Маркиз должен жениться

Оливер зарычал. Он унаследовал громадное поместье, где едва сводил концы с концами. О доходах приходилось только мечтать.

Гейб выскочил из-за стола.

— Бабушка! Ты не можешь так поступить! Девочкам негде будет жить! А нам с Джарретом что делать?

— Полагаю, вы вполне можете жить здесь, в Холстед-Холле, — бесстрастно ответила она.

— Ты прекрасно знаешь, что это невозможно. Мне придется открывать дом, обустраивать его, — возразил Оливер.

— А Господь это ему запрещает, — не без сарказма заметил Джаррет. — Кстати, у Оливера есть на что жить, он получает кое-какой доход с поместья. Если мы все выполним твой приказ, а он откажется, остальные будут наказаны несправедливо.

— Тем не менее, таковы мои условия, — холодно отрезала бабушка. — Я не собираюсь торговаться, мой мальчик.

Конечно, Джаррет мог говорить все, что хочет, но бабушка отлично знала: Оливер не оставит своих родных братьев и сестер без поддержки. Воспользовавшись привязанностью детей друг к другу, она таки сумела заставить молодежь плясать под свою дудку.

Блестящий план, дьявольский, но блестящий! Скорее всего, он единственный, какой может сработать.

Касалось бы дело одного Джаррета, он вполне мог бы послать бабушку к черту, но он ни за что не решится обездолить своих сестер, обречь их на жизнь старых дев или гувернанток. Минерва, которая немного зарабатывала литературным трудом, могла бы фыркнуть, с презрением отвергнуть бабушкины условия и постараться прожить на собственные доходы, но бедности других она бы не вынесла.

Каждый из них станет беспокоиться об остальных, а это значит, что все будут делать то, что им приказала бабушка, даже Оливер.

— Если бы ты постарался, — продолжала она, — поместье давало бы доход. Вы пятеро разделили бы между собой хозяйственные обязанности… — Она бросила на Оливера лукавый взгляд. — Если бы твой брат больше интересовался делами, а не гулянками и всякого рода девицами, то доходов могло бы хватить на всех.

Оливер заставил себя промолчать. Бабушка прекрасно знала, почему он с трудом переносит даже краткое пребывание в этом доме. Отец женился на матери ради денег, чтобы спасти родовое гнездо. Оливер не допустит, чтобы это проклятое поместье разрушило его жизнь так же, как разрушило жизнь родителей.

— Мне известно, — продолжала бабушка, — что Оливер недавно продал последние остатки семейной собственности, не ограниченные майоратом. И все для того, чтобы заплатить ваши общие долги, джентльмены, раз я вам отказала. Больше продавать нечего. Если вы желаете продолжать жить с удобствами, моя поддержка вам необходима.

Черт возьми, она права. Если не будет дома в городе и у братьев не будет жилья, им всем придется жить здесь, в том числе и самому Оливеру, ведь упомянутые бабушкой остатки собственности как раз и были до последнего времени его домом в городе. Обдумывая создавшееся положение, Оливер жил у братьев, но он и вообразить не мог, что дело дойдет до того, что на доходы от имения придется жить всем, включая их будущих жен и детей.

Неудивительно, что бабушка с таким успехом управляла пивоварней последние двадцать два года. Это же настоящий Макиавелли в юбке!

— И кто же тогда унаследует пивоварню Пламтри? — спросил Оливер. — Неужели ты не оставишь ее Джаррету, как хотел дед?

— Я завещаю ее вашему кузену Десмонду.

Джаррет зарычал, а Минерва воскликнула:

— Нельзя этого делать! Десмонд тут же ее разорит!

Бабушка пожала плечами.

— А мне-то какое дело? Я уже буду на том свете. Если вы не захотите ничего сделать, чтобы пивоварня осталась в семье, то какая разница, что с ней будет?

Тут не выдержала Селия и вскочила на ноги.

— Бабушка, ты же знаешь, что сделает Десмонд. Он наберет на работу детей и замучает их до смерти! — Селия со всей страстью боролась против эксплуатации детского труда. — Ты только посмотри, что творится у него на фабрике. Нельзя оставлять ему пивоварню!

— Я могу завещать ее кому хочу, — холодно проговорила бабушка.

Наверняка она блефует, решил Оливер. Бабушка ненавидит Десмонда не меньше, чем любой из них. С другой стороны, блеф не ее стиль.

— Может быть, ты и супругов нам выберешь? — с горечью спросил он.

— Нет. Это я предоставляю вам сделать самим. Я слишком долго вам потакала. Теперь и вы должны внести свой вклад в благополучие семьи, то есть обеспечить появление следующего поколения, к которому перейдет мое наследство.

Селия бессильно упала в кресло.

— Мы с Минервой не можем просто взять и выбрать себе мужей. Нам придется ждать предложения. А если никто нас не захочет в жены?

Бабушка картинно закатила глаза.

— Вы обе — очаровательные молодые леди. Мужчины не сводят с вас глаз. Если ты, Селия, прекратишь соревноваться в стрельбе с друзьями твоих братьев, кто-нибудь из них тут же сделает тебе предложение. А если Минерва бросит писать эти жуткие готические романы…

— Ни за что не брошу! — воскликнула Минерва.

— По крайней мере, возьми псевдоним. Не понимаю, зачем надо повсюду признавать, что именно ты — автор этих скандальных историй?

Бабушка перевела взгляд на Джаррета и Гейба.

— А что касается вас, мои дорогие, то ты, Джаррет, мог бы хоть изредка бывать на балах, а не торчать ночи напролет в игорных заведениях. А ты, Гейб… — Бабушка тяжко вздохнула. — Если ты перестанешь гоняться наперегонки с первым попавшимся идиотом, который бросит тебе вызов, то найдешь время выбрать невесту. Вы, молодые люди, вполне способны убедить приличную женщину выйти за вас замуж. Во всяком случае, с актрисами и шлюхами у вас все прекрасно получается.

— О Боже! — пробормотал Гейб. Уши его горели. Одно дело затащить в постель веселую девицу, и совсем другое — слушать, как об этом рассуждает твоя бабушка.

Теперь бабушка в упор посмотрела на Оливера.

— Об Оливере и говорить нечего. Мы все знаем, что он обладает неоспоримым преимуществом — титулом.

— И помним, к чему привел наших родителей обмен титула на деньги, — с сарказмом в голосе закончил он ее фразу. Лицо бабушки исказилось от боли, но Оливер сумел подавить в себе вспыхнувшее чувство вины. Если она желает принудить их к браку, то должна осознавать возможные последствия.

В ушах Оливера все еще звучали последние слова матери: «Ты — позор семьи!» По его спине пробежал холодок, он шагнул к двери и обернулся к бабушке:

— Можно мне переговорить с тобой наедине?

Бабушка вздернула седую бровь.

— Изволь, мой друг.

Выйдя за дверь, он тут же произнес:

— Навязав меня в качестве супруга какой-либо несчастной женщине, ты ничего не изменишь.

— Ты уверен? — Взгляд ее голубых глаз сделался мягче. — Оливер, ты лучше, чем стараешься выглядеть.

О Господи! Если бы она знала!

— Но я таков. Пора бы тебе смириться с этим. Мама смирилась.

Старая дама побледнела.

— Я знаю, ты не любишь говорить о той ночи…

— Не люблю, — отрезал Оливер. — И не буду.

— Не хочешь говорить; потому что винишь меня.

— Черт возьми, это неправда! — Он винил лишь себя. Если бы в тот день он отправился следом за матерью! Если бы сумел убедить бабушку! Если бы, если бы, если бы… — Я не виню тебя ни за что в прошлом, но буду винить за то, что ты собираешься нам навязать.

— Но даже ты должен понимать: надо что-то делать!

— Зачем? Минерва и Селия рано или поздно выйдут замуж, а Джаррет с Гейбом повесничают, это просто молодость. Скоро они остепенятся.

— Но не ты.

— Со мной все иначе.

— Почему иначе?

— А почему ты вдруг заспешила с этим делом? Зачем мы все должны вступить в брак?

— Ответь на мой вопрос, и я отвечу на твой. Значит, она хочет заставить его признаться в грехах. Ну нет. Этому не бывать.

— Когда-нибудь, — продолжала бабушка, поняв, что ответа не будет, — тебе придется рассказать о той ночи. Только так ты сможешь переступить через это.

— Я уже переступил. — Оливер резко повернулся к двери.

Вслед ему прозвучал голос бабушки: