Страница 28 из 69
Понемногу начинает светать. Возвращаются несколько фольксштурмовцев. Они явно с неохотой покинули теплые постели и, подойдя к нам, начинают жаловаться. Со стороны дороги, ведущей в Йоханнесштифт, доносятся звуки далеких взрывов. Выстрелы и взрывы становятся все громче и громче. Забираемся в траншеи и смотрим на расположенные впереди заросли живых изгородей, понимая, что если враг появится сзади, то мы не сможем увидеть его.
На тележке, в которую запряжена лошадь, приезжает наш повар Эрих. Он привозит нам горячий чай. Кроме того, нам выдают суп и по пол-литра шнапса на каждого. Наконец нам удается согреться. Блачек, вестовой лейтенанта, сообщает, что к полудню будет сдан Йоханнесштифт и нам не придется долго здесь оставаться.
Оставляем в траншеях большую часть боеприпасов, после того как лейтенант приказывает нам построиться. Рота войск СС, которая вчера прикрывала наш тыл за лесом, на позициях возле перекрестка, отступила сегодня на рассвете. Из этого следует, что наш отряд снова оказался в опасном положении. Мы быстро отступаем, двигаясь вдоль железнодорожного полотна. Где-то в лесу грохнул одиночный выстрел. Затем снова становится тихо, правда, не надолго. Шум боя, доносящийся сзади, со стороны дороги, становится громче. Теперь мы отчетливо слышим выстрелы из танковых пушек. Проходим мимо новых позиций, занимаемых войсками СС и отрядом гитлерюгенда.
Наш лейтенант вступает в разговор с офицером СС, который хочет, чтобы мы заняли окопы рядом с его солдатами, но мы отправляемся дальше. Нам нужно прибыть в Хакенфельде для получения нового приказа. Жители соседних домов выходят на порог и внимательно прислушиваются к звукам боя, который идет уже где-то совсем рядом. Отряды фольксштурма одеты в эсэсовскую форму, которая нелепо сидит на людях самого разного возраста. Это и совсем юные мальчишки из гитлерюгенда, и семидесятилетние старики. Всем им пришлось нарядиться в камуфляжную форму войск СС, взять в руки оружие и приготовиться в любую минуту вступить в бой. В некоторых местах проходы в уличных баррикадах уже заложены и за ними спрятались мальчишки из гитлерюгенда с панцерфаустами в руках.
Из-за туч пробивается солнце и ярким светом заливает окружающее пространство, которое представляет собой картину полного разрушения. Скорее всего, она будет еще более ужасной. Неподалеку стоят бронетранспортеры и пара огнеметных танков войск СС. Это единственная боевая техника, которой мы располагаем. Нехватки нет только в живой силе. Людей действительно много, но это главным образом старики и дети. Именно им предстоит проливать кровь в боях за столицу. После того как используют их, в ход пойдут женщины. Офицеры СС находят способы и средства пополнять ряды защитников Берлина.
Идем дальше по улицам. Горевшая ночью лесопилка сильно разрушена. Целым, похоже, остался лишь инструментальный завод. Он возвышается нерушимой скалой в океане безнадежной разрухи. Однако все окна в нем выбиты, они ощетинились острыми зазубренными осколками стекла, которые толстым ковром устилают мостовую.
Останавливаемся у заводских ворот, где караульные копают щели-убежища. Лейтенант входит в ворота и отправляется к командиру полка за новыми приказаниями. Тем временем мы садимся возле стены заводского корпуса и греемся на солнце. Какой-то отряд фольксштурма уже получает еду, и мы пристраиваемся к очереди, готовя котелки. Получаем по порции молочного пудинга с вареными сливами. Вообще-то нам не следует сейчас есть, потому что мы не знаем, что с нами может произойти через несколько часов, а в бой идти лучше с пустым желудком. Однако в данный момент нас больше беспокоит другое — мы ужасно голодны и неизвестно, когда нам удастся поесть в следующий раз, сегодня или завтра.
Во дворе между тем царит небывалое оживление. Вестовые и офицеры как сумасшедшие снуют туда-сюда, прибывая на завод и отправляясь в свои части на мотоциклах. Командиры отрядов фольксштурма, в большинстве своем одетые в форму функционеров нацистской партии, выходят из здания и строем уводят своих людей со двора. Уходят даже караульные, стоявшие на посту у заводских ворот.
Лязгая гусеницами, во двор въезжает танк. Когда он останавливается, из его башни вылезает генерал с золотым шитьем на петлицах и погонах. Его грудь увешана медалями. Он проходит вдоль строя солдат, готовя их к предстоящему бою, и рычит на тех, кто неправильно салютует ему. После этого он исчезает в здании, где расположен его командный пункт [81].
Возвращается наш лейтенант. Отныне мы являемся особой оперативной группой под прямым контролем командира полка. Мы отправляемся на передовую прямо сейчас. Пулеметы и панцерфаусты следует оставить на командном пункте. Унтер-офицеры говорят нам о том, какое пищевое довольствие нам причитается, и вскоре мы получаем по пять пайков на человека. Это означает, что нас ожидают самые непредвиденные обстоятельства, потому что иначе нам не досталось бы сразу столько еды. После этого мы строимся. Блачек сообщает нам, что домики, в которых мы оставили наше снаряжение, были сожжены отрядами полицейских, пытавшихся установить огневой вал на территории училища. Получается, что все наши вещи сгорели. Стоило ли возвращаться в Берлин с полной выкладкой, включая выданный нам второй комплект нижнего белья, и выполнять приказ о сохранности имущества вермахта, чтобы наши вещи сгорели в казармах полицейского училища! Однако, несмотря ни на что, подобные мысли не должны нас беспокоить, потому что теперь мы настоящие солдаты в полном смысле этого слова. Наш батальонный командир добился наконец своего. «Личные воспоминания недостойны молодого солдата…»
Мы проходим через заводские ворота. Несколько женщин и молодых девушек стоят возле домов и суют нам хлеб и кружки с горячим кофе, когда мы проходим мимо них. Войска двигаются по дороге в обоих направлениях и рассеиваются по переулкам. Нам навстречу идет отряд фольксштурма, отправляющийся на передовую. Мы видим полные страдания лица взрослых мужчин. В том же направлении идет и офицер войск СС с пистолетом в руке, который разворачивает всех, кто смеет повернуть обратно, даже раненых. Он гонит на передовую даже двух солдат, несущих котел с едой для своих товарищей.
Штабс-фельдфебель идет рядом с нашей колонной и предупреждает о том, что нам следует остерегаться этого лейтенанта СС. Он застрелит любого, кто осмелится не подчиниться его приказу и вернуться, даже несмотря на ранения. У него на груди Рыцарский крест, и раньше он командовал штрафным батальоном, печально прославившимся огромными потерями. Людей безоружными гнали на вражеские позиции, и, как только в батальоне никого не оставалось, в него набирали заключенных, политических и уголовных преступников, которым давали возможность искупить на передовой свои прегрешения перед рейхом. После того как батальон и в таком составе был выбит полностью, его наградили Рыцарским крестом, и теперь, судя по всему, он получит и дубовые листья к кресту прежде, чем закончатся бои в Берлине.
Большие жилые дома остаются позади, и улица становится шире. Справа тянется забор инструментального завода, а слева небольшие частные дома с садами [82]. Под деревьями вырыты щели-убежища, в которых сидят мальчишки из гитлерюгенда в огромных, не по размеру, касках с панцерфаустами в руках. В ночи слышны звуки далекого боя, доносящиеся откуда-то справа, по всей видимости, из Нордхафена, где сейчас, наверное, самое пекло. Потом начинают стрелять где-то впереди, среди деревьев. Дома остаются позади, и шоссе уводит нас в лесной массив. Мы видим дорожный указатель. На одной его стороне написано «Большой Берлин», на другой — «До Фельтена 17 километров». Мы находимся в северо-западной части города, там, куда врагу еще не удалось глубоко внедриться. Перед нами простирается широкое поле, по которому можно добраться до леса. Справа от нас шоссе сворачивает прямо в лес [83]. Отряды войск СС и фольксштурма двигаются вперед, держась обеих сторон дороги. Нам предстоит пробежать через все поле и занять траншеи, протянувшиеся вдоль кромки леса. Слева находится лагерь для иностранных рабочих, принадлежащий инструментальному заводу. Прямо за ним находится противник, обстреливающий нас из пулеметов и винтовок. Бежим под свист пуль через поле. Поле плоское, как тарелка, укрыться негде. Наше единственное спасение — скорость. Приходится бежать очень быстро. Окопы пусты, но если мы не успеем занять их, то в них засядет враг, и тогда мы угодим прямо в их «распростертые» объятия. Наконец, мы добегаем до леса, который укрывает нас от огня вражеской пехоты. Торопливо запрыгиваем в окопы. Лейтенант и штабс-фельдфебель уже здесь, они добрались по ходам сообщения, тянущимся от самой дороги. Лагерь иностранных рабочих находится всего в нескольких метрах от нас. За деревьями справа видна вздымающаяся ввысь заводская дымовая труба. По всей видимости, сам завод уже занят противником.
81
Группенфюрер СС Хейсмайер, генерал-инспектор школ НАПОЛА («NAPOLA»), командовал боевой группой гитлерюгенда «Хейсмайер» в Шпандау, но, по свидетельству Леманна, благословив своих подопечных на великие подвиги, вылетел в Альпы, в Гандау, к своей жене Гертруде Шольц-Клинк, которая была известна тем, что возглавляла женский аналог гитлерюгенда, «Союз немецких девушек». О своем отъезде он не сообщил лидеру молодежи Третьего рейха Артуру Аксману, перед которым нес ответственность за вышеназванную юношескую боевую группу, и его поступок был расценен как дезертирство.
82
Все то же поместье Вальд Зидлюнг.
83
В 1998 году в этом месте была построена тюрьма для малолетних преступников.