специальной подготовки и готовы к подземному бою, идут вместе с нами. Мы спрыгиваем на рельсы и медленно движемся дальше, стараясь держаться ближе к стенам. Подземные туннели то здесь, то там описывают плавный поворот, за которым вполне может скрываться враг. Мы движемся медленно, шаг за шагом. Дойдя до вентиляционной шахты, мы останавливаемся. Грохот боя снаружи доносится до нас подобно отдаленным раскатам грома, и у нас перехватывает дыхание. Похоже, что стреляют где-то рядом, возможно, прямо над нашими головами. Мы идем дальше, прижимаясь к стенам, словно они способны защитить нас от смерти и разрушения. А то, что так будет — сомневаться не приходится, особенно если учесть, что враг уже занял следующую станцию. Мы следуем дальше. Время от времени сквозь решетку очередной шахты пробивается солнечный свет и доносятся звуки боя. Как вдруг происходит то, что должно произойти, и тотчас становится легче на душе, по крайней мере, теперь мы знаем, что нас ждет.
110
Ныне Олимпийский стадион.
111
Полковник Драгунский устроил свой штаб в северной части Грюнвальда, недалеко от Эйхкампа.
112
Ныне Теодор-Хейсс-платц.
113
Ныне Эрнст-Рейтер-платц.